– Вот это разговор. Соображать будем на троих?
– Разумеется. Сейчас Гусевой отзвонюсь.
Но Рита благое начинание подруг не поддержала.
– У меня сегодня второй заход, – страшным шепотом поведала она Маше.
– На кого сегодня? – вздохнула Маша, изобразив нетерпеливо приплясывавшей Шульгиной безмерную печаль.
– Не пойдет? – огорчилась Аля, пытаясь тоже прилипнуть к трубке. – А чего так?
– Я тренирую силу воли. Сегодня сама пригласила Артема на свиданку.
– Изнасилуешь? – обрадовалась Алина.
– Надеюсь, наоборот, – прошипела Рита.
– Чего, чего она говорит? – Шульгина терлась ухом о трубку, мешая Маше разговаривать.
– Наоборот, это как? – опешила Маша, шикнув на Алю.
– Надеюсь, что он меня, а не я его.
– А, ясно. Удачи, – насмешливо подытожила Маша.
– Чего? Ну, вечно вы без меня все решаете, – расстроилась Шульгина, тоскливо наблюдая, как Маша прячет мобильный в сумочку. – Она хочет его напоить и обесчестить?
– Мама дорогая, – прыснула Маша. – Словеса-то какие! Ага. А потом, как честная женщина, женится на нем.
– Хорошо быть такой напористой, – опечалилась Алина. – А я вечно боюсь выглядеть глупо. И чем больше боюсь, тем глупее выгляжу. Мужиков надо брать на абордаж и волочь в стойло насильно. По доброй воле они идут только в чужие стойла, как ни странно.
– Да-да, или в своем стойле у него там такая мамаша, что такой комплект и даром не нужен.
– Ты намекаешь на Толика?
– Не то чтобы намекаю…
– Да все правильно! Если он маму уже сейчас ставит выше меня, то зачем он мне нужен? Или нужен?
– Не знаю, Алька, тебе виднее.
– Не виднее. Я вообще ни черта не вижу. Хожу, как слепой по огороду, чучела сшибаю. И, самое обидное, что даже сшибленные мной жертвы подбирают соперницы.
– Это надо обмыть. Заметила, мы настолько отчаялись, что перешли на менталитет алкашей, у которых одна радость – выпить.
– Мария, меня это тоже беспокоит. Надо будет обсудить проблему за рюмкой чая. На троих, конечно, соображать лучше, но, раз Гусева откололась, будем справляться без нее.
– Поздравляю с окончанием рабочего дня, – помахал им рукой Сокольский, стремительно проносясь мимо. – Вас куда-нибудь подвезти? Нет? Тогда до завтра.
– Я медленно соображаю, или он разговаривал сам с собой? – озадачилась Шульгина. – Я бы подвезлась куда-нибудь.
– Пошли. Это был акт вежливости. Забудь.
Освежив макияж, подруги устремились к выходу.
У проходной маялся Олег Ленский собственной персоной. В его руке небрежным веником, понуро уставившись в пол, алел букет роз. Ленский вышагивал туда-обратно, розы беспомощно мотались из стороны в сторону, а за окном тощий клен зазывно тряс последними листьями. Осень. В Машиной душе тоже была осень. А визит Ленского, как это ни ужасно, можно было приравнять к бабьему лету в разгар дождливого сентября. Сердце предательски заколотилось, щеки обдало жаром, а в голове подленько хихикнула колючая мыслишка: «Увела у маманьки кавалера!»
– Пошел к черту! – прошептала Маша в пространство и трусливо юркнула за угол.
– Ты чего? – остолбенела Алина.
– Там стоит мужик, с которым я не хочу встречаться, – прошипела Маша.
– Который? С розами?
– Да!
– Да? Вот этот офигительный красавчик? От тебя муж ушел, а ты от такого мужика прячешься по углам? Тогда я хочу с ним встречаться. Мань, давай принесем меня в жертву. Я закрою тебя и лягу грудью на амбразуру, – поправив вышеупомянутую грудь, Шульгина мечтательно закатила глаза. Вероятно, ей уже виделся подвиг во всех деталях.
«Это был бы лучший выход!» – язвительно подсказала логика. Но истинная женщина логику презирает. Поэтому Маша, тоже мимолетно представив, как Шульгина приносит себя в жертву, молча ринулась вперед.
– О, Машенька! – расцвел Ленский, махнув букетом, как дворник. Опомнившись, он перевернул розы бутонами вверх и протянул их Маше.
– Здрасьте, – рядом уже приплясывала Шульгина. – Меня зовут Алина.
– Ну и хорошо, – непонятно отреагировал Ленский, то ли смутившись, то ли решив отпугнуть навязчивую девицу хамством.
– А мы тут собрались покуролесить, – не сдалась Шульгина, пожирая глазами нового знакомого.
– Понимаю. Но третий, как говорится, лишний, – расплылся в змеиной улыбке Олег.
Алина напряженно затихла, соображая, в каком порядке кавалер посчитал присутствующих и, соответственно, кто из них третий.
– Как вы меня нашли?
– Мама ваша похвасталась.
– Она что, помнит, где я работаю?
– Как ни странно, но не помнит. Зато у нее был ваш рабочий телефон, а вычислить адрес не составило труда.
– А где мама сейчас? – нервно поинтересовалась Маша. Она никак не могла разобраться в своих чувствах. Ленский волновал, нервировал, беспокоил и… возбуждал? От этой мысли пересохло в горле, а в голове всплыло мрачное слово «инцест». Даже в том, что они разговаривали, было что-то запретное, стыдное, но разговаривать с Ленским хотелось. А еще хотелось, чтобы Шульгину сдуло осенним ветром и унесло как можно дальше.
– Боюсь, вы неправильно поняли наши с мамой отношения, – побагровел Олег.
«Да что вы говорите?! – из последних сил съехидничала про себя Маша. – Деловая встреча. Одна в лямках от комбинации, другой в папином халате… Сказать, что ли, все это вслух? Или не надо?»
Ставить Ленского в неловкое положение она не стала. В конце концов, когда мужчина старше женщины – это нормально, а вот когда женщина старше мужчины, в этом есть что-то неправильное. Наверное, он тоже это понял. Тем более что в физиологическом плане Маша была, безусловно, привлекательнее родительницы.
Отношения полов всегда рано или поздно скатываются к банальной физиологии, даже если начинать рассуждать с самых высоких материй. На то они и «взаимоотношения полов», что, начавшись с совместного чтения энциклопедии, походов по музеям или бурных дебатов на тему творчества Кафки или Юнга, в результате заканчиваются диваном. Потому что, если они не закончатся диваном, то это вовсе не взаимоотношение полов, а дружба или революционное соратничество.
Физиология, как термин женского рода, подчинена законам женской логики. Поэтому, вопреки здравому смыслу, здесь чаще юность побеждает жизненный опыт, а не наоборот. Мужчины, будучи потребителями, предпочитают свежую кабачковую икру подпорченной черной. Сколько семей разбито юными безмозглыми созданиями, достоянием которых является лишь сиюминутная свежесть. Эти создания, впрочем, как и мужчины, не умеют или не хотят смотреть в будущее. С одной стороны, это замечательно, так как ничего симпатичного в этом будущем вовсе нет. А с другой – почему бы не обойти грабли, на которые до тебя наступили миллионы. Хотя единицы из этих миллионов обрели самое настоящее счастье, и логика, согласно которой развивались отношения большинства, перед их чувством оказывалась бессильна.
