Я решительно не понимал: зачем будить Марьяна в связи с нашим появлением в усадьбе? Впрочем, это личное дело Марьяна и его работодателя…
Между тем, Цербер закончил бормотать в ладошку и повернулся ко мне.
— Прошу покорно следовать за мной, Андрей Павлович… — проговорил он тем голосом, которого я от него и ждал — глухим и скрипучим. Опять он чего-то боялся и, не заметив, сказал двусмысленность: покорно просит, или мне надлежит покорно следовать?
Я кивнул (отвык разговаривать вне помещений!) и сунулся к задней дверце «ханьяна», но меня вежливо оттеснили набежавшие откуда-то добры молодцы все в тех же форменных косоворотках навыпуск. Они развернули носилки, бережно и сноровисто уложили на них Мефодия, подхватили носилки с четырех сторон и быстрым, профессионально ровным бегом понесли куда-то налево вдоль стены высокого кирпичного здания.
Мы с Цербером медленно двинулись в ту же сторону.
9
Это было не здание. Это была стена. Могучая крепостная стена с раздвоенными зубцами поверху и узкими вертикальными бойницами между ними. Верхушку этой стены я видел много раз, возвращаясь с Пустоши, но издалека и сквозь испарения не узнавал, а вблизи ее заслонял забор.
Разумеется, это была всего лишь копия, хотя и превосходная. Нужно было бы продать урановые копи Марсо-Фриско, не говоря уже о Карбидной Пустоши и то вряд ли хватило бы оплатить доставку с Земли хотя бы десяти зубчиков оригинала. К тому же, насколько я помню, археологи успели восстановить не более пятидесяти саженей Стены (тридцать четыре левее Собачьей башни и неполных пятнадцать напротив Георгиевского Спуска) — а усадьба господина Волконогова была обнесена ею по всему периметру.
Но это я узнал потом, когда мы оказались внутри. Стена впечатляла. Мы шли сквозь нее очень долго и почему-то вниз, крутыми лестницами и наклонными сводчатыми коридорами, освещенными редкими тусклыми имитациями факелов в нишах, и не было ни единой двери ни справа, ни слева, но то и дело попадались какие-то заплесневелые тупики самого зловещего вида и запаха… Добры молодцы с носилками куда-то пропали, но меня это не беспокоило: я уже понял, что сплю и вижу сон. Невероятное количество кирпичей, плесень, воздух как над пашней — ничего этого не могло быть на Марсе. Я сплю на переднем сиденьи «ханьяна», скоро проснусь и увижу в нескольких саженях от себя купол Мефодия, совершенно целый. Еще лучше было бы проснуться в двухкомнатном «люксе» в бельэтаже «Вояжера». Кстати, пора бы мне оттуда съехать и поискать гостиницу подешевле…
Потом было обширное пространство с запахами прелой хвои и свежеструганого дерева, влажные песчаные дорожки с кирпичными бордюрчиками, веселые терема с ярко освещенными изнутри витражными окнами, глубокое звездное небо. Совсем земное небо, если бы не Деймос, карабкавшийся навстречу Фобосу и застрявший между зубцами Стены… В общем, это был приятный сон, но мне он уже порядком наскучил. К тому же, совсем не хотелось, пройдя через высокие резные двери в один из теремов, обнаружить там какие-нибудь пыльные скелеты. Или Харитона Петина с дубинкой. Или душную экзекуторскую с широкой каменной скамьей, на которой меня сейчас растянут и будут пороть плетьми. Или что там еще бывает во сне. Поэтому, поднявшись вслед за Цербером на высокое крыльцо терема, я с самым решительным видом уселся на последнюю ступеньку и вознамерился проснуться.
Проснуться мне не дали. Подхватили под руки с двух сторон и бережно внесли внутрь. Скелетов не было, а был вощеный деревянный пол, цветастые парчовые портьеры, невероятных размеров люстра на длинных цепях и настоящий огонь в настоящем камине. Мебели было немного: стол, стул и лавочка перед камином. Лавочка пустовала, стол был накрыт свисавшей до пола скатертью с вышивкой и ломился от яств, а стул был крайне неудобен: прямая высокая жесткая спинка с угловатой резьбой, узкие прямые подлокотники и жесткое сиденье. Ноги мои не доставали до пола. Горохового Цербера уже почему-то нигде не было. Было много суетящихся парней в чистых белых косоворотках и еще больше степенных девиц в длинных (непрозрачных) сарафанах и с кокошниками, а я был неописуемо грязен, вонял и не соответствовал обстановке. Если бы я оказался еще и без брюк, то я бы точно знал, что это сон. Но брюки на мне были, и брюки мне нужно было сменить.
Ни добры молодцы, ни красны девицы никакого несоответствия не замечали. Они делали вид, что так и надо, и даже не морщились. Они лишь белозубо улыбались, раскладывая у меня на коленях белоснежный рушник и затыкая мне за ворот белоснежную хрустящую салфетку. Я все еще надеялся проснуться и не сопротивлялся. Но когда мне с поклоном поднесли на серебряном блюде массивную серебряную чарку, украшенную золотой чеканкой с изображением двухголовой птицы, я отрицательно мотнул головой, отнял от подлокотников свои грязные руки и выразительно посмотрел на них.
— Помыться бы, что ли… — проговорил я просительно. — И что с Мефодием? Куда вы его унесли?
Красна девица не шелохнулась, продолжая протягивать мне блюдо с чаркой и приветливо улыбаться, и лишь вопросительно покосилась куда-то мне за спину.
— Не извольте беспокоить себя, светлый князь, — ответили мне тихим голосом из-за спины. — Откушайте, не побрезгуйте. А баенка сей минут будет готова.
Добрых молодцев от этих слов как ветром сдуло, а красны девицы медленно двинулись прочь, пятясь и кланяясь. Лишь та, которая с чаркой, продолжала стоять рядом, улыбаясь чуть напряженно.
— Народец ваш, сами изволите видеть, умом не зело расторопен, продолжал тихий голос. — И усерден, а бестолков-с.
Я ухватился руками за подлокотники и заглянул за спинку (дурацкий стул!). Говоривший был низковат, полноват, лысоват и одет без претензий на старорусскость — как я, но в чистое. Улыбка у него была не более чем вежливой, взгляд желтых глаз невыразителен, но цепок, а пальцы рук, умильно сложенных на животике, нервно подрагивали. Лицом он был вылитый Гороховый Цербер — но гладко выбритый и вдруг помолодевший лет на сорок.
— Князь? — переспросил я неприязненно. — Вы меня с кем-то путаете, сударь.
— Отнюдь нет, Андрей Павлович, — возразил человечек. Забрал у девицы блюдо (она, еле слышно вздохнув, поклонилась и плавно попятилась прочь), подошел ко мне вплотную и шепнул:
— Сядьте прямо; держите себя достойно; возьмите чарку.
— Что? — растерялся я, однако сел прямо и взял.
— Пригубите, — шепнул человечек, а вслух повторил: — Откушайте, не побрезгуйте.
— Перестаньте кривляться, — попросил я. — Вы кто — господин Волконогов? Где Мефодий? Ну, тот человек, которого я привез. Что с ним?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
