А какое разнообразие лиц и фигур! «Левой!.. Левой!.. Шеренга, стой! Голову выше!.. Шевчук, чего ты, как коза, брыкаешь ногой? Ты носок вперед выноси!» — доносилось со всех сторон. Пока не было учебной команды, взводными и отделенными временно назначались приехавшие первыми, научившиеся только поворотам и маршировке, и пока только они были одеты в военную форму.
Рядом со мной стояла худосочная девушка, по-видимому заводская работница. По ее лицу текли слезы.
— Товарищ, чего вы плачете? — обратилась к ней проходившая доброволица.
— Не приняли. Мало-о-кровна-а-а-я, — зарыдала она, уткнувшись лицом в руки.
Вот движется взвод. Здоровенная бабища лет тридцати усиленно выпячивает и без того страшных размеров грудь, и за ее фигурой совсем не видно тоненькой соседки. Нос поднят кверху. Руки с ожесточением выкидывает вперед. А там, дальше, ухмыляясь, поминутно нагибая голову, чтобы взглянуть на свои ноги, которыми она усиленно отбивает шаг, плывет, по-видимому, мещанка. Некоторые маршируют, как заправские солдаты. Почти не касаясь земли, точно танцуя, движется хорошенькая блондинка. Не балерина ли?
Разыскав фельдфебеля, я была назначена им в 3-й взвод. Явилась к взводному. С первого вида эта женщина произвела на меня отталкивающее впечатление. Маленькая, грубая деревенская баба лет двадцати пяти. Круглая, как шар, голова с узким лбом, маленькие, злые глазки, безобразно курносый нос и большой узкий рот. Походка вперевалку, точно медведь на цепи.
Меня поставили в первую шеренгу. Построениям и винтовочным приемам я была еще в детстве обучена своим братом Павликом, знавшим мое намерение в случае войны обязательно пойти на фронт добровольцем. Мне было двенадцать лет, когда он десятилетним мальчиком был определен во Владикавказский кадетский корпус. Это он, приезжая на каникулы, своими рассказами о подвигах Суворова и других русских героев зажег мое воображение. Тогда же он и начал мне передавать свои знания военного дела. Но так как перед ним я представляла из себя и шеренгу солдат и целую роту, то он поневоле вынужден был в строевых занятиях со мной многое опускать.
Раздалась команда: «Направо! Равняйсь! Смирно! На первый-второй рассчитайсь!..». И я с ужасом слышу, как приближается ко мне перекличка. Кому говорить мой порядковый номер, зачем, что дальше делать? Не знаю. Взводный же, наблюдая за тем, чтобы говорили быстро и отчетливо, идет вдоль фронта. В моей голове мелькнула мысль: «Вероятно, нужно говорить взводному», и, услыхав, как соседка крикнула «Первый!», я произнесла как можно тише «Второй!» и уж если соврала, то чтоб не так было заметно.
— Отставить! — Взводный остановилась, сверля меня злыми глазками. — Ты кому говоришь «второй»?
— Вам, господин взводный!
— На что мне твой второй номер? Головку не можешь повернуть к соседке? Клещами прикажешь рот раскрывать, чтобы говорила громче?
— Господин взводный, это новенькая, она сегодня первый раз в строю, — раздался голос сзади.
— А… Новенькая? Хорошо, что ты мне сказала… А за то, что ты разговариваешь в строю, возьми себе наряд…
Незаметно пролетело время до обеда. Одна из доброволиц, приставив руку ко рту, пропела, подражая горнисту: «Бери ложку, бери бак, хлеба нету — иди так!..» Разместившись на полу, мы с наслаждением уплетали из котелков незатейливый солдатский обед. Завязались разговоры. Справа я услышала взрыв смеха. Перед курносой, с тупым выражением лица бабой лет тридцати стояла хорошенькая девушка.
— Ты мне не веришь? — смеясь, спросила она.
— Никому не верю; только Богу и свому хахалю! — с выговором на «о» ответила та.
— Вот дурная, нашла кому верить! Как ты уехала, твой хахаль наверняка завел себе другую хахалку.
— Не… Никогда! — как баран, замотала она головой. — Ох и любит же он меня!..
— А я от своего убегла, — рассказывает другая. — Ох и бил же меня, проклятущий! Половину волосьев повыдрал. Как услыхала я, что баб-то в солдаты берут, убегла я от него и записалась. Пошел жалиться, а комиссар ему и говорит: «Теперя, апосля леворюции, слабода. Не смеешь бабу трогать, ежели она на хронт едеть защищать Рассею!» Так и уехала.
Я прислушалась к третьей группе. Одна, по-видимому горничная, рассказывала:
— Я ему говорю: «Вы, товарищ, несознательный элемент». А он мне в ответ: «Уж больно вы все ученые стали после революции. Взять бы хорошую дубинку да посчитать бы вам ребра. Сразу бы поняли, что и к чему».
— Строиться, строиться!.. — вбежала дежурная.
В один миг все были на ногах и бегом бросились на плац. Ученье кончилось; после переклички пропели «Отче наш» и «Спаси, Господи».
Мне указали место для спанья. Принеся пучок сена, я бросила его на пол, подложила под голову сверток из одежды и, засыпая, подумала: «Есть ли кто-нибудь на свете счастливее меня? Нет, во всем мире нет никого!..».
Глава 2. У НАС ЕСТЬ ВОРОВКА
— Товарищи, вставайте!
Этот крик дежурной электрическим током прошел по рядам спящих. В один момент все были на ногах. Весело перебрасываясь замечаниями, быстро оделись и бегом бросились на поверку.
Первые дни омрачило одно неприятное событие: во взводе появилась воровка. Ежедневно кто-нибудь обнаруживал пропажу. Обыск не дал никаких результатов, а дневальная тоже ничего не заметила. На пятый день восемнадцатилетняя доброволица, вступившая на дежурство, решила ночью притвориться спящей и проследить, что с успехом и выполнила. Как только все успокоилось, она поставила стул так, что все лежащие были у нее на виду, и, облокотившись на него, засопела, зорко наблюдая за комнатой. В одном ряду приподнялась голова… Убедившись, что все спят, женщина встала на четвереньки и, поминутно оглядываясь, быстро поползла. Схватив что-то из вещей, скрутила и повернула обратно.
— Стой! — раздался в полутемноте голос дежурной.
Увидев, что она поймана, женщина швырнула краденое и хотела юркнуть на место, но дежурная схватила ее за шиворот:
— Товарищи, воровка поймана!
Воровку окружили. Как затравленный зверь, исподлобья оглядывая проснувшихся, она упорно молчала и не отвечала на все задаваемые ей вопросы.
— Говори, подлая, куда ты девала краденые вещи? А то как хлястну по роже кулаком, небось язык сразу развяжется!..
— Нет, товарищи, — вмешался взводный. — Мы ее утром отправим на суд к командиру, а до утра запрем в чулан. Вы же все пока ложитесь спать…
Утром, когда воровку вывели, пострадавшие от нее не выдержали. Размахнувшись, одна ударила ее по лицу. Та качнулась, но чей-то кулак отнес ее в другую сторону. Третья поддала коленом, и со всех сторон ее начали тузить. При каждом новом ударе воровка только по-щенячьи взвизгивала…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
