— Знаешь, Вепперс, тут бы нужен дым, — сказал ему Фулеоу, когда они смотрели, как кораблики со стартовых позиций устремляются на поиски противника. Двигались они с разными скоростями, кто-то предпочитал высокие, чтобы первым занять тактически важный пруд или переход, некоторые предпочитали более незаметно подкрадываться к нужному месту; там, где позволяла география, в ситуации можно было разобраться, если не производить волн и в то же время отслеживать признаки кильватерных струй от других судов в боковых каналах. — Ну, чтобы из труб. Это выглядело бы более реалистичным. Ты так не думаешь?
— Дым, — сказал Вепперс, поднося бинокль к глазам. — Да, иногда у нас бывает дым, и они иногда могут устраивать дымовые завесы. — Он опустил бинокль, улыбнулся Фулеоу, который впервые был на таком представлении. — Но тогда отсюда будет плохо видно, вот в чем проблема.
Фулеоу кивнул.
— Да, конечно.
— А что, если системой хорошеньких маленьких мостиков соединить все островки? — спросила Ауэр.
Вепперс посмотрел на нее.
— Хорошеньких маленьких мостиков?
— Между островками, — сказала она. — Такие аркообразные, высокие. Вид был бы красивее.
— Но немного нереалистично, — сказал ей Вепперс с неискренней улыбкой. — И потом, они мешали бы стрельбе — слишком много рикошетов. Между островками есть броды, если персоналу потребуется пройти туда, — что-то вроде подводных дорожек.
— Понятно. Это я просто так — подумала.
Вепперс снова стал наблюдать за двумя своими кораблями. Они стартовали, находясь на большом удалении друг от друга, чтобы все выглядело достаточно убедительно, хотя капитанам тайно сообщили, откуда стартует напарник, поэтому они начинали, имея некоторое преимущество над другими пятью командами. Флажки у них серебристые и голубые — семейные цвета Вепперса.
Один из его кораблей вышел на корабль команды красных, двигаясь по каналу, образующему ствол Т-образного перехода, тогда как второе судно двигалось прямо, что позволило кораблю Вепперса дать залп из башен А и Б. Вепперс всегда предпочитал корабли с двумя башнями, направленными вперед, и одной — назад; такие корабли казались ему более агрессивными, более мощными. А еще это означало, что бортовой залп состоял из девяти снарядов, а не из восьми.
Это было первое серьезное столкновение. Раздались громкие радостные крики, когда поврежденный корабль после залпа стал заваливаться на бок, с палубы оторвались части надстройки, сигнальные огни были потеряны. Около ватерлинии в борту посредине суденышка появились две темные пробоины. Вепперс приказал подать всем коктейли в честь победного залпа. Добравшись до следующей башни, окольцованной водным бассейном, имеющим разветвления на три канала, барки разделились и пошли дальше каждая своим путем.
Вепперс управлял первой баркой, работая педалями у него в ногах и не обращая внимания на призывы пассажиров, которые хотели видеть корабли, на которые они сделали ставки, — он хотел в первую очередь видеть свои суда.
Послышался грохот и визг, похожий на женский, с некоторого расстояния, где внизу столкнулись еще два корабля, и это столкновение было более жестким, чем предыдущее: одно судно таранило другое, выкинуло его бортом на берег, где то и застряло, как в ловушке, а корабль-таран принялся обстреливать его надстройку, снаряды, попадая в цель, рикошетировали.
Выкинутое на берег судно развернуло все свои четыре сдвоенные башни и дало бортовой залп, пришедшийся в ту надстройку судна, где располагалась верхняя часть туловища капитана. Вепперс, наблюдавший за происходящим в бинокль, присвистнул.
— Похоже, досталось ему, — сказал Раунт.
— Не позавидуешь тому бедняге внутри! — сказала Ауэр.
— Они сидят в бронированной капсуле, — сообщил ей Вепперс. — И на них пуленепробиваемые жилеты. Так, Джаскен? — сказал он, когда телохранитель наклонился к нему, сверкнув на солнце своими окулинзами.
— Дом, господин Вепперс, — тихо сказал Джаскен, кивая.
Вепперс нахмурился, не понимая, что тот хочет ему сказать. Он посмотрел в сторону видневшегося вдали особняка и разглядел небольшую темную стрелообразную форму, снижающуюся в направлении центрального двора. Он поднес к глазам бинокль как раз вовремя, чтобы увидеть знакомый инопланетный аппарат, исчезающий за каменной стеной.
— Черт! — сказал он, опуская бинокль. — Как не вовремя!
— Попросить его подождать? — спросил Джаскен в самое ухо Вепперса.
— Нет, мне нужны новости, плохие или хорошие. Вызови Сульбазгхи — пусть и он тоже будет. — Он оглянулся. Они находились гораздо ближе к той башне, что была сзади, чем к той, что спереди. Придется вернуться. Он дал полный ход назад.
— Прошу простить, дамы и господа, — прокричал он, заглушая вопросы и возражения. — Долг зовет. Я должен вас оставить, но я вернусь. Чтобы получить мой выигрыш, я думаю. Сапултрайд, оставляю тебя за капитана.
— Великолепно! А капитанскую фуражку ты мне дашь?
— Ну, так вы стопроцентно выяснили, что это такое? — спросил Вепперс. Он, Джаскен, доктор Сульбазгхи и джхлупианец Ксингре находились в экранированной гостиной без окон в полуподвальном этаже особняка Эсперсиум, эту комнату Вепперс использовал для особо секретных встреч или переговоров по деликатным вопросам.
К некоторому удивлению Вепперса, говорил именно Ксингре, обычно молчаливый джхлупианец, перевод лился из серебристой подушечки, на которой сидел инопланетянин, голос был настроен на скрипучие, звонкие тона — Ксингре их всегда предпочитал.
— Я полагаю, что это имеет отношение к внутримембранной полноспектральной внутричерепной герминаторной процессорной матрице события/состояния, наделенной сингулярной конденсат-коллапсной передающей способностью без ограничения расстояния, выпускаемой восьмиуровневиками (игроками), билатеральная углеродная пангуманоидная субразновидность.
Вепперс уставился на двенадцатиногое существо, три стебельковых глаза которого взирали на Вепперса. Один из стебельков опустился, чтобы почиститься и смочиться в оральной полости, потом выпрыгнул назад. Инопланетянин вернулся с тем, что находилось в голове девчонки, — то ли невральным кружевом, то ли нет. Ксингре попросил своих технарей проанализировать эту штуковину, используя джхлупианскую технологию.
Будь Вепперс честен перед самим собой, он должен был бы признаться, что на те несколько дней, когда эта штуковина была у джхлупианцев, он беззаботно выкинул из головы саму эту штуку и возможные осложнения, которые она могла вызвать. Джаскен не смог выявить ничего для них существенного, кроме уже известных им фактов, и за два-три раза, когда они разговаривали на эту тему, они практически убедили себя, что это подделка или что-то иное, может, инопланетное, а может, и нет, каким-то образом попавшее в топку.
Инопланетянин протянул одну свою зеленую конечность Сульбазгхи, возвращая ему клубок, помещенный в небольшой прозрачный цилиндр. Доктор посмотрел на Вепперса, тот кивнул. Сульбазгхи вывалил сверкающую сине-серую вещь на его ладонь.
— Мой дорогой Ксингре, — сказал, снисходительно улыбаясь, несколько мгновений спустя Вепперс. — Я думаю, что понял все слова, здесь вами сказанные, но только по отдельности. Все вместе они для меня не имеют смысла. Что вы имеете в виду? — Он посмотрел на Джаскена, который вовсю морщил лоб.
— Я вам сказал, — ответил инопланетянин, — что это, вероятно, остатки внутримембранной полноспектральной внутричерепной герминаторной процессорной матрицы события/состояния, наделенной…
— Да-да, — прервал его Вепперс. — Я уже сказал, что понял отдельные слова.
— Позвольте я переведу, — сказал Сульбазгхи. — Это невральное кружево Культуры.
— Теперь вы уверены? — спросил Джаскен, переводя взгляд с доктора на инопланетянина.
— Безусловно производство восьмиуровневиков (игроков), — сказал Ксингре.
— Но кто ей установил эту штуку? — спросил Вепперс. — Уж определенно не врачи.
Сульбазгхи покачал головой.
— Определенно нет.
— Тогда кто? Что? Кто мог бы сделать это?
— Никто из тех, кого мы знаем, — сказал Сульбазгхи.
— Производство восьмиуровневика (игрока), так называемой «Культура» с вероятностью сто сорок три из ста сорока четырех.
— Иными словами, почти стопроцентно, — сказал доктор. — Я это подозревал с самого начала. Культура.
— Только с вероятностью сто сорок три из ста сорока четырех, — снова повторил Ксингре. — Кроме того, имплантация устройства могла иметь место в любое время после события рождения до приблизительно двух местных лет назад, но не позже. Вероятно. Кроме того, это только остатки. Самые тонкие волоски скорее всего сгорели в топке.
— Но эта штука, — сказал Сульбазгхи, — обладает одноразовой передающей способностью.
