Ампаро, которая согласна с некоторыми идеями мисс Коуплард, нравятся более гуманные качества памятника Верраццано (с капитаном наверху и ангелом-девушкой, осторожно дотрагивающейся до непомерно громадной книги мечом), но не строителю, как всегда путают, того моста, который так знатно обрушился. Об этом ясно сказано на бронзовой плите:
В апреле 1524 года Флоренции уроженец Мореплаватель ВЕРРАЦЦАНО Привел каравеллу Французского дофина, Чтобы основать здесь Гавань новый Йорк, И назвал эти берега Ангулем В честь Франциска I, короля ФРАНЦИИ«Ангулем», согласились все они, кроме Танкрида, которому нравились более распространенные и более короткие названия, более классные. Танкрид тут же лишился права голоса, и решение стало единогласным.
Именно здесь, возле статуи, глядящей через залив Ангулем на Джерси, они дали клятву, которая связала их вечным секретом. Любой, с кем заговорят о том, что они намеревались совершить, если, конечно, полиция не подвергнет его пыткам, свято клянется своим соратникам хранить молчание любыми средствами. Смерть. Во всех революционных организациях принимали подобные меры предосторожности, на что ясно указывается в курсе истории современных революций.
* * *
Откуда взялось его имя: у папы была теория, что современная жизнь во всеуслышание заявляет о необходимости оживить ее старомодной сентиментальностью. Индивидуальное «я» среди многого другого, преданного забвению, мыслилось, в соответствии с этой теорией, оживлять следующим образом: «Кто мой Маленький Мистер Поцелуйкины Губки!» — ласково кричал папа прямо посреди Рокфеллеровского центра (или в ресторане, или перед школой), а он отзывался: «Я!» — по крайней мере пока не узнал жизнь получше.
Мама называлась по-разному: «Розовый бутончик», «Гвоздик для моего сердца» и (уже в самом конце) «Снежная королева». Мама — человек взрослый; она смогла исчезнуть без следа, если не считать следом почтовые открытки, которые все еще приходят каждое Рождество со штемпелем Кей Ларго, но Маленький Мистер Поцелуйкины Губки волей-неволей просто пригвожден к этой нью-сентиментальности. Правда, уже в семилетнем возрасте у него хватило настойчивости добиться, чтобы вне дома его называли Билл (или, как говаривал папа, просто скромным именем Билл). Но оказались несогласными те, кто работал на Рыночной площади, папины помощники, школьные приятели, да и каждый, кто хоть раз слышал это его длинное имя. И вот год назад, когда ему стукнуло десять и пришло умение мыслить разумно, он установил новый закон: его имя — Маленький Мистер Поцелуйкины Губки — должно произноситься целиком и полностью, не жалея сил, в любое время дня и ночи. При этом он исходил из того, что если кому-то и следует вымазать физиономию дерьмом, то заслуживает этого только его папа. Папа, казалось, был не в силах принять эту точку зрения, или, если даже принимал и ее, и какую-то другую кроме нее, никогда нельзя быть уверенным, бестолков он или действительно проницателен, а это самый никудышный сорт врага.
Тем временем нью-сентиментальность имела огромный успех в национальном масштабе, она просто захлестнула страну. «СИРОТЫ», продюсером которых, а иногда и сценаристом, выступал папа, добились наивысшего рейтинга вечеров по четвергам и не уступали позиций последние два года. Уже проводилась капитальная работа по организации их показа в дневные часы. Целый час каждого дня жизни каждого вот-вот должен был стать значительно более сладким, в результате чего у папы появится шанс сделаться миллионером, а может быть, и больше. Вообще-то Билл с презрением относился к тому, чего касались деньги, потому что они только все портят, но в определенных случаях деньги — вещь неплохая. Все это уварилось у Билла в голове, до простейшего вывода (он это хорошо знал и прежде): папа — неизбежное зло.
Вот почему каждый вечер, когда папа, подобно жужжащей мухе, влетал в их номер-люкс и кричал: «Где мой Маленький Мистер Поцелуйкины Губки», он неизменно слышал в ответ: «Здесь, папа!». Вишенкой на этом сливочном мороженом был смачный мокрый поцелуй, а потом второй — их новому «Розовому бутончику», Джимми Нессу (который уже пьян и, по всей вероятности, не собирается останавливаться на достигнутом). Они сядут втроем за милый семейный обед, приготовленный Джимми Нессом, и папа расскажет что-нибудь веселое и хорошее из случившегося в этот день на Си-Би-Эс, а Маленький Мистер Поцелуйкины Губки должен будет поведать о ярких, прекрасных событиях своего дня. Джимми станет дуться. Потом папа и Джимми куда-нибудь уйдут или исчезнут в личных Болотистых штатах секса, а Маленький Мистер Поцелуйкины Губки такой же, как папа, жужжащей мухой вылетит в коридор (папа понимает, что это лучше, чем часами пребывать в подавленном настроении) и через какие-то полчаса окажется у статуи Верраццано с шестью другими александрийцами или пятью, если у Силесты урок, продолжая продумывать план убийства жертвы, на которой все они наконец остановились.
Ни одному не удалось узнать его имя. Поэтому они назвали его Аленой Ивановной в честь старухи процентщицы, которую Раскольников зарубил топором.
* * *
Спектр возможных жертв широким никогда не был. Располагающие финансами типы ходят по этому району только с кредитными картами, как этот Лоуэн, Ричард У., тогда как все скопище пенсионеров, заполняющее скамейки, еще менее соблазнительно. Как объяснила мисс Коуплард, наша экономика феодализируется, поэтому наличным деньгам уготованы роли страуса, осьминога и мокасинового цветка.
Первая леди, которую они взяли на заметку, была обеспокоена судьбой таких же вымирающих, как все эти, но особенно чаек. Ее звали мисс Краузе, если имя в нижней части рукописного плаката (ДОВОЛЬНО НАСМЕХАТЬСЯ над невинными! и т.д.) не принадлежало кому-то другому. Почему, если это действительно мисс Краузе, она носит старомодный перстень и обручальное кольцо, свидетельствующее, что она — миссис? Но самая важная проблема, которую им не решить, вот в чем: настоящий ли бриллиант?
Возможная жертва номер два — в традициях настоящих сирот после бури, сестер Гиш. Привлекательная полупрофессионалка, которая день-деньской бездельничает, прикидываясь слепой, и распевает серенады скамейкам. Пафос ее голоса мог бы быть действительно глубоким, если бы над ним немножко поработать; репертуар — архаичный; да и в целом она создавала прекрасное впечатление, особенно когда дождь добавлял к ее облику чуточку чего-то своего. Однако Снайлз (которой было поручено изучить это дело) была уверена, что под лохмотьями у той спрятан пистолет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
