– Но хоть в сарае-то можно?
Воздух пропитан сыростью, промозглый, гадкий. Удивительно, как быстро меняется погода в середине лета.
Ланзерот остановил меня повелительным жестом. Все смотрели на меня настороженно, принцесса взглянула с испугом и надеждой.
– Кто там был? – спросил Ланзерот беспощадно.
«Он в самом деле мог бы стать великим инквизитором, – мелькнуло у меня в голове. – Или великим чекистом».
– Огонь там был, – ответил я. – Разожженный очаг. И можно бы…
– Что можно, у тебя не спрашивают, – оборвал Ланзерот. – Знай свое место!..
Бернард чуть опустил веки. Я понял, мне сочувствуют, но Ланзерот прав. Я должен выложить все факты. А с советами и предположениями меня, может быть, и допустят. После того, как благородные обсудят эти факты.
– Я зашел, – ответил я послушно, – увидел горящий очаг… сел посушиться.
Бернард сказал хмуро:
– Ланзерот, чего ты хочешь? Парень из глухой деревни. У него голова такая. Круглая. Увидел огонь – сел греться. Увидел бы кусок сыра на столе – тут же его в пасть. Он что, должен окропить все углы святой водой? Да он и молитв не знает!.. Они там просто живут и радуются жизни.
Ланзерот окинул меня подозрительным взглядом, но сказать ничего не успел, из повозки вылез священник. Я увидел бледное разъяренное лицо, что надвинулось, как ураган, в ушах зазвенели колокола, поспешно сбежал с крыльца. На бегу увидел, как оттуда как ветром сдуло Бернарда и Рудольфа, даже Ланзерот вернулся к повозке, морщась и недовольно покачивая головой.
Удерживая коней, что-то уж слишком трясутся и пытаются удрать, мы смотрели, как священник на крыльце расплескивает освященную воду из чаши. Капли воды тускло сверкают, как брызги расплавленного олова. Сильный визгливый голос доносился сквозь фырканье коней, ржание и громыхающие голоса мужчин. Я уловил знакомые слова «Езус Кристос», «Домини», но догадался, что «Аминь» услышу не скоро.
Простолюдин в этом мире безголос как при выборах короля, так и в выборе стоянки. Священник заклинал долго, громко, страстно. По его настоянию от загадочного домика отошли как можно дальше, чтобы и не видеть вовсе, остановились на привал среди деревьев на полянке без ручья, дали короткий отдых животным, обсохли, пообедали, и снова деревья потекли в обе стороны, исчезая за спиной, как компьютерные спецэффекты.
Глава 15
В этот день произошел еще один неприятный инцидент, когда я едва не получил в зубы от Ланзерота. Оказывается, чересчур приблизился к повозке. Собственно, я и собирался приподнять краешек полога и посмотреть хоть одним глазом, но изнутри меня заметили раньше: из щели выдвинулось рыло арбалета. Толстая металлическая стрела смотрела прямо в грудь, а я прекрасно знал, что такая пробивает даже рыцарские доспехи.
Мне почудилось, что арбалет держат нежные руки принцессы, но удостовериться не успел: сзади за плечо грубо рванули. Я не удержался на ногах, небо и земля поменялись местами. Лежа на спине, увидел разъяренное лицо Рудольфа. За его спиной Ланзерот сунул меч обратно в ножны, отвернулся и ушел. С холодком я понял, что Рудольф, по сути, спас мне жизнь.
– Еще раз сунешься, – прорычал Рудольф, – зарублю сам. Без предупреждений.
– Да ладно, – ответил я смиренно, – это я так… грешен ведь…
Он взглянул на меня пронзительно.
– Да? А то уж я начал сомневаться, не ангел ли с нами.
Голос был язвительным, я вспомнил, что они при каждом поводе и без повода вставляли крылатые фразочки насчет собственной грешности, как все командировочные в Москве напоминают себе, что приехали по делу, а не по бабам. Упустил я эту особенность, упустил, не видел прикола.
– Да это я так, – ответил я еще смиреннее. – Я настолько грешен, что даже и не упоминаю. Это должно быть видно.
Он посмотрел на меня, побледнел и заметно напрягся.
– Вообще-то, да, – процедил сквозь зубы.
Я сам отодвинулся, чтобы не заставлять отступать гордого воина, а они все гордые, пошел таскать ветки для костра. Правда, зря. Когда принес целую вязанку, гордясь собой, коней уже седлали в дорогу, а волы стояли запряженные.
Ланзерот и Бернард вылезли из повозки, Бернард отряхивал ладони. Принцесса ступила на подножку, Ланзерот галантно подал ей руку. Она едва коснулась его ладони кончиками пальцев, но все же коснулась, и мое сердце кольнуло. Рыцарь, как же. Говорят, их даже учат стихи складывать, не только мечом махать. А вот про валентность водорода не знает.
Тут же устыдился, ведь и сам не знаю, только в ушах застрял этот таинственный термин. Не то из физики, не то из химии. Но не политика, точно. Вообще я временами свинья редкостная… Однако все равно даже у Ланзерота, не говоря уже о Бернарде, видок самый обычный, обыденный, никакой просветленности, словно в повозке ворочали камни, а не прикладывались к святому ковчегу. Или священной раке.
Я выбрал время, когда Бернард хмурился чуть меньше, подъехал и льстиво заикнулся, что раз уж посчастливилось быть так близко к святым мощам, то, может быть, будет дозволено коснуться святого ларца или сундука. Может быть, и ко мне сойдет частица божественной благодати? Лучше буду драться…
Бернард не выругал, не погнал, как я страшился, лишь наморщил лоб, буркнул:
– Да-да, сможешь…
Я не поверил, переспросил:
– А… когда?
Бернард окинул с головы до ног внимательным взглядом.
– Раз уж ты с нами… Обещаю, увидишь раньше, чем въедем в ворота нашего замка!
Сказал и тут же пустил коня вперед, будто пожалел, что такое брякнул. Ведь слово не воробей, вылетит – таких поймаешь… От того же Ланзерота, не говоря о священнике.
Бернард скрылся из вида за деревьями, я заорал, погнал коня вперед, обогнал Бернарда, вихрем пронесся по широкой лесной дороге. Деревья стоят редко, под ветвями плотная тень, а все вокруг уже залито золотым солнцем, от недавнего дождя ни следа, все подсохло, птицы поют и весело порхают между деревьями, а вон там широкая поляна, а за ней целая роща дубов, там могут пастись свиньи, желуди покрыли землю плотным слоем, блестящие бока блестят, как свежая циновка…
Дорога раздвоилась. Широкая и протоптанная, повела вправо, однако блистающая фигура на блистающем коне избрала, конечно же, путь мужчин: узкую колею, местами уже заросшую травой. Из-под ног пошло прыскать мелкое зверье, успевшее выкопать здесь норки.
Еще часа через два я увидел, как справа из-за леса выдвинулся немалый город, обнесенный стеной. Бернард кивнул, обронил хмуро:
– Крепость Оленсбург. Подлые трусы… Мы просили прислать нам помощь, отказали. А теперь смотри…
Оленсбург только назывался крепостью, теперь это довольно большой город, а сама крепость торчит в самой середине. Даже издали видно, что народ кишит, как муравьи, на окраине. За последние годы город явно разрастался быстро, крепостной стены вокруг него уже не возводили, но сейчас город огораживают даже рвом и валом. На наших глазах люди спешно строили баррикады между окраинными домами, а в самих домах закладывали кирпичами окна и двери.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
