лучшем стиле князя Константина выгибая дугой бровь.
— Я подполковник, — уточнил Киётаке Ишивара.
— Поверьте, полковник, я редко ошибаюсь в званиях, а если и ошибаюсь, то мои ошибки странным образом превращаются в действительность. Например, один небезызвестный вам контр-адмирал, который тоже думал, что я ошибся, назвав его адмиралом, недавно из рук Императрицы получил орден. И, удивительное дело, в наградном листе он тоже оказался адмиралом.
— У Императрицы появились ордена? Помнится, Микадо награждал нас более ценными подарками, — слегка расслабленно заметил полковник, отходя от нелёгких переговоров.
— Более ценными, чем орден-оберег, который может защитить от пули или осколков снаряда? — удивился я.
— Простите, князь, я был не прав. Наша Божественная Императрице удивительно мудра, — поклонился Ишивара, и впервые за весь разговор посмотрел на меня с подобающим уважением.
Глава 121
— Ваше Сиятельство, к вам пытается прорваться казацкий сотник Нечипорюк. Криком кричит, что дело у него к вам чрезвычайной важности и очень срочное, — заглянув к нам в кабинет, доложил дворецкий.
Нет, не подумайте, что я в столице, где у меня есть свой дворецкий, кстати, единственный на все мои княжеские владения.
Это мы с Алябьевым в очередной раз воспользовались гостеприимством Владивостокского губернатора и заняли гостевые покои в его особняке. Готовимся к встрече с командующим Владивостокской эскадрой и его штабом.
Перед высадкой на севере Хонсю нам очень не помешает провести отвлекающий манёвр, например, имитацию высадки десанта в районе небольшого японского городишки Тояма, от которого до Токио уже рукой подать. Меньше трёхсот километров по прямой или километров четыреста по плохим дорогам.
Место для высадки десанта нам подсказали в штабе флота и, судя по обилию деталей, отнюдь не случайно. Похоже, это давние наработки штабных офицеров, оценивших удобство и защищённость огромной бухты, пригодной для размещения любой, даже самой большой флотилии мира.
Про сам город Тояма и его окрестности мы теперь знаем всё, и даже больше, чем требуется. Просёлочные дороги, тропы, телефонные линии, мосты, реки и ручьи, полицейские участки и таможенные посты, а также сотни других мелочей — всё отмечено на картах и сопровождено обильными описаниями.
— Пригласи. Узнаем, что случилось, — кивнул я дворецкому, закидывая назад голову и хрустя шейными позвонками, затекшими от долгого изучения карт.
— Ваше Сиятельство, — гремя подковками сапог, ворвался к нам ражий сотник, выглядевший изрядно помятым и не выспавшимся, — Беда! Мало того, что мы ваше распоряжение не выполнили, так ещё и пограничный конфликт спровоцировали!
— Конфликтом больше, конфликтом меньше. Разберёмся. Ты по делу рассказывай, — указал я ему на стул, жалобно скрипнувший под его весом
— Всё делали, как вы сказали, — плюхнулся на стул сотник, дождавшись сначала подтверждающего кивка Алябьева, — Начальника строительства нашли, через него на хунхуза вышли, ну, на маньчжура этого Чжана. У него под началом свой отряд был. Сабель в сто-сто двадцать, как я думаю. Но в Уссурийск он всегда только десяток с собой брал и пяток штатских, которых наблюдателями оставлял, а потом обратно их забирал, когда они девочек устроят.
— Это как ты так ловко численность отряда вычислил? — вклинился генерал, внимательно выслушивая сотника.
— По верёвочкам с узелками. У маньчжурских десятников она чуть толще и с двумя узелками. А раз с Чжаном по три — четыре десятника разных приезжают, то получается, что семь или восемь десятников должны на той стороне оставаться, чтобы за порядком следить и отряд блюсти, — выложил казак свою нехитрую арифметику, которую ни я, ни генерал, не поняли.
— Пётр Васильевич, ты к делу переходи, — поторопил я казака.
— Так, а я чтож… — выразительно зыркнул Нечипорюк в сторону Алябьева. Нет, понять сотника можно. Расскажи он кому, как вместе с князем и целым генерал-лейтенантом за одним столом сидел, рассказывая про свои дела, так ведь не поверит никто, — Недели две мы первую партию ждали. Немного он тогда привёз. Всего двадцать четыре девки. Одна, правда, хроменькая оказалась, но из таких, на которых смотришь, и радость на сердце. Улыбчивая, и вообще… Взял я грех на душу, не стал её выбраковывать, — тоном опытного лошадника продолжил сотник.
— Князь, вы решили работорговлей заняться? — развернулся ко мне всем корпусом Алябьев, — Это я сейчас вас, как наместник Императора спрашиваю, — добавил строгости в голос генерал.
— Перед вашим приходом я столичные газеты, правда, недельной давности изучал, — довольно лениво кивнул я Алябьеву на стопку газет, валяющуюся около дивана, — Там написано, что граф Тихомиров итальянского архитектора Кострелли выписал, чтобы тот ему дворец в Петергофе спроектировал. В газетах утверждают, что граф итальянцу десять тысяч золотом заплатить пообещал.
— И что? Не вижу связи, — помотал головой генерал-лейтенант.
— Отчего же? Неужто Тихомиров этого Кострелли в рабство взял?
— За десять-то тысяч, да вы смеётесь…
— А какая разница, за сколько? Италия — страна дорогая. Этот Кострелли там долго обучался, что тоже не бесплатно, прежде, чем стал архитектором. Оттого и цена высока. А у нас — обычная маньчжурская девушка, у которой и навыков, нужных мне нет, и цены в Маньчжурии в десятки, а то и в сотни раз ниже. Отчего бы мне её не нанять? Чтобы нитки прясть или бамбук собирать, мне Кострелли не нужен. Уж не обессудьте, — довольно комично развёл я руками, ошеломив генерала иезуитским вывертом логики.
— Так они у вас временно нанятые? — тут же поправился Алябьев.
— Можно и так считать, но кто, мне, князю, помешает им гражданство дать, если я в них пользу увижу? — задал я ему следующий вопрос, на который предполагается только однозначный ответ.
На самом деле, на своих, княжеских землях, я хоть чёрта лысого могу гражданином признать, и оспорить это, пока он с них не выедет, ни у кого не получится. Таковы законы Империи. А уж сколько казусов на эту тему бывало, и не счесть.
Помнится, наследники одного князя чуть ли не пять лет судились с кобелем, защищаемым заранее нанятыми юристами, которого князь своим наследником в завещании указал. Проиграли наследники, если что. Собака победила! И жила ещё очень долго.
Потом в Закон поправку внесли, насчёт животных, но к нашему случаю она отношения не имеет, и Алябьев это прекрасно понимает.
— Пётр Васильевич, вы продолжайте. Что дальше было? — с ухмылкой развернулся я к сотнику.
— Затем была ещё одна партия. Побольше. Тридцать четыре девицы. Две молоденькие были с виду, но, глядишь, вскорости дозреют, если их кормить нормально.
Алябьев стоически закатил глаза в потолок.
— Мы тогда уже втроём в Уссурийске остались. С этими двумя партиями я своих
