Но прошло несколько лет, и перископы тоже оказались под водой и покрылись ржавчиной.
— А те, кто поселился в подводных домах? Что стало с ними?
— Они жили там по-прежнему.
— И ничего?
— Ничего. Только часовой с гарпунным ружьем был уже без акваланга. Подводные люди приняли решение бережно охранять их как экспонаты человеческого прошлого.
— Разве это хорошо, Томоясу-сан?
— Как вам сказать… Впрочем, к тому времени я скорее всего уже умру…
Настал день, когда подводные люди образовали свое правительство. Оно получило международное признание. Многие страны тоже пошли по пути создания подводных колоний.
Но и у подводных людей была своя беда. Одного на несколько десятков тысяч поражало странное заболевание. Видимо, оно вызывалось дурной наследственностью. Не исключено, что давали о себе знать некоторые железы с внешней секрецией, которые оставались у первого поколения, поколения Ирири. Правительство назвало это заболевание «болезнью суши» и постановило немедленно по обнаружении прибегать к хирургическому вмешательству.
37
— Вот видите! — зло и победоносно произнес я.
— Что?
— Теперь настала их очередь тосковать по суше!
Мне никто не ответил. На всех лицах было одинаковое выражение почтительной грусти, словно эти люди стояли у постели умирающего. Даже у нетерпеливой Вады плотно сжаты губы и лицо человека по ту сторону любви и ненависти. Я ни с того ни с сего вдруг подумал: а действительно, что уж теперь упрямиться…
— Это безнадежно далеко от нас, — проговорил кто-то низким голосом.
Кажется, господин Ямамото. Да, далеко… Это будущее так же безнадежно далеко от нас, как первобытный мир… У меня что-то затряслось в груди, я почувствовал тошноту и хрипло кашлянул.
Видимо, я запутался. Сделать вид, что я признаю будущее, бежать и при первой возможности предать все гласности?… Если в том, что называется справедливостью, есть хоть какая-то доля моральной ценности, я должен поступить именно так. А если нет? Честно признать, что я враг такого будущего, и затем встретить смерть?… Если в том, что называется честью, есть хоть доля моральной ценности, я должен поступить именно так. Значит, если я не верю машине, то первое, а если верю — то второе…
Впрочем, я не совсем точно выразился, когда сказал, что запутался. Это я внушил себе, что нужно запутаться. И скорее всего я так и не сумею принять окончательное решение и буду убит, как жалкий слизняк. Хуже всего то, что я перестал верить себе, что сам себе кажусь ничтожеством, жалким слизняком. И машина, вероятно, все это предвидела.
Я непроизвольно сказал вслух:
— Но можно ли относиться к машине как к последней инстанции?
— Вы все еще сомневаетесь? — В голосе Ерики смешались удивление и сочувствие.
— А разве не бывает ошибок? Ведь чем отдаленнее будущее, тем больше ошибки. И дело не только в ошибках… Кто поручится, что все это не вымысел машины? Изменила или выбросила то, что ей непонятно, ж преподнесла нам более или менее правдоподобную историю… Ты же сам знаешь ее способности… Если ввести в нее, например, данные о трехглазом человеке, она автоматически переправит три на два.
— Это она тоже предсказала. Что вы рано или поздно усомнитесь в ее способности предсказывать и тогда… — Ерики не окончил и сделал вид, будто закашлялся.
— Я не говорю, что сомневаюсь. Сомневаться и относиться как в последней инстанции — вещи разные. Я хочу только сказать, что совершенно иное будущее.
— Иное будущее?
— Вы делаете вид, что облагодетельствовали подводных людей, а я вот сомневаюсь, скажет ли этот будущий рыбо-человек вам спасибо за эти благодеяния. Я уверен, что он будет вас смертельно ненавидеть.
— Свинья не обижается, когда ее называют свиньей…
Внезапно я ощутил во всем теле слабость и онемение и замолчал. Так бывает, когда смотришь на звезды, думаешь о бесконечности вселенной и вдруг чувствуешь, что вот-вот заплачешь. Это не отчаяние и не сентиментальность, а соединенное действие сознания собственной ограниченности и физической немощи.
— Но… — Это слово само собой вырвалось у меня, и я стал искать, что сказать дальше. — Что стало с моим сыном?
— Все хорошо, — донесся откуда-то издалека теплый голос Вады. — Это наш лучший вам подарок, сэнсэй.
38
А затем машина рассказала такую историю.
Жил один юноша. Он был практикантом на подводных нефтепромыслах. Однажды он помогал ремонтировать радиомачту — она была укреплена на пластиковом поплавке и плавала по поверхности — и случайно вылез из воды без воздушного скафандра. (Это герметический костюм с приспособлением для постоянного притока к жабрам свежей морской воды; подводные люди пользуются им во время работ на воздухе). С тех пор он не мог забыть этого странного ощущения. Но такие вещи были строго запрещены медицинским надзором. За них наказывали. Поэтому юноша никому ничего не рассказал, и это сделалось его тайной.
Но того беспокойного ощущения, будто ветер что-то унес с его кожи, забыть он не мог, и он стал все чаще покидать город и плавать вдали от других людей. Он уходил на подводное плато, которое, как говорили, было когда-то сушей. На таких местах во время приливов и отливов возникали стремительные течения и водовороты, со дна поднималась муть, образуя причудливые полосы и принимая форму подвижных скал, и все вокруг заволакивалось туманом. Юноша вглядывался в этот туман и представлял себе облака в небе. Разумеется, облака в небе были и теперь, и он не раз видел их в кино на уроках. Но теперь все облака были одинаковы. Говорят, что давным-давно, когда земной шар покрывали огромные материки и рельеф суши был очень сложным, это заставляло облака принимать бесконечно разнообразные формы. Интересно, на что это было похоже, когда по небу плавали такие призраки, и какие чувства испытывали древние наземные люди, когда глядели на них?
Правда, сами наземные люди не были для юноши диковинкой. Их всегда можно видеть в воздушных комнатах музея. Вялые и безжизненные на вид, они неуклюже передвигаются среди издревле привычных им предметов обихода, придавленные к полу силой тяготения. Верхняя часть туловища у них непомерно огромна, потому что заключает в себе воздушный насос, именуемый легкими. Они совершенно беспомощны — для того чтобы принять самую обычную позу, им приходится пользоваться так называемым стулом. Нет, вряд ли они могут иметь отношение к мечте. На уроке искусствоведения юноше рассказывали, каким беспомощным и варварским было искусство в древности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
