– Да, но…
– Я здесь не для того, чтобы выслушивать ваши извозчицкие понукания, извольте выслушать до конца! Так вот, если к полудню в субботу вы лично не обеспечите требуемыми деньгами цеховые кассы, я найду способ рассчитаться лично с вами. Замечу при этом, что дед оставил мне на память о себе «Смитт и Вессон» – громоздкая, тяжелая, но с отличным боем штуковина.
После столь сурового предупреждения и последовало приказание унтер-офицеру Иванову.
Испугался ли Путилов столь откровенного предупреждения? Да, испугался – тому немало свидетельств. Но он испугался не потому, что вообще был трусливым человеком. Путилов был в меру смел и храбр, как любой авантюрист большой руки, в его тщедушном теле буйствовали многие страсти, не имеющие прямого отношения к финансовым операциям. Причина его испуга гнездилась в другом. Воинственный морской профессор, исполнение грозных слов у которого, кстати, не заржавело бы, и об этом Путилов был осведомлен, сам того не замечая, бросил обвинение капиталисту от имени бунтующей России. Профессор представился Путилову острием ее разгневанной силы, а он-то знал, насколько она сокрушающа. Если так заговорил ученый генерал, то чего же нужно ждать от тех, кто на тачках вывозит за ворота невиновных в общем-то цеховых мастеров? Этого гнева испугался Алексей Иванович Путилов. До встречи с генералом Крыловым он, пристально следивший за любыми революционными проявлениями, все же надеялся удержаться сам и, главное, конечно, удержать в активном действии свои миллионы. Встреча с генералом Крыловым основательно подорвала надежду – миллионная империя зашаталась, н почувствовалось, что она вот-вот рассыплется в прах.
И расставаться с миллионами было куда как жаль – каждая копейка, составляющая их, была нажита корпением и адским трудом. Так теперь, перед самым крахом, ему казалось и думалось. И что же ныне приступило – отдать все нажитое собственными руками? Не-ет, шалите, господа генералы, из профессорского управления или наоборот – господа профессора из генеральского, больно вы добренькие объявились расшвыривать чужой-то горб, кровную денежку! Я заткну глотку вашему ненасытному гегемону-пролетариату, но не отдам того, что мое… Не отдам – шалите!
Путилов обеспечил выплату получки рабочим и служащие:. Не раз и не два, так что его грозному собеседнику не пришлось прибегать к «громоздкой штуковине». Он обеспечивав цеховые кассы деньгами для выплаты до того, пока генеральское управление не наладило регулярных расистов с казной за выпускаемую заводами продукцию.
Путляв пошел на ото унижение все в той же попытке спасти свои миллионы. Он мало заделывался над тем, его ли они в конце концов, эти графически-машинописно обозначенные банковские сообщения, подтверждения, аккредитивы, так называемые цепные бумаги, хранящиеся в стальных недоступных сейфах. Он знал, как пришел к ним и как магически действовал посредством их на всех, вся и всё. И вдруг все это – псу под хвост! Ну нет – пусть генералы поиграют в благодетелей да радетелей интересов России-матушки, им скучно стало в тихих кабинетах-библиотеках, пусть их, пусть потешатся, поиграют в бирюльки, а мы в это время что-нибудь придумаем…
Шатким было это упование, но оно взбадривало, обращало к тем временам, процветающим и стабильным, когда зачиналась путиловская империя.
На копейках, видит бог, она взросла – это верно. Вернее, с дешевенького, копеечного вицмундира незаметного чиновника министерства финансов. К началу-то ее бурной инкубации Алексей Иванович изрядно уже замаслил вицмундирные рукава, хотя в присутственное время для их предохранения и надевал сатиновые нарукавники. Надевал же он нарукавники почти торжественно. Почти торжественно – это потому, что никто не наблюдал за его лицедейством, ибо в отличие от других чиновников отдела кредитования у него была отдельная комната. Алексей Иванович надевал нарукавники, укреплял за ушами дужки дешевеньких очков, точно таких же, какие носил и при миллионах, и принимался за работу. О, это воистину каторжный труд – цифры, цифры, цифры. В цепочку, колонками, вразбивку. Эта цифровая карусель во сто крат увеличилась, когда Алексей Иванович вместе с отдельной комнатой оказался в непосредственном подчинении графа Витте… Право, не рал хотелось взмолиться от нескончаемого нашествия цифр, отказаться от них и заняться чем-нибудь поспокойнее. Но что-то удерживало его от вознесения к небу мольбы и рук. И Алексей Иванович, надев нарукавники, строчил и строчил цифирью, так что однажды граф Витте непринужденно, как близкому и доверенному лицу, сказал ему:
– Скоро вы, дорогой Алексей Иванович, будете держать в своих столбцах пол-Европы.
Вскоре Сергей Юльевич, также конфиденциально, представил Алексею Ивановичу юркого, как ртутный шарик, Шпана. Знать бы его флота генеральскому превосходительству, что последовало за тем представлением, небось не «штуковину», а все пушки, выпускаемые ОПЗ, нацелил бы в Путилова!
Его комната, из которой он осуществлял контроль за внедрением иностранного капитала в русскую промышленность, наконец-то освободилась от бесконечной вереницы цифр. В том смысле освободилась, что Алексей Иванович не следил более за шведским холодным сапожничеством, немецким металлическим ремесленничеством, за дурацкими французскими шляпками и женскими заколками. Через путиловскую комнату пошли золотые айсберги от таких солидных клиентов, как фирма «Шнейдер – Крезо», например. В гарантированных бумагах этих клиентов не было нужды выискивать марко-франко-рублевые единички, расстраиваться из-за их }терь, находок и поисков в двойной бухгалтерии итальянской системы. Подкрепленные рядами нулей, как паровоз вагонами, заглавные цифры ринулись на разработку уральской руды, бакинской нефти, архангельского леса, лухоозерского цемента… на прокат стали, так необходимой России. Да, в конце-то концов, проект создания Политехнического института его флотского превосходительства, разве этот проект, милое сердцу профессора детище, не подкреплен теми глыбами? Не будемте наивными, профессор, – ими, как бы вам этого ни хотелось. Мало ли, что вы, флота генерал, неистовствовали в институтских научно-строительных комиссиях, выискивая воров и других лихоимцев – Политехнический-то создан, он функционирует, а? А не будь графа Витте, не будь меня, наконец, Путилова, не видеть бы вам лелеемого кораблестроительного факультета в нем, не так ли? Так, господин русский ученый, так – мозги ваши, а денежки – шалите! – наши: без оных, извините за каламбур, ваша теория непотопляемости скрылась бы под водой по самую вашу ученую макушку… Россия…
Алексей Иванович сошел с пролетки на Таврической и, изменяя своему правилу торговаться с извозчиком за каждый гривенник, сунул тому бумажную купюру не глядя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
