и Америке пришлось быть настороже. Теракты XIX века, как и XX – битого, но все еще представлявшего классический мир, – были направлены на политиков: царя, принца, премьер-министра. Теракты XXI века целились в свободных индивидуумов, которым пришлось отдать часть своих прав и свобод государству в обмен на безопасность.
Но теракты оказались не единственным препятствием на путях разнежившегося индивидуума. Он стал страдать от одиночества (атомизация это предполагает), депрессии (поскольку психика, не занятая выживанием и не обремененная социальными страхами, становится хрупкой), СДВГ (синдрома дефицита внимания и гиперактивности), и не только у детей, СХУ (синдрома хронической усталости) из-за увеличившихся нагрузок. Формально рабочее время только уменьшалось в этот период, автоматизация предполагала и вовсе «освобождение рук», а компьютеризация – еще и головы. Но результат получился обратным: стресс гонки, нехватка времени, боязнь увольнения при постоянном сокращении штатов, гиподинамия, поскольку ноги «освободились», как прежде руки. Тогда возникли фитнесы, а вместе с путешествиями и подорожанием всего, что хочется и «положено» иметь среднему классу, класс стал бешено зарабатывать деньги, выбиваясь из сил. Все эти психологические и психические недомогания стали массовыми.
Кроме того, на свободного индивидуума стала часто нападать Земля. Землетрясение и пятнадцатиметровое цунами в Японии привело к аварии на атомной станции Фукусима (2011 год), погибло 20 тысяч, радиация надолго заразила воду и почву. В двух крупных землетрясениях в Иране (1990 и 2003) погибло порядка ста тысяч человек. Цунами 2004 года в Индийском океане – в нескольких странах, от Индонезии до Таиланда, погибло 300 тысяч человек. Аномальная жара во Франции в 2003 году, унесшая 15 тысяч жизней, а в России – в 2010-м (количество жертв не называлось), в Австралии – небывалые пожары, потом наводнение в конце 2019 года. Плюс символическая катастрофа: сгорел Нотр-Дам. Это переживалось не менее сильно, чем массовые бедствия. Собор хоть и перестраивался и достраивался на протяжении веков, но с 1163 года стоял символом христианской эры (там и терновый венец хранился), Парижа, Франции, которые, в свою очередь, на протяжении многих веков тоже были символом культуры, цивилизации, мечты, хотя на сегодняшний день это уже не так.
Вот что помнится, и этого уже много. И вот, 2020-й открылся новой напастью – коронавирусом. И только тогда, весной 2020-го, свободный индивидуум перестал существовать как социальное явление.
Возможно, публичное пространство надолго останется токсичным, и, выходя в него, люди будут надевать скафандры. Они, как и предыдущая одежда, будут дорогими, дешевыми, модными, классическими, зимними, летними, и эти одеяния никому не будут казаться странными. Все будут выглядеть как космонавты, будто только что прилетевшие на Землю или, напротив, собирающиеся с нее отплыть в космос. Ничего особенного: ходили же в расшитых камзолах и платьях до полу с корсетами и декольте, а теперь носят брюки, шорты, майки, свитера и пиджаки. Так прижилась бы и любая другая мода.
Бесконтактность, переход в онлайн стали доминирующей тенденцией XXI века, а коронавирус спровоцировал сингулярность: только виртуальная жизнь. И когда карантин сойдет на нет, эффект давнего фильма Карпентера «Нечто» станет реальностью. Напомню, на полярной станции ученые достали из вечной мерзлоты нечто (примем это теперь за вирус), что стало поселяться в людей, превращая их в монстров-убийц. Нечто принимало человеческий вид, и все смотрели друг на друга с подозрением: настоящий это член экспедиции или смертельно опасный монстр, маскирующийся под человека?
Встречаясь после карантина, друзья, коллеги, знакомые не будут уверены, что те – не носители вируса, который, как известно, чрезвычайно заразен и для многих смертелен. Дистанция два метра станет новым этикетом общения. Никаких объятий и поцелуев. Никаких романтических историй. Никаких поездок. Разве что всем переболевшим (как раз обсуждается в ООН) будут выдавать справку недельной годности о том, что у них есть антитела и им можно пересечь границу или поздороваться за руку. Мы постепенно переселяемся в мир, где тело – помеха, угроза. Чужое – как источник заражения, и свое – как потенциальный убийца «я». «Я» и тело расходятся. «Я» – это мысль, чувство, голос, изображение, язык, текст. Тело – ненадежный и даже вредоносный носитель «я». Если не другое тело угробит твое вместе с драгоценным «я», то разверзшаяся земля, восставший океан, пожар, наводнение, взбесившийся климат, болезни, да и сам запрограммированный срок жизни. Но жизнь – это же не только и не столько жизнь тела, это жизнь «я», которое учится жить отдельно.
Еще есть каратели, посланники Большого Брата, которые могут арестовать и убить – потому что им мешает твое «я», но оно им неподвластно, их добыча – твое тело. Все та же биополитика. От всех этих многочисленных угроз «я» переселяется в бестелесный мир, в котором оно может жить вечно. По крайней мере, долго. «Vita brevis, ars longa» – гласит латинская поговорка, но сегодня искусство – это любое запечатленное проявление любого человека. Страничка в соцсети, видеозапись, текст, инсталляция, перформанс. Даже если проявления эти никому не интересны, они есть, и «я» обретает бессмертие фактом своего запечатления в пространстве.
«Я» тоже подвержено атакам, «я» страдает, как и тело, но оно переселяется в облако, где будет парить если не вечно, то долго (ars longa), его не догонишь, а тело цепями гравитации приковано к земле. В открывающуюся эпоху ему бежать некуда. Ковид-19 закрыл границы, ввел пропускной режим, всех переписал, запечатлел на городские камеры – тело теперь под полным контролем.
Вопрос, как будут развиваться взаимоотношения «я» с телом. Тело пленник своих неотменимых потребностей и условий места, где оно находится в данный момент, в этом смысле оно – часть «коллектива тел», с которыми разделяет общую участь. «Я» пленник тела, но скоро у него начнется борьба за независимость. В карантине «я» как бы разделилось с телом: тело сидит в заточении, «я» «ходит» в театры, на лекции, ездит в «путешествия на диване», выпивает в виртуальных барах с компанией, отмечает дни рождения с родными по видеосвязи. Все это уже было как одна из опций, но теперь она – единственно возможная. Карантин, в той или иной степени строгости – надолго, и «я» будет искать возможностей своей автономии.
Даже когда тело начнет свободно разгуливать в скафандре или предъявлять полученный куаркод о наличии антител или коронаотрицательных тестов, когда оно будет шарахаться от всех, кто приблизится больше чем на два метра, когда во вновь открывшихся ресторанах оно будет сидеть за одиноким столиком, «я» будет им тяготиться. И продолжит свой курс на размежевание, то есть перестанет быть единым целым со своим обременителем. Пандемия обострила этот процесс, но он шел и так: психологически
