глубоко, вспомнила спряжение французских глаголов и ответила мягко и ровно, как и подобает благовоспитанной особе:
- Такой артефакт у меня имеется. Если соблаговолите подождать буквально пару минут, я Вам его принесу.
Я даже немного погордилась своей выдержкой и тактом, так почему Алексей Михайлович вздрогнул, словно я его ударила, и скривился, точно от площадной брани? А ещё нас, дам, странными да непоследовательными называют…
Решив оставить размышления о завихрениях и потёмках мужской души до той минуты, когда лягу спать, я вежливо присела, плавно, как и подобает благовоспитанной барышне, повернулась и отправилась к себе за артефактом. У лестницы не утерпела, обернулась и поймала взгляд господина Корсарова, коий смотрел на меня со жгучей смесью интереса, тоски и ещё чего-то, что романистки обтекаемо называют трепетными чувствами, воле и разуму не подвластными. Кажется, господин следователь испытывает ко мне отнюдь не служебный интерес… От такого открытия я широко улыбнулась, на одной ножке крутнулась и даже в ладоши прихлопнула, силой воли сдерживая неуместный по ночной поре визг восторга. Боже, я так счастлива не была, даже когда мне Петенька в любви признавался! Ой, как же я могла забыть, у меня же Петенька есть. Я прикусила губу, испытывая горькое разочарование, словно меня пригласили на пышный бал, пообещав волшебный праздник с танцами и угощением, а вместо безудержного веселья я весь вечер простояла у стеночки. Право слово, кажется, я начинаю понимать, что означали слова поэта: «Ум с сердцем не в ладу». Я тряхнула головой, списывая смятение на усталость, как-никак время позднее, все в доме уже крепко спят, только мы с Алексеем Михайловичем следствие ведём, как здорово, право! И романтично: ночь, луна, красивый мужчина с манящим, словно пламя свечи мотылька, флёром таинственности, загадочное преступление и прелестная (надеюсь, так оно и есть) молодая девушка. Мне нужно непременно быть полезной господину Корсарову, чтобы он и впредь брал меня в свои помощницы при расследованиях. Я поспешно вытащила из ларчика нужный артефакт, крепко зажала его в кулаке и слетела по лестнице со всей возможной поспешностью. На последней ступеньке едва не слетел башмачок с правой ноги, я оступилась и непременно упала бы, не подхвати меня Алексей Михайлович. На миг я оказалась прижата к его широкой груди, ощущала исходящий от него горьковато-полынный аромат, от коего странно щемило сердце и чуть кружилась голова. Я прерывисто вздохнула и непроизвольно приподняла голову, облизнув отчего-то пересохшие губы. Тёмные, в царящем вокруг нас полумраке кажущиеся совсем бездонными, глаза господина следователя скользнули к моим губам и словно бы прикипели к ним. Я судорожно, прерывисто вздохнула, инстинктивно прильнув чуть крепче к держащему меня мужчине, но тут господин Корсаров хрипло, с полустоном выдохнул и каким-то одним плавным, более подобающим зверю, нежели человеку, движением отстранился, разом став неприступным, точно Смоленская крепость, кою целый год, а то и более, враги осаждали и так и не смогли взять.
- Вы принесли светильник?
Голос Алексея Михайловича был таким хриплым, что я скорее угадала, чем услышала его слова, молча кивнула, подавляя разочарование, совершенно необоснованное, более того, с точки зрения хорошего тона даже неподобающее, и протянула ему артефакт. Господин следователь протянул руку, на миг наши пальцы соприкоснулись, обдав меня таким опаляющим жаром, что я невольно вскрикнула и отдёрнула руку. Господин Корсаров точно так же вздрогнул и отпрянул, артефакт упал на пол, возмущённо мигнул и засиял столь ярко, что у меня из глаз невольно потекли слёзы.
- Можно как-нибудь выключить эту дрянь? – прошипел Алексей Михайлович. – Она же всех своим свечением перебудит.
Мне в руки ткнулось что-то круглое и горячее, даже немного пульсирующее. Я дрожащими от волнения пальчиками поспешно надавила на вправленный в золото камень, медленно досчитала до трёх, сделала глубокие вдох и выдох, опять надавила на камень, с чувством глубокого удовлетворения отмечая, как он становится всё холоднее, а значит, уменьшается и его свечение.
- Вынужден признать: Вы действительно неплохо разбираетесь в артефактах, - приглушённый шёпот господина Корсарова был для меня слаще ангельского пения, я так и расцвела улыбкой, точно яблоня по весне, но вовремя вспомнила слова своего наставника о том, что скромность есть лучшее качество настоящего мастера, и негромко поблагодарила, стараясь, чтобы голос прозвучал вежливо и ровно:
- Благодарю Вас.
Алексей Михайлович дёрнул щекой, помрачнел, словно вместо благодарности площадную брань услышал, и сухим деловым тоном приказал:
- Если Вас не затруднит, сударыня, отойдите к лестнице и осмотрите всё там самым внимательным образом.
- Мне искать что-нибудь конкретное? - честно говоря, я не видела смысла в каких-либо розысках, ведь и так было понятно, что Оленька споткнулась в темноте и упала, однако спорить со следователем не стала. Не дело барышне поучать мужчину, особенно в вопросах, в коих он по определению разбирается лучше.
- Всё, что покажется Вам странным, неуместным или же лежащим не на своём месте.
Ух ты, какая размытая формулировка, точно цитата из философского трактата, над коим дядюшка, Фёдор Витольдович, любит после обеда похрапывать. Ну что ж, раз иного приказа нет, будем искать всё странное. А вот интересно, излишне пристальное внимание господина следователя к сему заурядному происшествию странным считать? Чуть посмеиваясь над излишней бдительностью господина следователя и гадая, связана ли она с желанием произвести впечатление (хорошо бы, коли так), я отошла к лестнице и присела на корточки, старательно глядя по сторонам. На первый, самый поверхностный взгляд, ничего подозрительного не было: кое-где пол нужно наново навощить, нижнюю ступеньку лучше заменить, прохудилась она, как бы под чьей-нибудь стопой не проломилась окончательно. А вот там, в уголке, что такое? Я сделала небольшой шажочек в сторону, наклонилась пониже, всматриваясь в серебристый прямоугольник, лежащий на полу. Странная штучка, где-то я её видела, причём неоднократно. Я взяла загадочную вещицу в руки и расплылась в понимающей улыбке. Ну конечно, как же я сразу не догадалась, это же пряжка с домашней туфли Прохора Милорадовича, ему эту пару маменька торжественно вручила в самый первый день, как они к нам приехали. Только что эта пряжка у лестницы делает? Вечером, когда мы все за ужином собрались, она совершенно точно была на обуви, я это очень хорошо запомнила, мне Прохор на ногу наступил и даже не извинился, я свою ножку из-под его лапищи едва ли не силой выдирала.
- Алексей Михайлович, - я очень старалась, чтобы охватившее меня торжество не проскользнуло в голосе, а то мало ли, вдруг окажется, что ничего важного в
