В течение года этой головокружительной работы Мильх имел почти что неограниченные полномочия. Геринг подписывал все необходимые документы, чтобы авиационная промышленность получала людей, необходимое оборудование и сырье. Но виделся он с Мильхом не чаще одного раза в месяц, и это в лучшем случае. А в его штаб-квартиру на Беренштрассе и в авиационно-исследовательский центр в Рехлине наведывался очень редко. В апреле 1933 года, когда Мильх начал излагать ему свою подробную программу производства, Геринг перебил его, сказав только: «Да, да… Сделайте это!» А генерал Штумпф вспоминал: «Геринг ограничивался постановкой общих задач своим подчиненным, собирая их у себя раз в месяц. […] Когда я доложил, что мы уже подготовили тысячу летчиков, он сказал буквально следующее: “Спасибо! Подготовьте еще тысячу!” Узнать, как мы этого добились, он явно не желал! Конечно, у Железного человека в то время хватало других забот[152], к тому же подробности и технические детали его явно тяготили».
Однако Геринг не смог бы обойтись без Мильха так же, как и Мильх не смог бы обойтись без Геринга. Кому другому удалось бы выбить для военно-воздушных сил бюджет в 642 миллиона рейхсмарок на 1933/34 финансовый год и целый миллиард на следующий год? Когда главный штаб люфтваффе представил ему финансовые документы, показывающие невозможность финансировать план развития авиации, Геринг тут же сказал: «Дайте-ка мне эту штуку!» – и направился в рейхсканцелярию, откуда вернулся с заведомо положительным решением фюрера. При этом он добавил: «Запомните раз и навсегда: финансовые расчеты не должны приниматься во внимание!» И подтвердил это таким рассказом: «Было, например [в начале 1934 года], одно совещание у фюрера. […] В отсутствие Шахта фон Бломберг оценил стоимость перевооружения примерно в 30 миллиардов марок и высказал мнение, что об этом стоило проинформировать Шахта. Но фюрер возразил: “Ради бога, не надо ему об этом говорить, иначе он упадет без памяти со своего стула, и тогда мне будет очень трудно все ему объяснить. Не стоит называть ему цифру следующего года”. Но Бломберг продолжал стоять на своем, заявив, что Шахт должен был быть в курсе, чтобы принять необходимые меры. […] И тогда я сказал: “Времени для того, чтобы все это уладить, предостаточно. Пусть господин Шахт потеряет сознание позже”. Мое предложение было принято, и Шахт в тот день ничего не узнал о предполагаемых расходах в размере 30 миллиардов марок».
Однако уже весной 1935 года огромные затраты на вооружение жестоко подорвали экономику[153], а ограничения импорта создали перебои в обеспечении продовольствием населения, вызвав в свою очередь сильное недовольство людей. Когда рейхсминистр экономики Ялмар Шахт доложил членам правительства о том, что это повлечет за собой сокращение финансирования вооружения авиации, Геринг решил взять быка за рога: он отправился в Гамбург, где нехватка масла вызвала самые сильные протесты, и произнес перед многочисленным собранием активистов НСДАП речь, которая надолго всем запомнилась. «Товарищи по партии, друзья, я верю в дружбу народов, – сказал Геринг. – Именно поэтому мы и вооружаемся. Если будем слабыми, мы будем зависеть от всех. […] На международной арене есть люди, которые плохо слышат. Заставить их слышать может только грохот пушек. И именно пушки мы и стараемся сейчас производить. У нас нет масла, товарищи, но я хочу у вас спросить: что вы предпочитаете? Масло или пушки? Нам нужно сало импортировать или железную руду? Вот я вам и говорю: вооружение сделает нас сильными… а от масла люди только толстеют!» Ему бешено зааплодировали, Гитлер послал Герингу поздравительную телеграмму, Шахт сдался, а бюджет авиации на следующий год увеличился в два раза[154]!
Но роль Геринга состояла не только в этом. Благодаря его влиянию и двум годам усилий люфтваффе были признаны третьим по значимости видом вооруженных сил постановлением от 26 февраля 1935 года и объединили в своем составе авиацию сухопутных войск, военно-морскую авиацию и даже подразделения ПВО. Легендарное чувство меры министра воздушного транспорта подвигло его на превращение ландтага Пруссии в «Дом авиаторов» и на сооружение на Лейпцигерштрассе самого крупного в мире здания Министерства авиации – ужасного монстра из бетона, стекла и мрамора, где размещались 4500 кабинетов (до расширения)…[155] Генералу Штумпфу, предложившему сформировать батальон парашютистов, Геринг ответил: «Минимум полк… Нет, мне нужна дивизия!» Офицеры и солдаты, призванные на службу в возрождающейся немецкой военной авиации, широко пользовались благами этой неуемной гигантомании: они имели самое современное оборудование, самые высокие оклады и самые комфортабельные казармы во всех вооруженных силах. Естественно, у них были и самые красивые мундиры лазурного цвета, сшитые по личному эскизу Германа Геринга, большого специалиста в этой области.
Министр авиации старался даже предоставить подчиненным… британские самолеты! Под предлогом нарушения воздушной границы страны неким неопознанным самолетом Геринг заявил, что Германия должна добиться от союзников право иметь «воздушные полицейские силы» для охраны границ.
Это, по его мнению, оправдывало покупку за границей самолетов, которые Германии было запрещено производить… Пресс-секретарь НСДАП Эрнст Ганфштенгль вспоминал: «Во время одной из поездок в Берхтесгаден в конце лета [1933 года] мне поручили встретить промышленника сэра Джона Сиддли[156] и его жену. Я до сих пор вспоминаю, как они с Герингом сидели на балконе, рассматривая большие фотографии и чертежи британских военных самолетов, которые Германия якобы хотела приобрести».
К тому же министр Геринг и его личная полиция в ходе кровавых событий конца июня 1934 года обеспечивали защиту Мильху и его непосредственным подчиненным, чьи отношения с СА, СС и гестапо были весьма прохладными… Именно по этому поводу генерал Штумпф позже написал: «Геринг постоянно прикрывал меня от партии и от СА». И наконец, Геринг лично сбросил плотную завесу тайны, объявив 10 марта 1935 года в интервью корреспонденту «Дейли мейл» о возрождении немецкой военной авиации. А после этого, несколькими днями позже, сообщил британскому военно-воздушному атташе полковнику Дону о том, что у Германии имеется 1500 боевых самолетов! Это было явным преувеличением: в ту пору на службе в люфтваффе числились 900 офицеров и 17 000 солдат и первая эскадра, которую свежеиспеченный генерал авиации Геринг[157], естественно, назвал именем Рихтгофена. Однако на вооружении эскадры состояли лишь довольно старые бипланы «Хейнкель-51» и первые бомбардировщики «Дорнье-11», которые представляли большую угрозу для жизни пилотов, а кичливое заявление о том, что эти силы якобы уже обеспечивают военный паритет с Королевскими военно-воздушными силами Великобритании, было явно натянутым. Тем не менее общий импульс был задан, работа не прерывалась, и менее чем за пару лет самолетный парк люфтваффе увеличился с 77 до 2700 машин…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
