Пароход прошел уже мыс Кулэн, и далеко впереди слева мигали огни Гансгольмского маяка. За час до полуночи Пурэн, поднимаясь на палубу, у дверей кают-компании встретился с капитаном.
— Погода тихая… — проговорил Пурэн. — Кажется, ветра ждать не придется…
— И я так думаю… — согласился Силис. — До берегов Гансгольма не больше двенадцати миль.
— Начинать? — тихо просил Пурэн.
— Лучшего момента не найти… — так же тихо ответил капитан и, поднявшись на мостик, размеренно зашагал по нему. Временами он подходил к компасу и проверял, верно ли штурвальный держит курс. О борта парохода тихо плескалась вода; море было спокойно, как поверхность пруда.
Механик спустился в машинное отделение и спросил смазчика:
— Почему стучит машина рулевого управления. Когда вы ее смазывали?
— Час тому назад, чиф… — ответил тот.
— Пройдите смажьте еще раз, да основательно. Я побуду здесь.
— Слушаю, чиф! — ответил смазчик и, взяв масленку, поднялся наверх, к машине рулевого управления. На мгновение исчез и Пурэн. Когда смазчик, выполнив поручения, вернулся назад, первый механик стоял у динамо и вытирал ветошью руки.
— Смазали? — равнодушно спросил он, вглядываясь в шкалу амперметра.
— Все в порядке, чиф! — ответил смазчик.
— Хорошо. Оставайтесь здесь и проследите, когда нужно будет подкачивать в котлы воду. Я буду в своей каюте.
Вытерев руки, Пурэн положил ветошь на слесарный верстак, находившийся рядом с динамо, и, позевывая, стал подниматься по узкому железному трапу. Ему, видимо, хотелось спать, но свежий воздух подбодрил его. Выйдя на верхнюю палубу, он уже не зевал. Оглянувшись, нет ли кого поблизости, он пошел к капитанскому мостику и тихо кашлянул. Наверху у навигационной рубки виднелась темная фигура капитана.
— Сделано… — еле слышно прошептал механик.
Капитан кивнул головой и продолжал расхаживать по мостику. Чиф прошел в свою каюту и прилег на маленьком диване; его снова одолевала дрема. Чтобы не беспокоил свет, Пурэн опустил абажур настольной лампы.
Слева спокойно и размеренно мигали огни маяка.
Над миром безучастно сияли звезды. «Серафим» шел на юго-запад со скоростью семи миль в час. Обливающиеся потом кочегары пили воду, становились под трубу воздухопровода, но и там свежесть почти не чувствовалась.
За четверть часа до полуночи капитан послал в трюм проверить уровень воды.
— Не может быть! — воскликнул он, когда матрос доложил, что вода прибыла на целый фут. Не доверяя никому, Силис Сам пошел проверить промер. Он тщательно натер мелом промерный шест и опустил его в контрольную трубу: еще тщательнее при свете фонаря он осмотрел смытый водой конец шеста.
— Странно! — пробормотал он. — Вода прибывает на дюйм в минуту…
Взволнованный, он рывком бросился на среднюю палубу и рванул дверь в машинное отделение:
— Хелло, чиф!.. Хелло, дункмен!.. Немедленно приведите в действие все насосы!
Из дверей кают выглядывали сонные лица свободного от вахт командного состава. На ходу застегивая пиджак, в машинное отделение спешил механик Пурэн. Скоро к равномерному шипению машин присоединились новые звуки — возбужденный стук насосов. На пароходе началась приглушенная тревога, о которой кочегары у котлов и матросы в кубриках еще не знали.
— Вода продолжает прибывать! — докладывали штурманы, через каждые пять минут измерявшие уровень воды в отсеках.
В полночь, когда сменилась вахта, капитан не пустил на отдых сменившихся. Тщетно неисправные насосы боролись с водой, мощным потоком врывавшейся через открытые кингстоны в отсеки парохода. Лишь двое из всей команды знали, что кингстоны открыты и насосы испорчены, но именно они наиболее решительно и энергично боролись с надвигающейся катастрофой.
А затем — словно несчастье еще не дошло до предела — отказала и динамо-машина; на миг, пока зажгли фонари и карбидные лампы, весь пароход погрузился во мрак.
— До берега двенадцать миль… — сказал капитан первому штурману. — Если удастся продержаться на плаву еще два часа, мы сможем посадить пароход на мель.
— Но для этого мы должны немедленно изменить курс!..
— Лево руля! — скомандовал Силис штурвальному. — Держать прямо на Гансгольмский маяк!
Матрос поспешил выполнить приказание, но руль не подчинялся. Решив, что матрос неверно понял команду, капитан сам бросился к штурману и попытался повернуть его, но тот поворачивался только вправо.
— Рулевой механизм отказывает! — мрачно оповестил Силис. — Это еще недоставало!
Тем временем вода прибыла на несколько футов и уже хлынула в грузовой трюм. Кочегары работали по колено в воде; вместе с кусками угля они бросали в топку угольную жижу. Топки покраснели, пламя темнело, и давление пара резко падало. Машины работали все медленнее и медленнее, испорченные насосы икали, как пьяницы с похмелья; капитан Силис нервно покусывал кончики усов.
— Спустите шлюпки! — приказал он наконец, и его голос звучал глухо, как бы в бессильном отчаянии.
Когда приказ об оставлении дошел до машинного отделения, Пурэн со всей трюмной командой поднялся на палубу. Пока другие хватали свои пожитки и толпились около шлюпок, он подошел к капитану и тихо проговорил:
— Я должен тебе кое-что сказать…
— Потом, чиф! — нетерпеливо отмахнулся Силис и, будто только сейчас спохватившись, поспешил в свою каюту за судовыми документами и деньгами.
Первая шлюпка, резко визжа блоками, уже села на воду и спешила отвалить от тонущего парохода. Пурэн положил свой чемодан и вещевой мешок во вторую шлюпку и остался на палубе, пока не вернулся капитан.
— Капитан… — снова проговорил он и схватил Силиса за рукав кителя, — мне кажется, что в бункере… человек.
Но Силис не слушал его. Освободив рукав, он начал торопить к спуску вторую шлюпку.
— Сам заботься о своих зайцах! Немедленно садись в шлюпку! — заорал Силис.
Пурэн посмотрел в лицо капитану, подумал, но больше ничего не сказал и спустился в шлюпку.
— Живей, живей, ребята! — распоряжался капитан. — У нас не остается времени еще лазить по бункерам, — бросил он Пурэну. — А теперь на весла! Налегайте, как полагается!
А Пурэн думал про себя: «Пароход пойдет ко дну. Если вместе с „Серафимом“ туда, на дно морское, отправился бы и капитан, мне бы не пришлось делить с ним вознаграждение за оказанную услугу. Деньги, которые пароходная компания наметила выплатить нам обоим, я получил бы один… Стоящая штучка!»
И он молчал еще несколько минут, а шлюпка отходила все дальше от тонущего парохода. Когда Пурэну стало ясно, что «Серафим» продержится над водой самое большое минут десять, он посмотрел в глаза капитану и сказал: