Жоан знал, что Никколо обычно посещал «Заячью таверну» по четвергам, и подумал, что, возможно, в этот день тот пришел раньше и уже находился внутри заведения. Также оставалось предположение, практически невероятное, что он не узнал Никколо под маской. Жоан не мог больше ждать и решил войти, прекрасно осознавая, какое изумление и скандал вызовет его вторжение. Потому что он был монахом, а эта таверна – борделем.
– Вы имеете представление о том, что это за место? – спросил его здоровенный мужик на входе и преградил ему путь.
– Да, знаю, – ответил Жоан, по-прежнему скрывая лицо под капюшоном.
– Вам сюда нельзя, святой отец.
– Я не хочу войти в качестве клиента, я ищу одного мужчину.
Громила рассмеялся неприятным смехом.
– Так вы гомик? Да будет вам известно, что здесь предлагают исключительно женщин. Мужчин ищите в другом месте.
– Я не содомит, – ответил Жоан, оскорбленный хамством этого типа. – Мне только нужно узнать, находится ли там, внутри, тот, кого я ищу.
– Кто там находится или уже вышел, вас не касается.
– Это очень важно. Позвольте мне посмотреть, там ли он. Пожалуйста.
– Если это так важно, то подождите на улице до рассвета, пока он не выйдет. – Тон громилы становился все более угрожающим и презрительным.
– Я не могу ждать.
– Убирайтесь отсюда!
Казалось, что монах подчинился и униженно отошел на пару шагов, но вдруг он резко бросился вперед и изо всех сил ударил типа в челюсть. Несмотря на свои габариты, захваченный врасплох, мужчина оступился и споткнулся о стол. Жоан бросился на него с целью завладеть кинжалом, который он заметил у того на поясе, и одновременно толкнул его. Изрыгая проклятия, тип свалился на спину, увлекая за собой стол и стулья. Попав внутрь таверны, Жоан увидел в стороне барную стойку и столы, освещенные лампадами. За несколькими столами сидели только женщины, ожидавшие клиентов, а за другими – парочки, беседующие за бокалами с горячительными напитками.
Люди с удивлением воззрились на монаха в белом облачении с черной накидкой и опущенным капюшоном, который остановился посреди главного зала публичного дома с поблескивавшим в правой руке кинжалом и опирался на расставленные в боевой позе ноги.
Жоан понимал, что у него мало времени, потому что верзила не замедлит наброситься на него, и постарался распознать Никколо под ошарашенными взглядами смотревших на него людей. Жоан не увидел его и подумал, что, скорее всего, тот находится в одной из внутренних комнат.
– Никколо! – закричал он. – Я ищу Никколо Иль Макио!
Жоан знал, что Никколо посещал это заведение не только с целью удовлетворить свои плотские желания, но и для того, чтобы с удовольствием пообщаться с дамами, а также с держателями таверны и ее завсегдатаями. Флорентиец рассказывал Жоану в приватной беседе, что его поразило, на какие откровения способны мужчины после счастливого свидания с ласковой и обходительной проституткой. Он был хорошо знаком с постоянными клиентами каждой из них, и когда флорентийцу требовалась конкретная информация о том или ином завсегдатае, то ему, как правило, удавалось уговорить девушку и выпытать у нее подробности.
Однако у Жоана не было времени на подобные заключения, и, обратившись в сторону коридора, который вел в приватные помещения, он снова выкрикнул:
– Никколо! Никколо Иль Макио, ответьте!
Повернувшись, он увидел, что громила, который стоял в дверях, направляется в его сторону с дубиной в руках, а за ним следует еще один такой же. Жоан мгновенно схватил табурет левой рукой, прикрылся им и приготовился к сопротивлению. В правой руке он сжимал готовый к бою кинжал.
– Проклятый монах, – прорычал громила. – Сейчас я измочалю твою шкуру.
– Попробуй только приблизиться, и я тебя оскоплю! – крикнул в ответ монах громовым голосом – так, чтобы его было слышно во всей таверне.
– Пошел вон! – крикнул второй нападавший, даже не попытавшись предпринять ни одного атакующего движения. Табурет и блеск кинжала сдерживали его.
– Я не уйду, пока не удостоверюсь в том, что того, кого я ищу, здесь нет. – И Жоан снова стал звать Никколо.
Последовали несколько томительных мгновений, сопровождаемых гробовым молчанием, во время которого соперники напряженно наблюдали друг за другом – один с дубиной наизготовке, а другой с табуретом и кинжалом в руках.
– Я здесь! – вдруг раздался крик из внутренних комнат.
И тут же появился Никколо, приводивший в порядок одежду. Жоан почувствовал огромное облегчение, тем не менее не ослабил внимания и контролировал каждое движение охранника.
– Это я, – сообщил он своему другу, когда тот появился в дверях. – Мне нужна ваша помощь, Никколо.
Лукавая улыбка озарила лицо Никколо после того, как он оглядел Жоана. После этого флорентиец поспешил встать между противниками и сказал задирам:
– Все в порядке, я знаю его. Мы уже уходим.
Мужчины расслабились: Никколо был хорошо известен и пользовался уважением в заведении.
– Уведите его, прежде чем меня обвинят в убийстве ссыкуна, – проскрежетал привратник, распушив хвост.
Проходя через гостиную, флорентиец обратился к обалдевшим свидетелям сцены, подняв руки в знак умиротворения:
– Никаких проблем. Это всего лишь мой духовник, который беспокоится о спасении моей бессмертной души. Он пришел, чтобы вытащить меня из этого злачного места.
Они вышли из заведения под смешки завсегдатаев, и Жоан дождался того момента, когда оказался на улице, чтобы избавиться от кинжала.
– Вы должны помочь мне добраться домой. Я не могу показаться там в таком виде, – сказал Жоан Никколо по пути к мосту Систо. – Лавка уже закрыта, у меня нет даже ключей, а я хочу видеть Анну.
– Дон Микелетто зашел в лавку и сообщил нам – синьоре Анне и мне, – что вы решили остаться в Ватикане, приняв монашеский обет с целью приобрести необходимые навыки для осуществления вашей миссии. Что вам необходима полная изоляция и что ваша супруга не увидит вас до вашего возвращения.
– Сукин сын, – пробормотал Жоан в ярости. – Я предполагал нечто подобное. Он меня удерживал силой.
– Что ж, вам придется объясниться с синьорой. Ей совершенно не понравилось ваше решение, и еще меньше тот факт, что эта новость была доставлена подобным образом.
– Это не было моим решением, – резко ответил Жоан.
Никколо откровенно забавлялся ситуацией и внешним видом своего патрона. Он даже не пытался скрыть это.
– Дон Микелетто не одобрит ваше бегство.
Жоан пожал плечами.
– Это его личное дело.
Как он и ожидал, лавка была закрыта. У Никколо были ключи от главного входа на Виа деи Джиббонари, и они вошли, не встретив ни души. Обитатели дома уже поужинали и находились в своих кроватях. Никколо ускорил шаг, чтобы избежать нежелательных встреч, а Жоан бросился вверх по лестнице в свою комнату.
Он тихонько постучал в дверь костяшками пальцев и тут же услышал в ответ:
– Кто это?
– Брат Рамон де Мур из монастыря Святой Катерины в Барселоне.
– Что? – По тембру голоса он понял, что Анна находилась как раз за дверью.
– Благослови вас Господь, сестра.
– Жоан! Это вы?
– Возможно.
Он слышал, как его супруга металась по комнате и как, вернувшись, ответила:
– Я узнала вас по голосу. Тем не менее вы должны сказать мне кое-что еще, прежде чем я открою вам дверь.
– Pater noster, queеs in caelis; sanctificetur nomen Tuum; adveniat regnum Tuum… Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…
– Какой же вы глупый! – воскликнула она, отодвигая задвижку, чтобы чуть-чуть приоткрыть дверь. В ее левой руке была лампада, а в правой – кинжал.
Жоан сбросил капюшон, теперь его лысина была видна во всей своей красе и блестела при свете лампады, как полная луна. Анна прикрыла рот правой рукой, в которой держала кинжал, чтобы заглушить хохот, и позволила ему войти. Она поставила лампаду на стол и там же положила оружие, а Жоан поспешил закрыть дверь на задвижку и раскрыл объятия, в которые она бросилась, стараясь по возможности заглушить смех.
Они крепко обнялись, и Жоан был готов умереть от счастья, ощущая тепло от соприкосновения со своей любимой и ее ласки. Как же ему ее не хватало, когда он думал о том, что отбудет во Флоренцию, не увидев ее! Они любили друг друга, но Жоан был разочарован, почувствовав, что, несмотря на испытываемую ею страсть, Анна в очередной раз не смогла справиться с непроизвольным сопротивлением, которое одолевало ее.
– Мне очень жаль, – извиняющимся тоном произнесла она.
Когда они в полной мере насладились поцелуями и объятиями, Анна сказала Жоану, что очень нуждалась в его присутствии и ласках, а он объяснил ей, почему предстал перед ней в таком виде, – все по вине Микеля, который попытался изолировать его от мира.
