— А вы где учитесь, ребята? — просто так спросил Игорь.
— В универе, на историческом, — гордо отвечала девушка. Она была чем-то неуловимо похожа на Альбину…
«Значит, судьба», — подумал Игорь и поехал в МГУ. Долго блуждал по территории университета, пока не нашел первый гуманитарный корпус, а в нем — исторический факультет. Было довольно неловко спрашивать вот так, в лоб, про старенького профессора, но он знал, что в Москву больше никогда не вернется и это его последний шанс узнать что-либо об Алькином отце и дедушке.
Его вопросы вовсе не смутили заместителя декана — женщину в возрасте, с приятным и немного усталым лицом. Она поведала Игорю, что профессор Кохлов уже, конечно, очень давно не появляется в стенах университета, но преподавал тут, будучи в довольно солидном возрасте. Сейчас он жив, здоров, находится дома и пишет очередной научный труд. Его координаты она дать, естественно, не вправе, но расскажет все, что Игоря интересует.
Он не мог ей четко объяснить, что же его интересует. Наверное, что за человек Альфред Георгиевич.
— Замечательный человек, — она улыбнулась, — студенты его обожали. Да и он их тоже. Знаете, он в свои восемьдесят понимал их лучше, чем мы в тридцать. С ним всегда можно пообщаться на любую тему. Не только о науке.
— А свои дети у него были? — Игорь замер. Ему было очень важно, чтобы все это было не очередным совпадением, а правдой.
— Да, сын, — нехотя ответила она, — тоже преподавал у нас одно время.
— Его звали Виктор? — Игорь почувствовал небольшой спазм в горле. Во рту от волнения стало сухо.
— Да, Виктор Альфредович Кохлов, — лицо ее вдруг стало хмурым, даже жестким. — Считался у нас, можно сказать, первым парнем на деревне. Все женщины по нему с ума сходили. Знаете, есть такой тип мужчин, которые с возрастом становятся все привлекательнее. Он был как раз из таких. Любая побежала бы за него замуж. Только свистни. Да что там замуж. Даже закрутить с ним безобидный роман — и то невозможно было.
В ее голосе слышалась явная обида, и Игорь понял, что симпатичную замдекана страсть к профессорскому сыну тоже не обошла стороной.
— А как профессор внуков хотел, вы бы знали! Все сватал своего Витюшу. Пока тому шестой десяток не пошел. А тот бы и рад отца осчастливить, даже мечтал в его честь сына назвать, да видите ли, любовь у него неземная в молодости приключилась с какой-то уральской красавицей. Так он ее забыть и не может. Так бобылем и помрет… — ее горький вздох развеял последние сомнения Игоря.
— А почему же он не женился на той девушке? — Сердце Игоря билось так сильно, что все тело стало немного подрагивать.
— Не знаю… Много у нас на этот счет легенд ходило, сейчас уже и не вспомню… Вроде она уехала к себе на Урал, а он потерял ее адрес. Искал, да не нашел. Вот такой однолюб. Из-за нелепой мелочи вся жизнь человека пошла наперекосяк… Из науки он ушел. Сейчас в каком-то издательстве, что ли…
Она замолчала. Игорь пытался осмыслить услышанное.
— Скажите, а вы контактируете с ним? — спросил он. Женщина покачала головой.
— А с профессором?
— С ним — да. Как раз на днях должны забрать у него методичку. Пошлем к нему домой курьера. А что?
— Вы не могли бы передать небольшой пакет для его сына?
Женщина пожала плечами. Игорь заметил, что она даже ни разу не поинтересовалась, с какой целью он пришел справиться о семье Кохловых. Видимо, выговориться самой для нее было значительно важнее, чем получить от него объяснения.
— У вас есть большой конверт?
Она молча протянула ему желтый прямоугольник.
Игорь достал из сумки тетрадь с письмами Надежды, которые Евгений Леонидович Дворжецкий вернул ему после своих неудачных изысканий. Пусть поздно, но они все-таки дойдут до своего адресата. Потом он, поколебавшись немного, положил в конверт несколько Алиных фотографий, на которых она выглядела наиболее счастливой.
Наверно, это было немного жестоко, но сейчас то, что он делал, казалось ему единственно верным. О некоторых вещах человек должен знать, как бы ужасны они ни были. Фотографии Настены он отсылать не стал. Это было бы слишком.
Он попросил у словоохотливой замдекана карандаш и набросал коротенькую записку, суть которой сводилась к тому, что ни Надежды, ни Алевтины Говоровой уже нет в живых, но при жизни они ни о чем не жалели и всегда вспоминали его, Виктора, добрым словом. Наверное, это было самым большим, что можно было сделать для стареющего однолюба.
Игорь очень надеялся, что поступил правильно. Во всяком случае, именно так подсказывало ему сердце.
В предпоследний день своего пребывания в Москве он, немного посмеиваясь над собой, поехал на «Площадь Революции» попрощаться с собакой.
Пес невозмутимо сидел на положенном месте. И ему было абсолютно все равно, уедет Игорь или останется. На этот раз трогать овчарку за нос он не стал. Постоял немного, посмотрел на бронзовую собаку, сел в поезд и уехал.
Письмо Альбине он все-таки написал и опустил в почтовый ящик, уже будучи на вокзале.
Игорь стоял на перроне в ожидании поезда. Накрапывал мелкий осенний дождь. Он прожил в Москве полтора года, но так и не понял, нравится ли ему этот город. Впечатлений было много, и были они очень разные.
Одно несомненно — «Москва слезам не верит». Эта фраза была первой, пришедшей ему на ум, когда он прошлой весной ступил на землю столицы. И она же была последней, перед тем как Игорь сел в поезд.
Глава 14 Последняя
Альбина машинально глянула в зеркало и испугалась. Это то зеркало, в которое она смотрелась сегодня утром? И где видела женщину молодую и счастливую? Сколько времени прошло? Часов четырнадцать — не больше. И сейчас на нее смотрит существо без пола и возраста, с красными глазами и опухшим лицом. И такое выражение на этом лице… Так, наверное, смотрят приговоренные к смертной казни, которые до последнего надеялись на помилование.
Аська трясла ее за рукав, пытаясь что-то сказать. Вернее, она даже и говорила, но Альбина не слышала.
Строчки из его писем были везде. Они звучали в голове, всплывали перед глазами, превращались в образы. Она помнила каждую из них так точно, словно неделю заучивала текст этих посланий наизусть.
«Аля, я вспоминаю о вас каждую ночь». «Иногда я жалею, что приехал в Москву, но там у нас я бы пропал, ты же понимаешь…»
«Аля, я не забываю вас ни на минуту». «Мне не нужна другая семья». «Алька, любимая, мне тут решили найти богатую вдову, а я мужественно сопротивляюсь. Мне нужны только вы с Настенкой»…
Альбина начала задыхаться. Никогда ей не было так плохо. Ни тогда, когда она поняла, что Макс ей изменяет, ни тогда, когда он умер.
Она легла на кровать, обняла подушку и по-детски подогнула ноги. В позе зародыша стало немного легче. Но ненадолго. Отчаяние рождалось внутри и рвалось наружу, доставляя почти физическую муку.
Ни разу не было в ее прошлом такой боли. Все остальное было лишь неприятностями, как ни странно это звучит. И сейчас пора это признать. Никогда она не любила мужа. И вообще никого она до Игоря не любила.
Это только в книжках все случается строго в определенном возрасте. Детский сад, школа с подростковой привязанностью, которую именуют отчего-то «первая любовь», потом разочарование, вслед за которым грядет уже она — любовь настоящая, заканчивающаяся венцом и продолжением рода. Ну а уж дальше — как повезет.
И мы привыкли, мы верим, мы подстраиваемся. А как быть, если были и брачные узы, и рождение ребенка, а любовь вот припозднилась и пришла только почти в сорок? Это значит — выбиться из графика?
А ведь кто-то влюбляется в пятьдесят и счастлив. А кто-то — в четырнадцать, и ему хватает первого разочарования на всю оставшуюся жизнь. И наверняка есть люди, которые ни разу не испытывали ничего похожего. И таких много.
Человек разумный не ставит под сомнение, что не всем дано стать космонавтами, не всем «посчастливится» переболеть свинкой, не все пишут стихи или защищают диссертации. Но при этом мы обладаем смешной уверенностью, что каждый из нас переживал или переживет любовь. И мы бессовестно затрепали, затерли это слово. Мы называем им все, что угодно — вожделение, симпатию, влечение, — потому что искренне верим, что любовь — это что-то универсальное, принадлежащее любому человеческому существу. У всех у нас есть голова, руки, ноги и селезенка. Так и с любовью. Только голова и селезенка даются при рождении, а любовь приходит, когда получится.
И только когда она действительно приходит, понимаешь: «Боже правый, а я ведь могла этого никогда не узнать. Могла всю жизнь глупо, почти машинально повторять это слово и даже не представлять, что оно значит».
Альбина повернулась на спину. Аську жалко. Она опять заплакала. Для дочки это тоже, можно сказать, первый раз. Первый раз за двенадцать лет у нее появился папа. Макс ведь, в сущности, не был ей отцом. Может, он и любил ее по-своему, но никогда она не воспринимала его всерьез. Он не хотел тратить на девочку ни своего времени, ни своего драгоценного внимания. И Аистенок это чувствовала. Всегда. И даже в раннем детстве старалась не обращаться к отцу.
