— Нянюшка, он нас слышит.
Дан поднял голову.
— Уверяю вас, почтенная сунна, что не посмею первым посягнуть на честь дамы, даже если она изволит при мне совершать омовение.
Нянюшка густо покраснела. Ирэн, украдкой показав ему кулак, спешно перевела тему:
— Дан, может, Кошу возьмём? Он без меня будет скучать, вон, уже чуть не плачет!
— И меня тогда возьмите!
— Возьмём обоих, сури! — покладисто кивнул Эданэль. — А за компанию — повара, лекаря, прачку, казначея, конюха и золотаря. И экскурсионный тарантас, в котором мы дружно покатим по катакомбам… Ах, да! Чуть про менестреля с лютней не забыл для досуга…
— Но моя ханни не умеет готовить…
— Почтенная сунна, не беспокойтесь, я умею. И одежду штопать, и котлы мыть.
— Врёшь! — ахнули обе дамы разом.
— Никак нет! Служил я в пехоте при батюшке нашем Аристархе, пока тот ещё не сошёл с ума… Кем служил? А-а, всё равно вы в неверрийских чинах не разбираетесь, да и не в том дело. Так вот. Когда служил я в пехоте, на учениях даже офицеры собирались к нашему котлу, потому что перловку готовил я! — лихо и гордо доложился хитрюга.
Нда, подумала Ирэн, и лапшу развешивать научился тогда же, мой оптимистично настроенный гость…
Лемма вдруг, нехорошо прищурившись, подошла к Дану вплотную, и полуэльфу в нос грозно упёрся тоненький, но твёрдый как спица перст.
— Ты уж смотри у меня, не балуй… касатик…
«Касатик», демонстративно скрестив пальцы, тут же поклялся, что баловать не будет ни при каких условиях, не забыв ещё раз помянуть «омовение».
Ирэн показала два кулака. Лемма почему-то поверила, но для острастки немного поворчала. Едва дверь за нянюшкой захлопнулась, Дан опять полез в мешок, словно его туда тянуло магнитом.
— Ирэн, ты же говорила, что уже всё собрала! Мы выходим завтра, а в мешках — хлам какой-то!
— Невежественный смерд!!!
— Кисейная барынька!
— И я этим горжусь!
— Тогда мы обмажемся вашим маслом, нарядимся в ваши платья, сведём таки тарантас и поедем через ворота как две кисейные барыньки вместе нянькой, золотарём и крокодилом в горшке!
— Дался тебе золотарь! — представив воочию картину побега, Ирэн не сдержала смешок.
— Если запивать вино кедровым маслом, он понадобится тебе, — хмыкнул Дан и серьёзно спросил:
— Ирэн, ты точно решилась бежать? Не боишься?
В неверном свете магического канделябра худое лицо полуэльфа с поблёскивающими антрацитами глаз казалось зловещим. Но привлекательным, да.
— Нет! — не дрогнув, солгала Ирэн.
ГЛАВА 7
Листопад 1436 года от С.Б. Скадар
Невысокий толстячок уныло барабанил пальцами по жемчужно-кремовой столешнице из дорогущего северного ясеня. Его собеседница, подруга и кумир была занята делом первостепенной важности: она поливала куриным бульоном плотоядные фикусы. Те щёлкали сдвоенными зубчатыми листьями, но вхолостую — даже эти, казалось бы, безмозглые твари чуяли хозяйскую руку. Как и прочие обитатели особняка атэ" сури Танаис.
— Как все дети! — поставив лейку на подоконник, отмахнулась зоомаг спустя минут пятнадцать после того, как прозвучал вопрос. — Любит подарки. Чтобы другие завидовали, конечно! И, как все дети, он предпочитает игры учёбе. Я специально выбирала молодого, ещё не слишком искушённого…
— Может, вырастишь ещё нескольких?
— Что ты! — притворно испугалась Геллера. — Он не потерпит конкуренции!
— Ты его избалуешь, Гел, а он должен подчиняться! Что, если начнёт резать, кого ни попадя, ради собственного удовольствия? Убирать за ним опять буду я?!
— А я смотрю, тебе не жаль своих, а, Хорэй? — Геллера подошла, облокотилась на стол, и сердце мага подпрыгнуло.
Жаль? Неверное слово, произнесённое умышленно. Не раз они с Мариусом потягивали коньяк перед камином, рассуждая о студенчестве и студенточках; и помнил господин Шумор, как ставил Лину Санти "удовл." по "Основам строительной магии", едва сдерживая желание влепить рядом минус, а лучше парочку. Он, Хорэй Шумор, изменник, да. А теперь ещё и убийца. Прав был Мариус, даже гении ошибаются…
— Мне напомнить, кто начал стрельбу?
— Нет, не надо, — глухо откликнулась Геллера. — Вилетта совсем отбилась от рук. Иногда мне кажется, что она старательно втаптывает меня в грязь. А всё гены… Кто же знал, что папочка окажется с гнильцой… Ведь на уровне тесты прошёл, причём, гораздо выше среднего… Даже не знаю, что теперь с ней делать?
Шумор уже успел пожалеть о сказанном. Единственный раз в жизни ледяная броня Геллеры дала трещину, и треклятый иномирянин этим воспользовался. Что ж, он заслужил свою участь… Оставив как память о себе маленькую неблагодарную дрянь, горячо любимую матерью — женщиной с железным умом, стальными нервами и уязвимым сердцем. Девчонка едва ли не на коленях упрашивала Геллеру доверить ей слежку за эльфом-перевёртышем, и вновь подвела. Украла феромоны, украла огнестрел, солгала и подставным телохранителям, и ему, Хорэю, зная, что никто из них не ослушается указаний Геллеры Танаис.
Маг понимал, что от осинки не родятся апельсинки… поэтому в жестокости и беспринципности девчонки винил отца-иномирянина.
— На этот раз я не буду слишком торопить процесс роста… Но придётся ускорить программу обучения… — медленно пробормотала зоомаг. — Твои люди позаботятся об Аристане?
Шумор накрыл тонкую бледную руку своей кряжистой ладонью.
— Они уже заботятся.
***
Златень 1436 года от С.Б., Неверрийская Империя
— З-з-замерзаю, В-в-вашество…
— Прекрати, Симеон. Нечисть не мёрзнет.
— Я н-не нечисть! Я к-кот! Г-говорящий!
— Для Баюна ты великоват, Симеон, боюсь, никакая золотая цепь тебя не выдержит.
Домовой насупился и плотнее натянул ушанку. Три недели назад сам завёл разговор об охоте на оленей, а император оказался человеком лёгким на подъём, и вот результат: теперь мёрзнет бедный Симка на опушке Рижской Пущи, северного императорского заповедника на Риге-реке. Через неделю-полторы у оленей начнётся гон, и наступит пора охоты на «рёв», так что Его Величество предусмотрительно захватил с собой турий рог. Домовой, увидев рог, хлопнулся в показательный обморок. Хотелось обратно во дворец, чтобы повалиться на подушки и лакать-лакать щербет, которым кухарка Глафирья не уставала потчевать чуднОго гостя.
Аристан сдвинул шапку на затылок.
— Я не понимаю, Симеон: допустим, ты спишь, но пьёшь, ешь… и отлично ешь! Открой секрет: куда у домовых исчезает еда?
— В ум!
Аристан с трудом подавил смешок. На следующий день после того, как Алесса уплыла, к ошалевшему от такой чести господину Белизу явились посланцы императора с приказом выдать немедля домового духа по имени Симеон. Прилагалась неустойка… и шуба с императорского плеча! Оказавшись во дворце, Симка поначалу растерялся. Удрать он не рискнул, дабы не подвести хозяина, поэтому юркнул с кулоном-кубиком в зубах под кровать, где и просидел полдня, пока император не выманил его оттуда на «кис-кис» с миской щербета в руках.
Новый поворот Дороги Жизни радовал: дворец огроменный, тёплый; прислуга сплошь учтивая, знает своё место; кухарка Глафирья понятливая, не забывает про второй завтрак и поздний ужин; Повелитель — вообще мировой… Но сейчас… Холодно… Хо-лод-но!
Император свесил руку и в неё тотчас ткнулся широкий влажный нос с чуткими ноздрями, затем другой. Аристан потрепал по ушам чёрного с подпалинами выжлака Бурана, да и выжловка Арса не осталась без хозяйского внимания. Хорошие гончие были, паратые — цвет стаи. Сильные, выносливые, умные. К сожалению, время их триумфа миновало, и дети ушли в полаз без престарелых родителей. А чету пенсионеров ждёт войлочная подстилка в шатре Аристана и почётный кус оленьего окорока. Судя по еле слышному, сдержанному повизгиванию, собаки предпочли бы заработать этот кус честным трудом, но, увы, они уже не выдерживали темп гона. Теперь их главной обязанностью было нахаживание молодняка и, по возможности, пополнение стаи новыми выносливыми, чуткими щенками.
— Хорошая Арса, хороший Буран…
Два толстых хвоста слаженно завиляли. Буран, развеселившись, попытался стащить хозяйскую перчатку, и Аристан со смехом отнял руку. Вот уж верно: маленькая собака до старости щенок. Хотя… Мал да удал — так тоже говорят. Коротышка Буран ни волков не боится, ни медведей, да и Арса от «супруга» не отстаёт. А до Сумеречного Предлесья от Рижской Пущи рукой подать, и бывает, оттуда забредают тёмные звери: чёрные медведи, карсы, иногда и хищные олени-крагги — желанная, но редкая добыча.
Хрустнул иней под конским копытом, в пронзительной тишине звук взвился ввысь и разбился, раздробился эхом о ледяное поднебесье. Солнце слепило, но не грело: осень только начала крыть сусальным золотом Равеннские липы, а здесь, в северных широтах, уже ступила на порог зима. Аристан глубоко, полной грудью, вздохнул, неспешно выпустил облачко пара. Вслед за Повелителем дохнул и целитель Огдэн. Действительно — хорошо! Расстелившуюся по полю траву обметало утренней изморозью как сахарной глазурью; рытвинки искрят ледяными оконцами вчерашних луж; над полем бабочкой порхает пустельга, выглядывая добычу.
