…На четвертые сутки Буйлаш сказал, что пора ехать.
Был прекрасный летний день. Родители проводили Дардаке до ущелья, и он еще раз пообещал, что вернется не позже чем через месяц.
Буйлаш ехал очень медленно. На крутых местах, на узких тропах он держал лошадь Зейны за повод. Дардаке на своем Сером терял терпение. Он обгонял своих попутчиков и потом подолгу их ждал… С Зейной рядом ему ехать было как-то не по себе. Она опять стала красавицей.
Но вот перевалили через гряду холмов, и перед ними раскрылась широкая, ровная долина. Зейна пустила свою лошадку вскачь и стала звать Дардаке. Парнишка быстро нагнал ее, и они поехали рядом, сперва молча, но долго ли может молчать девчонка?
— Ты способный человек, Дардаке! — сказала она.
— И ты тоже очень способная, Зейна! — сказал Дардаке.
— Вот так и собираешься повторять за мной мои слова?
— Я ведь знаю, что ты хочешь сказать.
Они не успели разговориться, хотя Буйлаш плелся далеко позади и времени бы хватило для большого и серьезного разговора. Им не Буйлаш помешал, а встречные всадники, которые спускались со второго перевала. Трое мужчин. Одного из них сразу же узнал Дардаке — это был новый председатель колхоза Садык. Все в той же потертой гимнастерке, на той же быстрой, но некрасивой лошадке. Совсем не похож на председателя. Вместе с ним ехали зоотехник Бектен и молодой ветеринар. Встретившись, они остановились, и Садык-байке начал расспрашивать:
— Большой ли у вас был снег? Сколько овец заболело? Справятся ли Сарбай-ака и Салима-апа с отарой одни?
Дардаке отвечал серьезно и обстоятельно. На летовке все хорошо, овцы здоровы, чабан и его жена чувствуют себя прекрасно. Этот снег их напугал, и пришлось бы трудно, да вот приехавшие гости помогли спасти животных от простуды.
— Зейна! — позвал Садык-байке. — Ты, оказывается, не только учиться помогаешь чабанам, но и работаешь лучше всех. Вот Сарбаев говорит, что тебя надо премировать.
Девчонка звонко рассмеялась. С Садыком-байке она разговаривала всегда легко и свободно. Он представляется ей человеком справедливым, не то что старый председатель. Правда, и этот без образования…
— Садык-байке! — начала она звонким голосом. — Вот вы сказали на собрании, что Дардаке человек талантливый, а сейчас говорите, что ему не надо учиться.
Садык с удивлением поднял бровь и неодобрительно глянул на девочку:
— Не понимаю. Что-то ты не то говоришь, комсомолка дорогая! Кто тебе сказал, что я против учения?
— А зачем чабану учиться? Вы же сказали, что Дардаке чабан… Уже всего достиг…
Она была несносна. Задавала вопросы, не слушая ответов. Она обвиняла. Первый раз в жизни ей пришлось так вот разговаривать со взрослым и таким ответственным… дяденькой.
— Эй, девочка, не слишком ли много на себя берешь! Кто сказал, что чабан должен оставаться темным? Слушай, но только слушай как следует… Мне известно, что мама твоя, Сайраш-апа, хочет уехать во Фрунзе. Твоя мама лучшая в колхозе доярка, но жить с нами не хочет…
Зейна резко перебила:
— А я знаю, что вы не хотите ей дать паспорт. Но у нас в кыштаке нет десятилетки, а я не собираюсь быть ни дояркой, ни чабаном, ни скотницей. Хочу жить в городе, получить высшее образование. И вообще вы… вы… — Она хлестнула кнутом лошадь и поскакала вперед.
— Зейна, Зейна! — закричал Садык. — Я привез тебе новости!
Девочка приостановила свою лошадь и слушала полуобернувшись.
— Ну ты, строптивая!
— Это не новость. Вы тоже строптивые…
— С осени в кыштаке открывается десятилетка.
— Значит, не хотите отпускать из колхоза?
— Отпущу. — Садык махнул рукой. — Тебя отпущу.
— А Дардаке?
— Что Дардаке? — Он обернулся к парнишке: — Ты что, неужели хочешь уезжать?
— Она болтает, товарищ командир…
Дардаке сказал это негромко, но Зейна услышала.
— Значит, я болтушка? Тогда прощай, не хочу тебя знать!
И, еще раз стегнув коня, Зейна поскакала в сторону кыштака. Вскоре она скрылась за поворотом.
Сцена эта, довольно необычная для сельской Киргизии, вызвала среди всех здесь находившихся мужчин растерянность и недоумение. Подъехал Буйлаш. Садык не хотел бы портить настроение старцу. Но как-никак Зейна приходилась ему внучкой и он отвечал за ее воспитание. Пока молчал Садык, молчали и другие.
Буйлаш поздоровался с Садыком за руку, другим мужчинам кивнул и только после этого, показав головой в ту сторону, куда ускакала Зейна, спросил:
— Ты услал ее за чем-нибудь?
Тут заговорили все вместе, один лишь Дардаке скромно молчал. С трудом поняв, что произошло, старик опустил голову.
— Слишком много свободы получили у вас женщины, — сказал он.
Ответ был таким неожиданным, что Садык прекратил этот разговор. Он стал расспрашивать старика, каково положение на летовке Сарбая. И Садык и два его помощника повернули коней и поехали обратно к кыштаку.
— А разве вы не собирались к папе? — спросил Дардаке.
— Мы ехали к нему, чтобы помочь, думали, что снег натворил у вас беды, а теперь я спокоен. И товарищи мои тоже там не нужны. На тебя, видно, можно положиться! — весело сказал Садык и хлопнул парнишку по плечу.
— Но ведь чабан не я.
— Ты чабан. Ты прирожденный чабан. Но вот беда — у нас многие до сих пор считают, что способные к наукам и к учебе люди не должны оставаться на такой работе. Я слышал даже, как один человек называл труд чабана унизительным.
— А это правда, Садык-байке, что у нас будет десятилетка? — спросил Дардаке. — Скажите, а вы будете в ней учиться? Я слышал, война помешала вам получить образование… Скажите еще, если у меня раньше была одна мечта, а теперь появилась другая, разве это плохо?
— Ты сразу так много спрашиваешь…
— Я очень хочу учиться, и хочу много повидать, и хочу читать книги, и смотреть кино, и ездить. Но как же быть, если чувствую свое призвание… Что такое призвание, Садык-байке?
Они поднялись на кромку перевала.
Перед ними далеко внизу расстилался родной кыштак.
Всадники остановились, горячий ветер долины принес к ним аромат цветов и пряный запах кизячного дыма.
Вдали тарахтел трактор. А справа, на зеленом склоне, были разбросаны ярко-белые точечки.
Над ними возвышался всадник.
— А-ла-пай! — сложив рупором руки, закричал Садык.
А потом они вместе стали кричать:
— Алапай, Алапай!
И пока всадник ехал к ним, Садык, протянув руку с плеткой в сторону сверкающих белых точечек на зеленом лугу, сказал, обращаясь ко всем, но больше всего к Дардаке:
— Вот это маленькое стадо — наша надежда и наше будущее. Этих овец — высокопородных тонкорунных мериносов — доверило нам государство. Постепенно все наши стада мы обновим и улучшим. Это совсем не так уж трудно. Нужно только построить школу, клуб, кинотеатр. Нужно, чтобы люди стали по-другому жить и по-другому думать. И прежде всего нужно, чтобы чабаны были образованными и культурными. И… чтобы шли на эту работу по призванию. Не потому только, что тебе нужно или выгодно, а потому, что ты чувствуешь любовь к этой работе и готов отдать ей жизнь.
— А я готов! — сказал Дардаке. Сказал просто и горячо.
Он так весело и бодро это сказал, что все рассмеялись.
И тут как раз подъехал Алапай и с ходу крикнул Дардаке:
— Эй, ты! Я выздоровел! Не воображай, что меня победил. Давай бороться. В любое время давай, я вызываю тебя!
— Ну что ж, я тоже тебя вызываю. Но ты уже чабан, а я только помощник.
— Будешь, будешь чабаном!
Кто это сказал? Может, Садык-байке? Может, Алапай? А может, он сам себе сказал?
Раздумывать было поздно.
Все повернули коней и поскакали в сторону кыштака.
Художник А. АстраханцевПримечания
1
Муллá — мусульманский священник.
2
Чепкéнь — длинная верхняя мужская одежда.
3
Суюнчи — подарок.
4
Аксакáл — старейшина.
5
Апá — сестра, уважительное обращение к женщине старшего возраста.
6
Акá — дядя.
7
Кыштáк — селение.
8
Джайлóо — высокогорное пастбище.
9
Аил — становище.
10
Манáп — сановник.
11
Калым — выкуп за невесту.
12
