— Да, человек ты... — протянул Кандыба и вдруг, привстав, прислушался к далекому звуку. — Самолет летит. Низко, кажется.
Звук мотора нарастал. Кандыба сделал несколько шагов, вглядываясь в небо. Марченко, опустив самородок в карман, схватил ружье. Из-за леса вырвался самолет. Он шел низко, держа направление прямо на старателей, скрытых от него тенью деревьев. Кандыба медленно шел к открытому месту. Внезапно Марченко вскинул ружье. Гулко прозвучал выстрел. Кандыба вскинул руки, схватился за голову и, сделав полоборота, рухнул лицом вниз.
— Вот тебе премия! — злобно выкрикнул Марченко и, круто повернувшись, бросился к зимовью. Самолет, почти задевая лодкой вершины деревьев, пронесся над ним, грозно рокоча мотором. Марченко испуганно юркнул в низкую дверь зимовья. Через несколько минут он уже пробирался звериной тропой, унося с собой все золото, намытое вместе с Кандыбой. Сзади снова нарастал гул мотора. Самолет второй раз шел бреющим полетом вдоль ключа. Марченко успел разглядеть усатое лицо Юферова и, втянув голову в плечи, встал за толстую лиственницу. «Увидел!» — застучала беспокойная мысль, но самолет, уйдя в сторону реки, больше не вернулся. Старатель, перезарядив ружье, углубился в чащу, поминутно оглядываясь назад. Животный страх преследовал его по пятам.
***
Высадив на берег Воробьева и Юферова, Ефремов стал готовиться в обратный путь. Провожать его собрались все разведчики. Здесь же стояли Саня и Виктор. Они были в полном сборе — с ружьями, готовые покинуть лагерь разведчиков.
— Ну, ребята, нам пора, садитесь, — сказал Ефремов, широким жестом пригласив их в машину.
Саня и Виктор обернулись, посмотрели на пришедших проводить их разведчиков. Юферов хмурится, Большаков стоял задумавшись. Ему жалко было расставаться со своими помощниками. Нина смотрела на Виктора грустно, силясь улыбнуться. Только Воробьев был весел, как прежде. Его улыбающиеся глаза как бы говорили: ну, чего не садитесь, орлы, погуляли, теперь пора и в школу.
Саня не выдержал этого теплого, подбадривающего взгляда, бросился к Воробьеву, обхватил его, уткнувшись лицом ему в грудь. На глаза мальчика выступили слезы.
— Ты чего это плачешь, Воробей-охотник? — весело сказал Воробьев, заглянув Сане в лицо.
Мальчик смущенно отвернулся и, вырвавшись, побежал к самолету, из которого уже выглядывал Виктор, помахивая разведчикам рукой.
Летчик завел мотор. Пропеллер, образовав блестящий круг, погнал назад мощную струю воздуха. Самолет, вспенив гладкую поверхность реки, стал набирать скорость, удаляясь от стоящих на берегу людей. Саня и Виктор помахали фуражками, прощаясь с разведчиками. В ответ им поднял руку Воробьев, замахали Большаков и Юферов, взметнулась красная косынка Нины.
— Летим! Когда это мы поднялись? — закричал Виктор на ухо товарищу, заметив, что самолет уже оторвался от воды и набирает высоту. Сделав крутой вираж, отчего земля вдруг встала наискосок, самолет промчался над палатками и лег курсом на юг.
Вот уже скрылась река, промелькнули какие-то незнакомые озера и ключи, потянулась необозримая глухая тайга. Саня в последний раз с грустью взглянул на далекие вершины сопок, где остался лагерь разведчиков. А впереди, сливаясь с горизонтом, отражая лучи яркого солнца, расстилалось необозримое море и уже виднелись дома рыбацкого поселка.
Сделав большой круг, серебристый гидросамолет опустился в бухту, вспенил воду и подрулил к берегу. Встречать гостя выбежало почти все свободное от работы население рыбацкого поселка. Дашута, поглаживая бороду, стоял в толпе рядом с отчимом Виктора, мастером Горобцом. Председатель колхоза думал, что самолет доставил кого-нибудь из ответственных работников области. Каково же было его изумление, когда из машины вылез его сын Саня, а следом за ним выпрыгнул Виктор. Мальчики были буквально ошарашены такой встречей, а столкнувшись лицом к лицу с Филиппом Васильевичем, совсем растерялись.
— Так, — произнес Дашута, теребя бороду и грозно посматривая на Саню. — Значит, это мы явились!
Саня молчал, переминаясь с ноги на ногу. Виктор попытался было увильнуть в сторону, но столкнулся с отчимом.
— Прибыл, голубчик! — шевельнул усами Горобец. — Что ж, придется дома покалякать хорошенько.
— С почетом, значит, доставили, на самолете! — продолжал Филипп Васильевич.
— Вам пакет, — подошел к нему летчик.
Дашута поблагодарил его за доставку мальчиков, распечатал письмо.
— Хм... Начальник экспедиции пишет: «...присоединились самовольно...» Так, так, самовольно. — Дашута снова грозно взглянул на мальчиков. — Придется это самовольство вышибить! — он потрогал пряжку ремня и опять углубился в письмо. Саня стоял перед ним, словно воды в рот набрал.
— Читай вслух, Филипп Васильевич, — попросил Горобец, — что они там настряпали.
— Настряпали! — метнул взгляд на Саню Филипп Васильевич. — Это, выходит, ты тонул, а Виктор тебя спасал... за ногу тянул, что ли?
— Дядя Филипп, он за мое плечо держался, — осмелел Виктор.
— Молодец у тебя сынок, молодец! — повернулся Дашута к Горобцу. — Ты, знаешь, не особенно его того... Человека спас, бинокль ему подарили, заслужил значит. — Дашута кивнул на Саню: — А этот? Мало что самовольно сбежал, да еще тонуть вздумал. Я ему вот потону! — сказал Филипп Васильевич, читая письмо и поглядывая сверху вниз на сына.
Чем дальше он читал, тем больше смягчался его взгляд. Воробьев обстоятельно писал о том, что мальчики вели себя в экспедиции отлично, а Саня, геройски переправясь через пропасть, выручил из беды поисковую партию. Геолог не забыл упомянуть об открытии залежей колчедана.
— Геройски... ружье подарили. Что же молчишь? — потеплевшим голосом пробасил Дашута. — А ну-ка, покажи? — Он взял из рук сына ижевку, повертел ее, заглянул в стволы, заметил, что они хорошо вычищены и смазаны. — Тоже, значит, заслужил! Добре, добре. Колчедан нашли, говоришь? Придется, пожалуй, простить их, а? Как ты думаешь? — спросил он Горобца.
— Для первого раза, пожалуй, простим. Ребята отличились, можно сказать, — согласился тот.
— Простим, но плохо учиться будут — все вспомним! — хмуря брови над смеющимися глазами, заключил Филипп Васильевич.
Ребята, поняв, что гроза миновала, весело переглянулись.
Глава девятая
Где искать?
Отправив Саню и Виктора домой, Воробьёв решил пройти вниз по реке до порогов. Кирилл Мефодиевич рассказал ему, что когда-то во время гражданской воины побывал здесь и хорошо помнит устье ключа, впадающего в реку там, где она устремляется в узкое ущелье. Проводнику последние дни нездоровилось. У остальных было много работы, и геолог решил идти один. Нина пробовала протестовать, ссылаясь на свою обязанность коллектора, но Николай Владимирович все же не взял ее.
С ружьем и сумкой за плечами он вышел со стана ранним утром, когда солнце еще не согнало росу с травы и деревьев. Отойдя с полкилометра, геолог вспомнил, что хотел взять с собой Хакаты, но забыл кликнуть его. Возвращаться не хотелось, и Воробьев продолжал путь в одиночестве.
По пути геолог то и дело вспугивал рябчиков, тетеревов, глухарей. Рябчики со свистящим шелестом перелетали вперед или в сторону и снова опускались. Глухари поднимались на деревья и, усаживаясь на ветки, равнодушно поглядывали на пришельца. Птица была непуганая, но Воробьев не снимал ружья с плеч. Дичи здесь было так много, что подстрелить птицу не составляло труда. Когда солнце стало спускаться за сопки, геолог разложил костер, переночевал, а на рассвете снова тронулся в путь.
К концу второго дня пути, пробираясь через цепкую заросль стланика, Николай Владимирович неожиданно вышел на звериную тропу. Тропа тянулась на несколько километров и, выведя его на склон сопки, незаметно исчезла. Геолог перевалил через сопку и спустился в падь, склоны которой густо заросли лиственницей. В середине пади было открытое место, и только ближе к центру теснилась группа белых берез.
Николай Владимирович огляделся. Местность напоминала долину древней реки, берущей начало у гряды сопок, над которыми возвышалась гора. «Тут должен быть ключ», — подумал геолог и через несколько сотен шагов действительно вышел на берег стремительно текущего, светлого, как кристалл, ключа. Его берега были песчаны и сухи, всюду виднелись отпечатки медвежьих следов и оленьих копыт. Николай Владимирович прошел с километр вниз по ключу и очутился в просторной долине. Здесь ключ, образовав небольшой тихий лиман, впадал в быструю и довольно широкую речку.
Утомленный переходом, геолог сбросил сумку и ружье, присел на берегу. Достав кружку, он зачерпнул воды. Прозрачная поверхность ключа зарябила, от лежавших на дне камешков пошли радужные круги. Встав на колени, Воробьев опустил руку в холодную воду, зачерпнул полную горсть гальки, среди которой блестело несколько камешков горного хрусталя. Перебирая их на ладони, геолог настолько увлекся, что не слышал шороха шагов, раздавшихся позади. Сердце его радостно забилось: среди гальки лежал маленький приплюснутый самородок. С минуту геолог разглядывал его, затем попробовал на зуб. Сомнений не оставалось. Это было золото.
