Лучники бросались к нему наперегонки. Страх перед чудовищами, который охватывает вне стен замка, уже испарился, все старались показать свою меткость и дальность в стрельбе, поражая опасных тварей.
Двое лучников, которых приставили охранять вечно отстающего отца Ульфиллу, глядели нам вслед с завистью.
Гунтер остановился на вершине холма и угрюмо смотрел вперед, не притрагиваясь к боевому топору. Лицо стало бледным, осунулось, в глазах непривычная для этого сурового немногословного воина тоска. Я посмотрел на него, на равнину. Впадина, как будто с неба упала панцирем вниз огромная черепаха, от морды до хвоста километра четыре… Нет, у черепахи панцирь рифленый, а здесь как будто ударили по земле щитом или даже тазом. Вмятина осталась идеально круглая, с удивительно ровным, словно выверенным по циркулю дном.
Не слишком глубокая яма, именно впадина, а не яма, но чем больше я на нее смотрел, тем страшнее становилось. Наконец волосы зашевелились и встали дыбом. Как будто стальной шарик подшипника ударил и отпрыгнул обратно в космос. Эту яму мог образовать только… нет, даже не взрыв, а нечто вроде гравитационного удара.
Гунтер взглянул встревоженно:
– Ваша милость, вы так сбледнули…
Я огрызнулся:
– С вами не только… этим самым станешь. Давно это было?
– Давно, – ответил он. – Видите, травой заросло?.. А внизу родничок. Туда козы повадились, очень им трава тамошняя по вкусу. Да и я скажу, нигде такой сочной и мясистой не видел.
Я зябко передернул плечами.
– Не дохнут?
Он не отрывал от моего лица внимательных глаз.
– Вроде бы нет. Но вам, ваша милость, как будто бы такие ямы знакомы?
– Нет, – ответил я чистую правду. – Никогда не видел!
– Гм, а мне почудилось…
– Креститься надо, – сказал я строго.
Он перекрестился, это по-христиански, сплюнул через левое плечо, отдавая дань язычеству, потрогал амулет на шее – это от веры в силу заговоров и вообще в магию, практичный человек Гунтер, ни с кем не желает ссориться, почти общечеловек, но в то же время топор держит твердо, от своих принципов не отступится.
– Да, – произнес он, – здесь всякие наваждения толпами, а то и стадами.
– Вообще-то ты прав, – признал я. – Это я представил, что здесь творилось, когда ваш дурак колдун не ту кнопку нажал! В смысле, заклятия перепутал.
Он кивнул, морщины на лице стали резче.
– Здесь был город. Большой, богатый. И много колдунов, вы угадали… Кто из них что раскопал, теперь уже не узнать. Те, кто уцелел в дальних селах, рассказывали, что небо озарилось оранжевым, словно появилось второе солнце. И сразу же упало на землю. Заклокотал вулкан… А потом и он в пыль, осталась яма. Говорят, сперва был только оплавленный камень, потом нанесло земли, семян, уже лет через пять наросла трава, а сейчас вот кусты, кое-где уже и деревья…
Мы спустились с холма, земля плодородная, на бесплодной не вымахают такие бурьяны. Приходится привставать в стременах, чтобы не затеряться, однако все в запустении, даже дорога, на которую наконец выбрались, заброшена, забыта, а трава с обеих сторон старательно отгрызает корнями кусочки твердой каменистой земли, стремясь уничтожить даже намеки на дорогу.
Я поглядывал по сторонам, если и находил следы человеческой деятельности, то сейчас только заброшенные сараи, полуразвалившиеся постройки, замершие колодцы… Иногда угадывалось даже поле, там дикая трава, но кустарником зарасти не успело, в то время как дальше строго по линии настоящая чаща.
Я пробормотал:
– И сказал Иван Сусанин полякам: «Водки, ребята не обещаю – но погуляем хорошо»…
– Иван Сусанин? – переспросил Гунтер. – Кто это?
– Да был такой гунтер в наших краях…
И все же вскоре увидели впереди по дороге живое село, стадо коров, множество гусей в пруду, два десятка домов, но проходы завалены бревнами, а дорогу в село преградили невысокие ворота, а бы их назвал просто шлагбаумом. С той стороны наблюдали за нами двое молодых парней. Когда им показалось, что едем именно к ним, один пронзительно свистнул, сразу же из домов повыскакивали с луками, арбалетами, у кого-то топоры, косы, боевые молоты, палицы…
Гунтер сказал с кривой усмешкой:
– Вольное село.
– Не признают хозяина?
– Да, смельчаки… Но если придут войска Карла, все равно придется искать защиты у сеньора.
– А пока живут, – сказал я, – не платят подати. Вроде бы хорошо, однако же что-то в этом есть и нехорошее. Не находишь?
Он подумал, крякнул:
– Верно, ваша милость. Так вроде смелые люди, но, с другой стороны, они же прячутся от настоящей мужской работы! А как же родину защищать? А как налоги платить, чтобы новую церковь выстроить? Учителей нанять, их же детей грамоте учил бы? Нет, это тоже воры.
Воры поневоле, подумал я хмуро, но смолчал. Может быть, родину и пошли бы защищать, но вот постоянно класть головы в сварах их господина с другими господами – осточертело. Может быть, родину защищать от вторжения армий Карла придется, а может и нет, а вот ежедневно и ежечасно кланяться господам, работать на барщине… есть у них такое?.. словом, выполнять какие-то унизительные повинности – придется постоянно. Вот и выбирают такую свободу, в которой есть нехорошее, но и хоть слабенькое, но оправдание…
Солнце в небе еще невысоко, пастух только-только гонит коров на пастбище, но свернул на луг, чтобы не встречаться с нами, чужаками. Деревня уже проснулась, над домами дымки, козы разбрелись у околицы, щиплют траву и, встав на задние ноги, объедают листья с нижних веток.
У шлагбаума, загораживающего вход, пришлось посторониться: навстречу важно идут гогочущие гуси: толстые, огромные, окормленные. Впереди двигается вожак: ростом с индюка, его не назовешь откормленным, весь из тугих жил, а когда посмотрел на коней впереди, я понял и поспешно подал лучникам знак уступить дорогу.
По ту сторону еще трое с луками, остальные с топорами, мечами, луками и арбалетами наблюдают за нами из-за полениц с дровами, заборов, сараев. Еще в нашу сторону с нехорошим интересом посматривают три огромные лохматые собаки. Там у себя я больше привык к гладкошерстным, но в этих условиях, понятно, эти кудлатые куда практичнее: и на снегу могут спать, и пока через такую густую поросль доберешься до плоти, рот забьешь шерстью, а там и сам жизнь потеряешь, зубы у псов вон какие…
Что народ здесь вольный и способный постоять за себя, я убедился сразу. Вроде бы простолюдины, но у каждого либо меч, либо огромный тесак, почти все в удобных куртках из толстой кожи, стрела не пробьет, да к тому же там и сям нашиты полоски железа. Особенно толстые и длинные – на плечах, что сразу напомнило погоны. Этим людям носить доспехи не с руки, но вот такая железка на плече защитит от удара сабли, тесака, а то и меча, если сталь получше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
