Слишком многое означает одно лишь это слово.
– Да, только сила, – тем временем кивнул Моран. – Начинаем на счёт три, – прошептал див, будто не услышав. – Раз…
Что же значит одна душа. Я задумчиво засмотрелась на чужие светлые ресницы. Они были прекрасны.
– Дв… – едва сказал Люций, а у меня вырвалось:
– Ты мне нравишься.
Повисла гробовая тишина. Моран заткнулся, уставившись ошалело на меня, громко сглотнул, моргнул, а после неосознанно попятился, едва не упал. Рухнуть ему помешало лишь то, что, отпустив руку с совместной печати, я схватила его за талию.
– Я собиралась сказать… – Мысли запрыгали. Понимание, что я в чём-то ошиблась, свалилось на плечи. Я лишь вспомнила ту ночь около реки, когда выпила «Высвобождение света» и повторила сказанные тогда слова, пусть и немного иначе. – Не бери в голову, – отпуская его и прижимая руки к бёдрам, проговорила я. – Я имела в виду лишь то, что я рада той встрече много лет назад, когда мы были детьми.
На мгновение мышцы на лице Морана словно свело судорогой.
– Сара… – Люций накрыл лицо ладонью, мученически вздыхая. – Ты точно хочешь, чтобы я поседел.
– Ты и так беловолосый.
– Это вовсе не значит, что я не могу поседеть, – устало пробормотал он.
– Но почему вообще ты собрался поседеть? – совершенно не понимала логики его слов.
– Сара, я не собираюсь. – Его губ коснулась слабая улыбка. – Но ты, возможно, одна-единственная способна выбить у меня почву из-под ног всего лишь своей фразой. – Моран повернул лицо к статуе. – Давай завершим то, что начали.
Я покорно кивнула. Наши ладони вновь легли на печать, и пальцы встретились.
– Раз, два, – гораздо быстрее начал отсчёт Люций. – Три.
Моя сила теплом хлынула в магическую печать.
И Люций, и я обомлели в ожидании. Но всё оказалось тщетно – знак не отреагировал. Сила растворилась в пустоте, будто канув в бездну.
– Как считаешь, почему не удалось? – спросила я спустя несколько минут, когда мы уже сидели на полу у стены рядом со статуей. Опустившись прямо на камень, я подогнула под себя ноги. Последнее – неслыханное для меня дело, но я лишь неосознанно повторила за Люцием. А когда сделала, на попятную было идти поздно.
– Полагаю, мы что-то упустили, – отозвался Люций, растягивая слова. – Но ничего страшного. Так даже интереснее.
– Что именно? – повернула к нему голову. Мы потерпели неудачу, а голос Люция полнился энтузиазмом. В такие моменты я не знала, как толковать его поведение.
– Нам предстоит разгадать загадку, Сара. – Люций ослепительно улыбнулся, подтянув к себе ноги, он сложил обе руки на коленях и, прижав к ним голову, взирал на меня с такой искрящей хитринкой в серых глазах, что мне стало не по себе. – Это будет увлекательно.
Его голос эхом будто отразился от стен трофейной. Я же вспомнила занятие у тренировочной площадки.
– Почему именно со мной? – А следом пришёл в голову вопрос Натана: «Они хотят породниться?»
Сменившийся ответом Сильфы: «Ну такие слухи давно гуляют…»
– С тобой что? – повторил медленно Моран.
– Я не такой интересный друг. Даже наоборот. Вот та же Розали Ликорис…
Замолчала, заметив, как резко перекосило лицо Люция.
– При чём тут Розали? – прошептал негромко Моран, и следом его серьёзность сгладилась звонким смешком: – Знаешь, мы с Ликорис так дрались в детстве. Эта ненормальная, когда нам было по пять, укусила так сильно, что у меня до сих пор шрам, кажется, остался.
Было странно слушать о том, что Люций когда-то был настолько маленьким. Моё воспоминание, когда мы встретились на субботней ярмарке, было туманным и размытым. Оно запечатлелось яркими эмоциями, что я испытала в тот день. Но пятилетнего Морана я всё же представляла с трудом, а если получалось, то в голове представал образ, когда он напоминает скорее маленькую хрупкую девочку, дочку какой-нибудь благородной человеческой семьи, а не является ребёнком самого могущественного теневого ордена.
– Наверное, она для тебя как сестра, – смягчилась я, понимая, что всё сказанное Сильфой – бред. И почему оно только так меня взволновало?
Люций кивнул.
– Как и Фредерик для меня, – сглотнув, добавила я, тяжело втягивая воздух.
– Нет, не думаю.
– Что? – удивлённо оглянулась.
Тогда Люций повторил, медленно и вкрадчиво, специально говоря так, будто стараясь донести до меня каждое слово:
– Я не думаю, что мои взаимоотношения с Розали похожи на твои с Фредериком, Сара.
Я не нашлась, что ответить. Не хотелось и вовсе разговаривать о брате. Я знала, что прощу его и мы помиримся, но как раньше уже никогда не будет. В сердце поселилось сомнение, которое мало что способно заставить преодолеть.
Люций отвернулся, посмотрев в стену, и открыл бурдюк, делая большой глоток вина.
Смерив хмурым взглядом то, как Моран нарушает правила, я встала на ноги, безуспешно отряхивая светлую мантию от пыли. Пора было брать себя в руки.
– Почему ты сказал слово «кажется»? Когда упомянул про шрам? – спросила отвлечённо, прислушиваясь к своему дару и сразу предполагая: – Видимо, он находится в каком-то неудобном месте?
– А-а-а, да. На правой ягодице.
– Что? – Моя бровь подпрыгнула вверх.
– Ну да, она укусила меня за задницу. – Люций развёл руками, делая следом новый глоток из бурдюка. – Это стало практически нашей семейной байкой.
Я несколько раз моргнула, пытаясь осмыслить информацию. Люций же вновь улыбнулся, давая понять, что он только и ждал моего вопроса и теперь наслаждался замешательством. Может, Люций даже пошутил про укус. Но я не стала вновь идти у него на поводу.
Хмуро разглядывая теневого, проходясь взором по изящной линии шеи, смотря, как серебристые волосы ложатся ему на скулы, я предостерегла:
– Ты бы всё же перестал распивать вино в стенах Академии Снов. – Почти все сферы с соком глимы в трофейной светили слабо, за исключением той, которая находилась за моей спиной, отчего тень моей фигуры ложилась тёмным покрывалом на до сих пор сидящего на полу Люция.
– Сара Сорель, ты даже не представляешь, как я рад видеть, что ты переживаешь за меня.
– Я рада, что ты рад, – холодно парировала я, и в этот миг теневой див что-то заподозрил, замирая с поднесённым ко рту бурдюком, но было уже поздно. Одиночество больше не являлось нашей прерогативой. В помещение вошёл наставник, сжимая под мышкой книгу.
– Что здесь происходит? – совершенно безмятежным, но тем не менее таящим в себе власть голосом спросил Цецилий.
Сощурившись, не испытывая мук совести и сомнений, я произнесла абсолютную правду:
– Наставник, Люций распивает вино, нарушая правила.
Лицо Морана стало непередаваемым, отчего мне стало гораздо сложнее сохранить непредвзятый вид. Кажется, в этот миг я впервые отплатила Люцию
