уверен, сможет ли он быть ею переварен, или же будет вытолкнут за её пределы. Он чувствовал, как эта машина давит, но в то же время её движения создавали иллюзию порядка, будто всё, что он делал, имело значение.
Прошёл ещё один день, и в его голове всё было немного разрозненно. Молчание, запах краски, чей-то старый окурок, брошенный в угол, шум заводов и производственные мощности, которые уже были не просто символами, а настоящими реалиями. Он видел, как огонь и тяжёлая работа высушивали руки рабочих, как лозунги на стенах поднимали дух, но и подкидывали вопросы. Какая эта реальность, и куда она ведёт?
— Вера в будущее, — вспомнил Мирослав.
Он решил, что нужно смотреть в будущее, несмотря на сложности. Но как верить в будущее, когда оно так неопределенно? Как верить в Сталина, когда его глаза полны тумана? С одной стороны, он был человеком, который решал проблемы, с другой — человеком, который заставляет чувствовать себя неуверенным.
Он поднёс к губам чашку чая и вздохнул, чувствуя, как его взгляд снова скользит по пустым страницам тетради. Окно было открыто, в комнату проникала свежесть ночи. Где-то вдалеке был слышен шум машин, и в его сознании проступали образы заводских труб, поднимавших в воздух огромные клубы дыма. Это было будущее, которое он никогда не мог бы представить в своём прошлом, но оно стало реальностью, как и каждый его шаг здесь, среди этих людей. Но в этой реальности было место для мечты, для чего-то более, чем просто служение. Важен был каждый миг, каждое слово, каждое решение, которое он мог принять.
«Может быть, я ошибаюсь, — подумал он. — Может быть, эта сила — это то, что мне нужно. Я должен научиться жить в этом мире, научиться доверять. Даже если мне кажется, что всё это слишком велико, слишком чуждо».
Он вновь взглянул на записи в тетради. Сталин, Москва, жизнь. Всё это было теперь частью его судьбы.
Встав с места, он направился к окну, открыв его шире, чтобы впустить в комнату ночной воздух, свежий и бодрящий. За окном в пустую улицу улицы ломился свет от одиноких фонарей, и в воздухе витала лёгкая дымка, сливаясь с атмосферой города, скрывающего своё настоящее под толщей историй и лозунгов.
«Я не могу не быть здесь. И если это шанс, то я должен его использовать. Не ради себя. Ради людей. Рядом со мной есть те, кто на меня рассчитывает, и я не могу подвести их».
Он снова взял ручку, оставив последние записи. Но теперь слова уже не были так важны. Важно было только одно — действовать.
В тусклом свете лампы Мирослав сидел за столом, его взгляд скользил по комнате, на каждом предмете отражался след дня. Тишина была пронизана звуками вечернего города: отдалённый гул машин, лёгкий скрип старых деревьев на улице. Время растягивалось, будто оно совсем не спешило, как и человек, пытающийся найти ответ на вопросы, которые терзали его душу.
Его взгляд случайно упал на диплом — тот самый, который он взял с собой в день исчезновения. Он лежал на краю стола, аккуратно свернутый, но с несколькими потрёпанными краями, словно и сам диплом давно потерял свою значимость. Мирослав протянул руку, взял его и развернул, взгляд был прикован к печати, которая ещё сохраняла свой блеск, но теперь казалась странно чуждой в этом месте, среди этого нового мира. Диплом стоматолога, который когда-то был символом долгих лет учёбы и стремлений.
Мирослав, не в силах удержать горечь, горько усмехнулся, чувствуя, как в груди застревает тяжёлый, но знакомый ком. Это был смех не от радости, а скорее от иронии судьбы. Он провёл несколько минут, глядя на этот документ, а потом выдохнул:
— Столько лет учёбы, столько усилий и надежд… чтобы оказаться здесь, где мой диплом не стоит и бумаги, на которой напечатан. Всё, к чему я стремился, в один миг стало бессмысленным.
Он медленно положил диплом обратно, почти с сожалением, словно отпуская что-то из своего прошлого, что больше не имело значения. Внезапно перед глазами пронеслись воспоминания: как в молодости он с гордостью ходил с этим дипломом в руках, как мечтал о карьере, о своём месте в жизни, о счастье, которое должно было прийти, если он будет работать честно и упорно. Сколько людей поздравляло его, как ему рассказывали, что теперь его жизнь начнётся.
Но теперь, находясь здесь, в Москве, в этом мире, полном людей, готовых предать, в мире, где каждый шаг можно просчитать, а каждое слово может оказаться не тем, что требуется, его мечты обрушились, как карточный домик. Всё, что он когда-то считал важным, оказалось не более чем иллюзией. В этой стране, в этой новой реальности его диплом был лишь куском бумаги, пустым символом. Столько лет труда и усилий, а теперь он оказался просто ещё одной пешкой в чужой игре.
Мирослав встал и подошёл к окну, открыв его нащупывающей рукой, будто в поисках воздуха, но тот, казалось, стал ещё более плотным и тяжёлым. За окном вечерний город, тёмные улицы, на которых теперь редко кто ходил, одинокие прохожие, уличные фонари, слабо освещающие мрак. Где-то вдалеке слышался шум завода, такой характерный для этого времени, когда железо и труд несли тяжёлые плоды для страны. Он всё равно чувствовал запах свежей краски на лозунгах, которые продолжали висеть на стенах, провозглашая победу и прогресс. Однако всё это казалось столь далеким, как картинка, которую можно смотреть, но никогда не почувствовать.
Мирослав повернулся и снова взглянул на диплом. Он понял, что сейчас важно другое — не бумага, не звания и не награды. Важен был день сегодняшний. Важен был каждый шаг в этом мире, где он оказался без опоры, без прежнего комфорта, без того, что было известно. Но в то же время в нём родилась неожиданная решимость. В его руках было нечто большее, чем этот диплом, и он ощущал, что что-то должно измениться, должно быть иначе, даже если для этого ему нужно будет сломать себя.
Тишина комнаты наполнилась мыслями, которые теперь лились свободно, без ограничений. Порой, в самые тёмные моменты, рождались самые сильные решения. Мирослав знал, что он не может вернуть то, что было, но он может сделать так, чтобы его действия в этом мире что-то изменили. И, может быть, однажды, в будущем, его
