Многие из говоривших выдвигали ту точку зрения, – особенно решительно ее выдвигал тов. Подбельский, – что проект в том виде, как он вам представлен, является неверным. Доказательства тов. Подбельского были в высшей степени странными. Вроде, например, того, что в параграфе первом революция названа революцией такого-то числа. Это почему-то напомнило тов. Подбельскому, что будто бы даже эта революция за номером. Я могу сказать, что мы в Совете Народных Комиссаров имеем дело с очень многими бумагами за номерами и часто от этого устаем, но зачем же переносить это впечатление и сюда? Ну при чем тут, в самом деле, номер? Мы определяем день праздника и чествуем его. Как же можно отрицать, что именно 25 октября власть взята? Если вы это попробуете изменить как-нибудь, то это будет искусственно. Если вы назовете революцию Октябрьско-Ноябрьской, то тем самым дадите возможность сказать, что дело сделано не в один день. Но, конечно, она происходила в более долгий период – не за октябрь, не за ноябрь и даже не в год. Тов. Подбельский нападал на то, что в одном из параграфов говорится о предстоящей социальной революции. Он изображал на этом основании программу, как чуть ли не какое-то покушение на «оскорбление ее величества» – социальной революции. Мы в социальной революции находимся, а нам говорят о ней, как о предстоящей! Такой довод явно несостоятелен, ибо у нас в программе речь идет о социальной революции в мировом масштабе.
Нам говорят о том, что мы подходим экономически к революции. Нужно это или нет? Здесь многие увлекающиеся товарищи договорились до всемирного совнархоза и до подчинения всех национальных партий Центральному Комитету РКП. Тов. Пятаков чуть не договорился до этого. (Пятаков (с места): «А разве вы думаете, что это было бы плохо?») Если он сейчас бросает замечание, что это было бы недурно, то я должен ответить, что если бы что-нибудь подобное стояло в программе, то критиковать ее не было бы надобности: авторы такого предложения сами бы убили себя. Эти увлекающиеся товарищи не приняли во внимание, что в программе мы должны исходить из того, что есть. Один из этих товарищей, кажется Суница, который очень решительно критиковал программу, как убогую и т. д., один из этих увлекающихся товарищей сказал, что он не может согласиться, что должно быть то, что есть, а предлагает, что должно быть то, чего нет. (Смех.) Я думаю, что эта формулировка вопроса по своей явной неверности возбуждает смех законно. Я не говорил, что должно быть только то, что есть. Я говорил, что мы должны исходить из абсолютно установленного. Мы должны пролетариям и трудящимся крестьянам сказать и доказать, что коммунистическая революция неизбежна. Сказал ли кто-нибудь здесь, что этого говорить не нужно? Если бы кто-нибудь попробовал такое предложение выдвинуть, то ему доказали бы, что это не так. Никто ничего подобного не сказал и не скажет, ибо несомненен тот факт, что наша партия пришла к власти, опираясь не только на коммунистический пролетариат, но и на все крестьянство. Неужели мы ограничимся только тем, что скажем всем этим массам, которые сейчас идут с нами: «Дело партии только проводить социалистическое строительство. Коммунистическая революция сделана, осуществляйте коммунизм». Такая точка зрения несостоятельна в корне, теоретически неверна. Наша партия впитала в себя прямо, а еще более косвенно, миллионы людей, которые сейчас разбираются в вопросе о классовой борьбе, в вопросе о переходе от капитализма к коммунизму.
Теперь можно сказать – никакого преувеличения в этом, конечно, не будет, – что нигде, ни в какой другой стране не интересовалось так трудящееся население вопросом о превращении капитализма в социализм, как теперь у нас. Об этом у нас думают гораздо больше, чем в какой-нибудь другой стране. Неужели же партия не должна дать ответа на этот вопрос? Мы должны научно показать, как эта коммунистическая революция пойдет. В этом отношении все остальные предложения половинчаты. Вычеркнуть это полностью никто не хотел. Говорили неопределенно: может быть, можно сократить, не цитировать старой программы, потому что она неверна. Но если бы она была неверна, как бы мы могли исходить из нее в течение стольких лет нашей работы? Может быть, будет у нас общая программа, когда создастся всемирная Советская республика, до тех же пор мы наверно напишем еще несколько программ. А писать их сейчас, когда существует только одна Советская республика на месте старой Российской империи, было бы преждевременно. Даже Финляндия, которая, несомненно, идет к Советской республике, еще не осуществила ее, – Финляндия, которая отличается от всех остальных народов, населявших прежнюю Российскую империю, большей культурностью. Так что претендовать сейчас на то, чтобы дать в программе выражение законченного процесса, было бы величайшей ошибкой. Это было бы похоже на то, как если бы мы сейчас в программе выставили всемирный совнархоз. А между тем к этому уродливому слову «совнархоз» мы сами еще не сумели привыкнуть, с иностранцами же, говорят, бывают случаи, когда они ищут в справочнике, нет ли такой станции. (Смех.) Эти слова мы не можем декретировать всему миру.
Чтобы быть международной, наша программа должна учитывать те классовые моменты, которые экономически характерны для всех стран. Для всех стран характерно, что капитализм в массе местностей еще развивается. Это верно для всей Азии, для всех тех стран, которые переходят к буржуазной демократии, это верно для целого ряда частей России. Вот тов. Рыков, который в области хозяйства факты знает очень хорошо, сказал нам о новой буржуазии, которая у нас существует. Это правда. Она рождается не только из наших советских служащих – ничтожным образом она может нарождаться и оттуда, – она нарождается из среды крестьянства и кустарей, освобожденных от ига капиталистических банков и отрезанных теперь от железнодорожного транспорта. Это факт. Каким же образом вы этот факт хотите обойти? Вы этим только тешите свои иллюзии или вносите недостаточно продуманную книжку в действительность, которая гораздо сложнее. Она показывает нам, что даже в России капиталистическое товарное хозяйство живет, действует, развивается, рождает буржуазию, как и во всяком капиталистическом обществе.
Тов. Рыков говорил: «Мы боремся с буржуазией, которая нарождается у нас потому, что крестьянское хозяйство пока еще не исчезло, а это хозяйство порождает буржуазию и капитализм». У нас нет об этом точных данных, но что это происходит, это несомненно. Во всем мире Советская республика существует пока только в пределах бывшей Российской империи. В целом ряде стран она растет и развивается, но ни в одной другой стране ее еще нет. Поэтому претендовать в своей программе на то, до чего мы еще не дожили, это – фантазия, это – желание выскочить из неприятной действительности, показывающей, что муки родов социалистической республики в других странах несомненно более тяжелы, чем то, что пережили мы. Нам это далось легко, потому что мы узаконили 26 октября 1917 г. то, чего требовали крестьяне в эсеровских резолюциях. Этого нет ни в одной стране. Товарищ швейцарец и немецкий товарищ указали на то, что крестьяне вооружились против забастовщиков в Швейцарии, как никогда, и что в Германии никакого свободного ветерка незаметно в деревне в смысле возникновения Советов из батраков и мелких крестьян. У нас после первых месяцев революции Советы крестьянских депутатов охватили почти всю страну. Мы, отсталая страна, их создали. Тут встает гигантская проблема, которую народы капиталистические еще не разрешили. А какая же мы образцовая капиталистическая нация? До 1917 года у нас еще были остатки крепостничества. Но ни одна капиталистически построенная нация не показала еще, как этот вопрос на практике разрешается. Мы достигли власти в условиях исключительных, когда гнет царизма заставил с большим порывом произвести коренную и быструю перемену, и мы сумели в этих исключительных условиях опереться на несколько месяцев на все крестьянство в целом. Это – исторический факт. Мы не менее, чем до лета 1918 года, до основания комитетов бедноты, держались как власть, потому что опирались на все крестьянство в целом. Ни в одной капиталистической стране это невозможно. Вот этот основной экономический факт вы забываете, когда говорите о коренной перестройке всей программы. Без этого ваша программа не будет покоиться на научном фундаменте. Мы обязаны исходить из того марксистского положения, которое всеми признается, что программа должна быть построена на научном фундаменте. Она должна объяснить массам, как коммунистическая революция возникла, почему она неизбежна, в чем ее значение, ее сущность, ее сила, что она должна решить. Наша программа должна быть сводкой для агитации, такой же сводкой, какой были все программы, какой была, например, Эрфуртская программа{50}. Каждый параграф этой программы содержал в себе сотни тысяч речей и статей агитаторов. В нашей программе каждый параграф есть то, что должен знать, усвоить и понимать всякий трудящийся. Если он не понимает, что такое капитализм, если он не понимает, что мелкое крестьянство и кустарное хозяйство неминуемо и обязательно рождают этот капитализм постоянно, – если он этого не понимает, то, хоть бы он сто раз объявлял себя коммунистом и блистал радикальнейшим коммунизмом, этому коммунизму грош цена. Мы ценим коммунизм только тогда, когда он обоснован экономически.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
