— Конечно, для тебя Рязанщина — пуп земли, — незлобливо подтрунивает над ним Кузьма Родин. — Мы рязанские — этим все сказано.
— Ты нашу Беларусь с Рязанщиной не ровняй, — вступает в разговор белорус капитан Владимир Малинович…
Три года на войне я слышу этот спор: что лучше — Иркутск или Орел, Камчатка или Грузия, Одесса или Ростов… Тысячи доводов, вполне убедительных, в пользу той или иной географической точки Советского Союза уверили меня только в том, что легче всего завязать на фронте разговор — о доме. Тоска по нему, мысли о нем живут в каждом из нас неотступно. А спор? Просто лишний повод вернуться в родные места, рассказать о них товарищам, хотя бы мысленно побывать там, куда с такой силой рвется твоя душа.
Да, мы уже почти у государственной границы. Полк перебросили сюда, на северо-запад Белоруссии, в середине сентября для оказания помощи нашим войскам, ведущим бои в Прибалтике. Живем в палатках. Штаб, летный состав и полевая кухня разместились в деревне Белевичи.
Похоже, что даже природа спешит быстрее прожить военное лихолетье и потому торопит времена года. Осень налетела холодная, дождливая. Я уже забыл, что такое сухая одежда и обувь. Хорошо, что пока обошли меня стороной фурункулез, ревматизм, цинга и зубная боль, эти постоянные спутники полярников и авиатехников. Почему именно эти? Не знаю. Но другими недугами не страдаем. Наоборот, на фронте исчезают многие болезни, в том числе даже язва желудка. «Здесь у нас курорт, санаторий, — горько пошутил однажды Милюков. — Можешь вылечить все, что угодно, а потом тебя убьют». Свежий воздух, много работы, неприхотливая пища… Но я не встретил еще ни одного человека, который назвал бы годы, прожитые на фронте, счастливыми.
— А соловьи у нас какие? — горячится орловчанин Родин, у которого непокорные русые кудри всегда выбиваются из-под пилотки. — А Тургенев? У кого Бежин луг еще есть?
Спор без начала и конца шел своим чередом. Сеял дождь, мокли под ним Ли-2, стоя в высокой жухлой траве. Под полевой аэродром нам дали захламленное, заросшее разнотравьем бывшее льняное поле. Прежде чем начать летать, весь личный состав полка расчищал; его, собирая камни, засыпая воронки и ямы, ровняя суглинисто-песчаную взлетно-посадочную полосу. Теперь дожди размывают ее, и взлетать нельзя.
Взгляд скользит вдоль стоянок самолетов. Иногда кажется, что и в полной темноте, на ощупь я мог бы точно определить, чей Ли-2 передо мной. Вот этот, со свежей заплатой на киле, — Ли-2 капитана В. А. Суркова, рядом — старшего лейтенанта Б. В. Воробьева. Обоим им крепко досталось над станцией Цесис 17 сентября. Двенадцать экипажей в течение двух ночей бомбили ее, уничтожали боевую технику, живую силу врага, разрушали железнодорожные пути. Тогда же заставил всех пережить немало тревожных минут и «семнадцатый» — Ли-2-фотограф. Экипаж его зафиксировал результаты бомбометания, прошел линию фронта и передал на КП: «Задание выполнил, иду на одном работающем моторе». Когда он сел, мы увидели, что правую сторону фюзеляжа забрызгало маслом до хвостового оперения. Да, потрепали этот Ли-2 над целью. Осколками зенитного снаряда пробит маслобак, трубопровод подвода гидросмеси к сервопоршню магистрали уборки шасси, обтекатель мотора. Из-за потери масла в полете правый двигатель начал греться. Шведов выключил его, дошли на одном левом.
А потом, в начале октября, при налете на порт Мемель ему вновь не повезло. При заходе на фотосъемку после бомбежки Ли-2 А. М. Смирнова поймали прожекторы. Осколки зенитных снарядов прошили левое крыло, хвостовое оперение. С тревогой ждали: загорится машина или нет. Не загорелась, хотя держала экипаж в напряжении до самой посадки. Левый передний бак был пробит, горючее из него растекалось по крылу за выхлопной трубой двигателя, и пожар, казалось, был неминуем. Топлива им хватило в обрез.
Бак пришлось менять. Отвернули почти сотню винтов и болтов крепления нижней силовой панели на центроплане, отсоединили шланги с трубопроводом, датчик прибора замера горючего… Проверили герметичность нового бака, прежде чем ставить его на место пробитого. Техники, слесари-клепальщики сутки не отходили от «семнадцатого», но в строю оставили. На нем уже живого места не осталось. Весь изранен, весь в заплатах.
А вот этому Ли-2 с номером 11 досталось на орехи дома, у себя на аэродроме. Вражеский бомбардировщик нащупал нашу базу, сбросил бомбы. Осколки посекли переднюю кромку крыла, колеса шасси. Два наших истребителя отомстили фашисту, вогнали в землю. Но Ли-2 с наряда на вылет пришлось снять.
Дальше — пустая стоянка. С нее ушел на бомбежку Тарнколиса и не вернулся Ли-2 лейтенанта В. А. Суворова. Его подбили над Ригой. Один снаряд задел левый двигатель, второй разорвался в кабине летчиков. Был убит борттехник старшина А. Т. Пряников, тяжело ранены штурман И. С. Руденко и бортрадист-стрелок сержант Г. М. Красношеин. В. А. Суворов пытался перетянуть через линию фронта. Не смог. Машина загорелась. Он приказал экипажу прыгать. Штурман, воздушный стрелок и бортрадист успели покинуть горящий Ли-2. Командир экипажа Василий Александрович Суворов и второй летчик старшина Александр Васильевич Кондратенко взорвались в самолете в воздухе. Чудом остался в живых штурман. Его парашют повис на дереве. На счастье Руденко, один из наших танкистов — они шли в наступление — заметил белый купол. Сняли потерявшего сознание штурмана, завернули в парашют, привязали к танку и пошли в бой. А после боя доставили его в санбат.
Погиб Суворов… Энергичный, общительный, жизнелюбивый парень из городка Саланова Московской области до победы не долетел.
— Не везет мне, — говорил он. — Нет ни постоянного экипажа, ни самолета.
Так оно и было. Летал, подменяя других. В последнем полете он заменил заболевшего командира экипажа Пашу Фурсова.
Я внимательно оглядел другие Ли-2. Каждая заплата, заклепка, вмятина на них мне знакомы. Свой след на их оперении и фюзеляжах оставили снаряды зениток и ночных истребителей над Огере, Вальмиере, Пиллау, Ригой, Тильзитом, Инстербургом, Шталлуненом, Либавой… От бомб, сброшенных с Ли-2, горели доки в Пярну, на глазах у наших летчиков затонул транспорт в Мемеле, пылали склады, барки, цистерны, вагоны.
Не всем удавалось отделаться вмятинами и пробоинами. Прямым попаданием в пилотскую кабину был сбит и сгорел в небе Ли-2 капитана Ивана Ивановича Кукушкина. С командиром погибли второй летчик младший лейтенант Иван Андреевич Подвигалкин, воздушный стрелок рядовой Петр Иванович Терещенко. Успели оставить горящую машину израненные штурман Василий Степанович Прибега, радист Николай Сидоренко и борт-техник лейтенант Валерий Валерьевич Кожин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
