Фаддейка опять коротко вздохнул и двинул стулом. Незнакомые Слава Охотин и Юра Кленов пели:
Рыжий конь у меняДаже в сумерках рыжий…
…Когда песня кончилась, Фаддейка решительно щелкнул тумблером. Не хотел он других песен. Лицо его побледнело так, что веснушки казались черными.
— Ну? — требовательно сказал он Юле. — Что? — Он взял ее за руку и утянул к окну.
— Замечательная песня, — сказала Юля. — Что тут говорить…
— Вот видишь… А ты мотив запомнила?
— M-м… Немножко.
— Ты мне споешь потом?
— Ну… какая я певица? И слова я все не вспомню.
— Я их помню, я тебе напишу! Споешь? Мне эта песня знаешь как нужна!
Юля поняла, что не время спорить. Бывает в жизни, что человеку отчаянно нужна любимая песня.
— Я постараюсь, — сказала она.
Фаддейка облегченно вздохнул, как-то обмяк и стал прежним Фаддейкой. Брызнул искоркой из левого глаза и предупредил:
— Имей в виду, я слова тебе сегодня же напишу.
— Ладно… Там очень интересные строчки есть:
И над дымным закатомПланета ВенераПарашютной ракетой повисает в ночи…
— Ага… А на Марсе нашу Землю видно, как у нас Венеру. Тоже в лучах солнца. Только Земля — голубая…
Солнце скатилось за плоские гребни дюн, и голубая звезда переливалась и разбрасывала игольчатые лучи. В сторону заката и звезды рысью шел табун рыжих коней. Вожак точно выбирал дорогу, и лошади, не замедляя бега, огибали песчаные заносы. Их копыта глухо гремели о закаменевшую потрескавшуюся землю. Несмотря на сумерки, гривы отливали оранжевым светом.
Три всадника смотрели вслед табуну.
— И где они берут пищу в этих мертвых местах? — тоскливо спросил молодой воин. Он был из Лесной стороны и не мог привыкнуть к пескам и камню.
— Находят, — отозвался старый Дах. — Есть трава среди песков. Можно прокормиться, если все время быть на ходу, искать.
— Они дикие, у них чутье, — сказал второй воин.
— Не дикие, а одичавшие, — хмуро поправил Дах. — Когда-то у них были хозяева.
— Может быть, скоро во всех краях останутся только одичавшие кони да песчаные кроты, — тихо проговорил тот, что из Лесной стороны.
— Может быть. Если этого захотят Владыки Звездного Круга, — проговорил старый Дах и поплотнее закутался в плащ.
— Владыкам Звездного Круга не до нас, — возразил второй воин. Он не должен был возражать командиру, но здесь, в глуши, не всегда помнили о дисциплине.
Дах не ответил. Опять приближался ровный гул. Это, обходя пески, шел по каменному плато еще один табун…
Испорченный телефон
Небо утром оказалось очень синим, но в нем густо бежали маленькие пегие облака с серыми животами. Солнце то и дело выскакивало из облаков, и тогда на сморщенной ветром воде вспыхивали охапки искр. Но все равно было зябко. Ветер дул с севера. Он сгибал проросшие сквозь песок длинные травинки. Юля шла вдоль узкого пустого пляжа и поеживалась.
Песчаная полоса тянулась по плоскому берегу Заречья. Вдоль нее был проложен к мосту деревянный тротуар. На песке рядом с тротуаром сиротливо торчала телефонная будка. Юля каждое утро ходила мимо этой будки и всякий раз думала: «Кажется, это единственный в Верхоталье телефон-автомат, да и тот не работает…»
С металлических переплетов будки чешуей облезала желтая краска. Когда-то сверху донизу будка была застеклена или забрана листами пластика. Но теперь стекол и пластика почти не осталось, и стенки были заделаны кусками фанеры и жести. А внизу на дверце темнел пустой квадрат. Иногда в этом квадрате Юля видела бродячего белого кота со светящимися глазами. Но сегодня кота не было. Зато в темном квадрате переступали и терлись друг о друга ноги в незашнурованных кедах и съехавших морковных гольфах (видимо, эти ноги неласково обдувал залетавший в будку ветер).
Юля удивилась и даже встревожилась: «Что он там делает?» Она чуть не остановилась, но потом быстро прошла мимо и только шагов через десять оглянулась. В боковой стенке был выбит верхний квадрат. В нем Юля увидела Фаддейкин разлохмаченный затылок и плечи. Фаддейка делал то, что и полагается делать в телефонных будках: прижимал к уху трубку и что-то говорил в прикрытый ладошкой микрофон. Долго говорил… Юля недоуменно пошарила глазами по воздуху. Нет, проводов у будки не было. Подземный кабель? Здесь о них, наверное, и не слыхали. Она отошла еще шагов на двадцать и за стволом векового тополя пять минут ждала, когда Фаддейка выйдет из будки.
Он зашагал к мосту, поддавая ногами большущую хозяйственную сумку. Юля подождала еще и заспешила к будке.
Конечно, телефон был дохлый. Снятая трубка ответила каменным молчанием, диск на ободранном кожухе поржавел и еле вращался. Юля пожала плечами, покачала головой. И пошла следом за Фаддейкой, который далеко впереди подпрыгивал, как тонкий оранжевый поплавок на речной ряби.
Она догнала его на мосту. Он не удивился, заулыбался, не сбавляя шага. Ветер трепал красно-апельсиновые вихры.
— Ты куда так рано? — спросила Юля.
Он опять пнул сумку в клеенчатый бок.
— На рынок за капустой. Скоро мама приедет, тетя Кира хочет пирожки с капустой нажарить. Мама их с детства любит. А ты любишь?
— Ага. С молоком… Я тебя в телефонной будке видела. Ты, наверное, на вокзал звонил? Насчет поезда?
Фаддейка перестал улыбаться. Стал смотреть перед собой и словно отгородился дверцей. Наконец сказал:
— Не… не на вокзал.
— А куда? — рассеянным тоном спросила Юля. Но в душе уже выругала себя за это фальшивое равнодушие и дурацкое любопытство.
Фаддейка шел чуть впереди и будто не расслышал вопроса. Лишь через минуту он сказал сумрачно:
— Телефон же не работает…
Тут уж ничего не оставалось, как удивиться:
— А что же ты там делал?
Он быстро глянул на Юлю через плечо. И вдруг улыбнулся, но не как обычно, а легонько, уголком рта:
— Я так просто говорил. Ну, как будто… Играл.
— А! — обрадовалась Юля. Такому простому объяснению обрадовалась и Фаддейкиной доверчивости. — Тогда ясно. А я так удивилась…
Он посопел и сказал, будто оправдываясь:
— По-всякому ведь можно играть… Что такого…
— Конечно… А с кем ты разговариваешь, когда играешь? Или секрет?
— Иногда секрет. Иногда нет.
Юля выжидательно молчала.
Фаддейка пнул сумку усерднее, чем раньше, и тихо сказал:
— Несколько раз с мамой разговаривал… если долго писем нет…
— Это уже не игра, — вздохнула Юля и осторожно взяла его за плечо. — Если нет писем…
— А бывает, что поговоришь, а назавтра письмо.
— Правда?
— Ага! — откликнулся он. И добавил тише: — А еще с Володей иногда разговаривал. Ну, с тем художником. Потому что мы про многое не успели поговорить… И еще с разными людьми…
— Фаддейка… — сказала Юля.
— Что?
— А со мной… когда я уеду, будешь разговаривать?
Он замедлил шаги и опустил голову. Пнул попавшую под кеды арбузную корку. («И кто это ел арбуз прямо на мосту?» — подумала Юля.) Мост пружинил, ветер летел вдоль реки и покачивал его. И хватал за ноги зябкими мохнатыми лапами.
Фаддейка сказал виновато:
— Я же раньше тебя уеду…
— Ой, правда, — опечалилась Юля.
Они перешли мост и по ветхим дощатым ступенькам стали подниматься к воеводскому саду. Из гущи деревьев торчали каменные шатры башен, и вставала над берегом острая Покровская колокольня. Облака летели, и остатки позолоты на маковке загорались короткими вспышками. Фаддейка обогнал Юлю, оглянулся, покачался на шаткой дощечке и сказал:
— Вообще-то мне не хочется уезжать. Тетя Кира могла бы записать меня в здешнюю школу…
— Так оставайся!
— Мама не даст. Боится, что здесь хуже учат, чем в больших городах.
— Наверное, она просто соскучилась по тебе, — заметила Юля.
— В сентябре она все равно на семинар в Москву уедет… А я ведь не все время здесь хотел учиться, а только первую четверть. Здесь осень знаешь какая красивая! Все сады рыжие и красные…
«Как ты», — мысленно улыбнулась Юля.
— Как я, — весело сказал Фаддейка. И добавил уже другим голосом, серьезным: — И как леса на Марсе.
— Какие леса? — удивилась Юля. — На каком Марсе?
— Обыкновенные леса на обыкновенной планете Марс, — проговорил Фаддейка слегка отчужденно.
— Откуда они там взялись? Ученые доказали, что там одна пустыня. Красные пески и камни.
— Да, — сказал он. — А леса где-то тоже еще есть. К северу от пустынь. Тоже красные. Вот такие. — Он дернул себя за майку.
— Ох и фантазер ты…
Он снисходительно усмехнулся и не ответил.
На верхней площадке лестницы они остановились передохнуть. Шумели старые березы и клены. Острая колокольня возносилась прямо над головами. По ее шатру пролетали тени быстрых облаков. И по Фаддейкиному лицу, когда он глянул вверх, тоже летели тени и солнечные зайчики.
