— Когда?
— Тогда, на острове. Когда ты золотые слитки на гантели поменял в рюкзаке американского агента Гольца. Мы же хотели, чтобы они под нашим контролем эти образцы вывезли и убедились, что на Курильских островах нет японского золота. А ты нам чуть всю операцию не завалил. Хорошо, что мы тебя органично на второй круг запустили.
Умелов, нахмурив брови, вспомнил прошлогоднюю операцию и эпизод с гантелями. Единственное, чего он не понимал, это почему он узнал об этом только сейчас…
— Ну, хорошо, вы не открыли мне тайну о найденном золоте. Но почему подполковник Рыжов мне не сказал, что образцы золотых слитков должны быть обязательно вывезены с острова? Ведь я-то думал совсем по-другому, поэтому и решил слитки спрятать, чтобы они американцам не достались.
— Олег, ты не обижайся, но мы на тот момент решили тебя использовать втемную.
Услышав эти слова Воронцова, Умелов просто опешил. Он даже не сразу смог ответить.
— Мне не доверяли? — переспросил он.
— А как ты хотел? Ведь когда наше управление спланировало эту операцию, мы просчитали, что на тебя, когда ты вынужденно стал изгоем в России, должны выйти иностранные спецслужбы и как-то проявить свой интерес к Онекотану. А когда ты пропал за границей на целых два месяца, а потом вдруг объявился в научной экспедиции, которую мы ждали на Онекотане… — Воронцов замешкался, видимо, решая, говорить следующую фразу или нет, — Мы приняли решение в интересах дела использовать тебя как «подставу». Надеюсь, когда ты остынешь и все проанализируешь, поймешь, почему мы приняли такое решение.
Умелов вдруг изменился в лице. Теперь он выглядел не растерянным, а сосредоточенным.
— Я все понимаю, Валерий Петрович, — согласно кивнул он, — вы действовали правильно.
Воронцов впервые за время разговора улыбнулся.
— Ну, вот и хорошо, что ты все понял. И раз уж вы пришли сегодня, а не завтра, как было запланировано, то, так и быть, я вам скажу это сейчас. Наше Управление представило вас к награждению государственными наградами за успешно проведенную операцию «Золотой Будда».
Умелов с Мальцевым переглянулись.
— Так что хоть заранее и не поздравляют, но я все же нарушу это правило.
Встав со стула, генерал-полковник застегнул свой китель, пожал руки мужчинам и крепко обнял их по очереди.
Умелов вдруг вспомнил о золотых пластинах.
— Валерий Петрович, а где сейчас это золото? — невольно нарушил он торжественный момент.
Генерал-полковник покачал своей головой.
— Ты неисправим. Золото еще в восемьдесят восьмом было передано через нашего спецпредставителя буддистам Юго-Восточной Азии. Я в этом сам не участвовал, но знаю, что тогдашнее руководство страны очень хотело понравиться всему миру. И, чтобы не злить нашего китайского соседа, эта операция по передаче золота буддистам прошла в строжайшем секрете. Я знаю только, что ящики с ценностями вывезли на транспортном самолете в одну из юго-восточных стран, а кому они были переданы, это уже, как говорится, вопрос не нашей епархии.
— А пластины там были? — не вытерпел Умелов.
— Там много чего было. Тебе-то это зачем? — переспросил Воронцов.
— Валерий Петрович, это очень важно, поверьте.
— Ну ладно. Поскольку это дела минувших дней, я сейчас сделаю звонок в наш архив, и тебе дадут доступ к описи всех изъятых ценностей.
— Спасибо, Валерий Петрович. Но можно еще один вопрос?
— Давай.
— А Сергея Хромова как-нибудь отблагодарили за участие в операции?
Воронцов, услышав вопрос Умелова, расплылся в улыбке.
— Молодец, что заботишься о друге. Причем, заметь, о хорошем друге. Ведь пограничная дружба — одна из самых крепких.
Умелов кивнул, соглашаясь со словами генерал-полковника.
Воронцов продолжал:
— Сергей завтра будет награжден ведомственной наградой, которой, я думаю, он будет гордиться всю жизнь. Впрочем, он сам тебе об этом расскажет, если захочет.
* * *
Открыв дверь своим ключом, Умелов зашел в квартиру и с порога крикнул:
— Маша!
Вместо нее в прихожую вышел Иван Андреевич. Увидев выражение лица Олега, тесть немного смутился.
— Что-то не так? — спросил он Умелова.
Олег с упреком посмотрел на Корна.
— Иван Андреевич, почему вы мне в Филадельфии не сказали, что передали копию письма Куроки Такэо в советское посольство?
— Ах, вот вы о чем?
Поняв причину такого поведения зятя, Иван Андреевич немного успокоился.
— Вы же знали, чем я занимаюсь, — сухо продолжил Умелов.
— Олег, я хотел вам это сказать, но… — Корн замялся, — но я побоялся за вас. Вы даже не представляете, в каком круговороте вы могли бы оказаться с этим золотом. Ведь все это могло быть чрезвычайно опасно. Я уж не говорю, что с этим золотом и жизнь можно было потерять.
— Эх, Иван Андреевич, — в сердцах махнул рукой Олег и прошел на кухню.
«Знали бы вы, — думал он про себя, — что я уже два года как хожу по лезвию ножа из-за этого золота».
Кинув на кухонный стол ксерокопии фотографий золотых пластин, сделанных в архиве ФСБ, Умелов достал турку и насыпал в нее кофе.
Иван Андреевич, решив загладить свою вину, тоже зашел на кухню. Он уже настроился рассказать Олегу все. Как летом восемьдесят пятого года его дочь принесла ему это письмо и попросила перевести его. Как, сделав перевод, он лишился покоя и сна, боясь рассказать хоть кому-то о сделанном открытии. Как он долго решал, что дальше делать с эти письмом. Как, все же решившись передать его в посольство СССР, он, чтобы не попасться на крючок американской контрразведке, придумал для себя легенду, что он хочет посетить советское посольство якобы для того, чтобы написать заявление о поиске своих родственников в Стрельне. Как он, выбрав подходящий момент, передал руководителю советской делегации в Ганновере просьбу о том, что ему нужно встретиться в посольстве с послом или его помощником. Как, передав письмо и получив из рук посольского сотрудника письмо-алиби, что его заявление о поисках родственников будет рассмотрено, он быстро вылетел в Америку. Как он долгое время ждал, что к нему рано или поздно придет ФБР. Как, узнав от дочери, что Умелов занимается поиском того самого японского золота, он сомневался до самой последней минуты, стоило ли говорить своему зятю о том, что письмо уже передано…
Прокручивая в голове все эти мысли, Иван Андреевич уже хотел было начать приносить свои извинения, как его взгляд упал на листы с изображением пластин. Не спрашивая разрешения, он поднял со столешницы один из снимков и принялся внимательно его разглядывать.
— Откуда это у вас? — взволнованно произнес Корн.
Умелов обернулся.
— Из архива. Эти пластины входили в перечень тех ценностей, которые были извлечены на Онекотане.
— Этого не может быть! — с волнением проговорил Иван Андреевич и поднял со стола остальные листы.
— Что вы имеете в виду? — переспросил Умелов, глядя на странную реакцию своего тестя.
— Это невероятно! — продолжал удивляться тот, явно не услышав вопроса своего зятя.
— Иван Андреевич! Черт возьми! Вы можете мне толком объяснить, что вы имеете в виду?
Глаза Корна заблестели.
— Олег, — выдохнул он, — вы слышали что-нибудь о сантиях?
— О чем? — не понял Умелов.
— О сантиях. Это золотые пластины, на которых написаны Веды.
Умелов отставил в сторону турку с кофе и взял из рук тестя один из листков.
— Вы думаете, что это действительно сантии?
— Я просто уверен, — продолжил Иван Андреевич, посмотрев на Умелова, — Олег, я уже много лет изучаю материалы, относящиеся к ведической культуре. Сейчас многие стали обращаться к этой теме, особенно после того, как были опубликованы тексты с дощечек Изенбека. Есть очень много письменных источников, в которых упоминаются сантии. Но самих их никто не видел, за исключением тех пластин, которые историки называют «сантии даков».
В Умелове начал просыпаться журналистский зуд.
— А что это за сантии даков?
Иван Андреевич увлеченно продолжал:
— Эти пластины нашли в Румынии в конце девятнадцатого века на месте древнего ведического капища. Король Румынии Карл Первый решил переплавить найденные пластины в монеты. К счастью, он оставил несколько золотых пластин, а с тех пластин, которые решено было переплавить, он распорядился сделать свинцовые копии. И сегодня эти румынские пластины — единственное подтверждение, что сантии существуют. Правда, самим пластинам, найденным в Румынии, всего три тысячи лет. А по письменным ведическим источникам, где-то должны быть спрятаны сантии, которым сорок тысяч лет!
Умелов еще раз взглянул на черно-белые ксерокопии.
— Вы хотите сказать, что это именно они и есть?
