Больше всего путешественники переживали за подорожную Славки — уж свиток тот за серебрушку и кружку пива сочинил полупьяненький писарчук в какой-то придорожной корчме. И подписей всяких залихватских начёркал разными перьями, неразборчивых и витиеватых как у министра. Даже две печати — одну влепил замотанный до ругани почтовый письмоводитель на станции, а другую обманом выдурили у купеческого приказчика. Лен самолично посыпал затем сушёным порошком толчёных гнилушек, шепнул чего надо — сияли теперь так колдовским светом, словно и в самом деле, королевской канцелярией да магиками ставлены.
И кстати, уже в воротах выяснилось, что путешественников ждут. Здешний чародей, оказавшийся не абы каким светилом в науке по части всяких хороших и не очень небесных знамений, получил из столицы Хрустального Сокола. На самом деле то особо мощное и весьма хитроумное заклятье, которое только Архимагу, да ещё и с помощью оравы волшебников, и было доступно. Быстрое и бесшумное, оно доставило звездочёту приказ о двух частях. Первое — рассказать от таких вот и разэдаких положениях светил.
А второе — посвятить в то же самого Лена и его банду.
Вот молодой ведун после ужина и вышел прогуляться по оказавшемуся немаленьким городу. Проветриться, подумать, вчувствоваться, пока звездочёт перерывал архивы да рожал краткий отчёт о положениях светил да что оно всё значит. Правда, здешний бургомистр, которого, судя по запашку, сдёрнули если не с благоверной, то с гулящей девицы точно, долго кряхтел и вздыхал, не в силах ничего уразуметь. И не придумал ничего лучше, чем отправить в сопровождение к непонятному гостю десяток стражников с приказом смотреть в оба.
Парни оказались свои, с понятием. Когда Лен перво-наперво затащил тех в трактир да угостил с морозца горячим вином, чиниться и отнекиваться не стали. Мало ли, что не положено? Мороз-то нешутейный, а на кольчужку два полушубка не натянешь… И вот теперь солдаты с десятником, которых ведун оставил в лунной тени под соседним зданием (да зачем глаза мозолить, прохожих копьями и обледенелыми усищами пугать?), наверняка угорали со смеху, глядя как распалялся, подпрыгивал и уже почти вопил тщедушный жрец.
– Склонись перед Белым Богом, паря, не гневи его!
Ох ты, мастерица-Весёнка, до чего ж они все предсказуемы! Так и хотелось Лену поинтересоваться — а кто, кто здесь бог-то? На что все жрецы не моргнув глазом важно ответствовали, что бессмертного сейчас и в самом деле тут нет, так что преклонить колени и смиренный дух следовало перед слугой божьим.
"Перед слугами спину не гну!" — обычно после такой отповеди попы менялись в лице и отставали. Да нет, этот настырный, сейчас того и гляди навернёт чем… нет бы задуматься и понять, что силком к таким делам не тащат. Сам должен прийти, с чистым сердцем, будь ты человек или гном, пусть даже лесовая тварь ушастая. Елф, в смысле.
Но всё же, Лен сдержался, промолчал. Пусть его. Однако на всякий случай он еле заметно повёл плечами, натягивая на себя защиту словно незримую броню. И точно — стоило и дальше игнорировать жреца, как тот, осмелев от кажущегося ощущения безопасности, замахнулся каким-то вонюче-чадящим, блестящим на цепочке шаром.
Ну-ну…
Обострившийся в тишине слух молодого ведуна даже безо всяких особых мер расслышал, как в тени под соседним зданием что-то булькнуло, кто-то с блаженством выдохнул. Захрустел яблочком. А потом под лунный свет высунулся здоровенный даже на зависть самому Лену десятник, и его кулачище в меховой рукавице, не уступавший сейчас размерами даже голове, предупреждающе качнулся в морозном воздухе.
– Слышь, святой отче — не балуй… — примирительно просипел служака и скрылся опять.
С ненавистью и сомнением жрец посмотрел на невозмутимой скалой возвышавшегося над ним колдуна. Потоптался, смешно поддёрнул свою рясу и трусцой припустил к надёжному и понятному пристанищу своего бога. Ну их, эти непонятные дела, — так и говорила его унылая фигура.
Однако Лен забыл о доходяге едва ли не раньше, чем тот скрылся из глаз и за ним хлопнула покрытая росписями высокая дверь храмовых ворот. Да, вот именно здесь, на этом месте… прямо под ногами — точка приложения сил. То самое, неощутимое положение, куда медленно стекались потоки незримых сил и откуда можно было распоряжаться ими легко и просто. Если накрывать своей волшбой весь Майсинг — от мора защищать или непогоду усмирить — самое место.
– Десятник, — негромко позвал ведун, у которого от пребывания в особой точке уже едва пар из ушей не валил.
От подоспевших парней на морозе этак аппетитно попахивало медовой настойкой — но в меру. Разрумянившиеся и повеселевшие, они с ленивой уверенностью на совесть обученных вояк подошли, иногда звонко побрякивая оружием и глухо — доспехами под тёплой одеждой.
– Вот здесь, на этом самом месте — точка приложения Сил для всего города. Случайно нашёл… — чуть смущённо обозвался Лен. Уж он слыхал, что найти таковое почиталось удачей. А бывало ещё, что в некоторых городах такие точки гуляли, и тогда вся морока начиналась по-новой.
Стоило отдать десятнику должное, тот и понял всю важность сразу, и деятельность развил бурную. Несколько парней помчались будить гильдию каменотёсов, да собирать по храмам жрецов. Будить нещадно, ежели дрыхнут уже!
– Вона какие дела, — передёрнувшись то ли от мороза, то ли с острастки, смущённо поведал солдат. — Прошлый год тоже искали, да не в этой стороне. А оно вона что, на храмовой площади…
Каменотёсы подоспели первыми, и Лен с любопытством стал следить за их работой. Перво-наперво они обозначили вбитыми прямо в расщелины меж булыжниками тонкими клиньями само место вокруг ведуна, и только сейчас согнали его. Затем принялись маятником с каким-то колдовски мерцающим огоньком нечто там вымерять. Поначалу что-то не срасталось — но затем искорка разгорелась, бросая на взволнованные лица качающиеся сполохи.
Жрец солнца пошептался с полусонной жрицей луны, они взяли в круг ещё нескольких подоспевших служителей, образовали вокруг диковинного сооружения кольцо, затянули песню. В принципе, тут годилась любая, не противоречившая любой из религий — но даже и в этом обозначился не абы какой склад ума здешних — в слегка похабной песенке Лен признал старую балладу об удалом кирасире и юной пастушке, а также что у них там потом на сеновале вышло. Постепенно чуть писклявые и сиплые на морозе голоса зазвучали в лад, окрепли.
В лица потянуло теплом, а на оградке из вбитых железных колышков заплясали синеватые огоньки святого Хельма. Запахло горячим ветром, пахнуло грозовой свежестью, а над самим местом вымахнул к удивлённо потускневшим звёздам столб света.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
