Голдвин. И я так думаю, коллега. Я намеревался обсудить с вами этот вопрос на симпозиуме… но он не состоялся. Что же дальше? (Листает.) Расчеты сечений захвата нейтрино… знакомо. О, вот интересная мысль!
Шардецкий. “…По-видимому, нет ничего более устойчивого, чем ядро, которое только что распалось и выделило избыток энергии. Исследование таких ядер представляло бы большой интерес…”
Голдвин. Да, да! Но как их исследовать?
Шардецкий молчит. Лицо его неподвижно. Прожектор, освещающий его, гаснет.
Да, да… Мы сейчас роем два туннеля через одну и ту же гору. Каждый — свой. И таимся, чтобы не был услышан стук наших кирок и лопат… Безумный мир! Но постой… в этой мысли — наиболее устойчивы ядра, которые только распались — что-то есть. (Садится за стол, раскрывает журнал, берет карандаш.) Прикинем-ка…
Затемнение справа.
Полный свет слева. Кабинет Шардецкого.
В дверях, прислонясь к косяку, стоит Самойлов. Курит, наблюдает за Шардецким, который возле доски что-то сам себе жестикулирует. Тот, наконец, замечает Самойлова.
Шардецкий (его застали врасплох, он сердится). А вы по-прежнему не бриты, Петр Иванович!
Самойлов (трогает подбородок). Растут, треклятые…
Шардецкий (смотрит на часы). Который час? Мои стали.
Самойлов. Третий.
Шардецкий. Угу! И какое же у вас ко мне дело в третьем часу ночи?
Самойлов. Да я, собственно, так — заглянул на огонек… (Затягивается, пускает дым в потолок.) Я говорю: вот мы не знаем, какой атом радиоактивного вещества когда распадется, а клоп знает.
Шардецкий. Какой клоп?!
Самойлов. Обыкновенный. Клонус вульгарно. (Покуривает.) Пустил я его давеча на пластинку со слоем радиоактивного кобальта. Ну, он блуждал, петлял… и вылез необлученным. Пять раз гонял его по пластинке — ни одного гамма кванта не схватил. Измеряли.
Шардецкий (ошеломленно). Не может быть… Мистика! Хотя нет, почему же? Может. Действительно, в каждый момент какие-то атомы кобальта взрываются гамма-квантами, какие-то нет. Пройти можно. Как по минному полю. Что же, у клопа какие-то миноискатели есть, что ли? Выходит, он чувствует: какие атомы около него будут распадаться, — и поворачивает от них подальше?
Самойлов. Я так думаю, он изменение нейтринных потоков от ядер чувствует. Должно быть, спокойные и распадающиеся ядра излучают их неодинаково.
Шардецкий. Возможно… Это где же вы клопа-то достали, Петр Иванович?
Самойлов. А я недавно в Свердловск ездил, в командировку. В мягком вагоне. Ну, и не уберегся… Я его, собственно, казнить хотел. А он — избег… Между прочим, я построил его блуждания в пространственно-временных координатах. Есть намек на закономерность.
Шардецкий. Да-а… Черт знает Что! Клоп, а! Гнусное насекомое — и движет физику. Дожили…
Самойлов. А что — клоп? Очень удобный объект наблюдений: плоский, форма эллиптическая. Легко рассчитывать сечения захвата. Муравья, к примеру, пришлось бы интегрировать по сложному контуру… (Затянувшись дымом.) Впрочем, стоит попробовать и муравья.
Шардецкий. Что ж, клоп так клоп. Я не гордый. Пойдемте, Петр Иванович, посмотрим, что он может… Значит, “зашли на огонек”? И ехидный же вы человек, Самойлов!
Уходят.
Занавес
Действие третье
Без пяти…
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Освещена левая часть сцены. Большая комната. Столы с приборами и без таковых. В дальней части комнаты установка, похожая на спектрограф, на лазер и немного на самогонный аппарат: кварцевые и металлические трубы, спирали проводов, стеклянные завитушки, соленоиды и т. д. Рядом приборный щит. На стене самодельный лозунг: “Размышлять, размышлять, размышлять — пока не почувствуешь злость к работе!”, и самодельный же рисунок гуашью: Архимед, прикрываясь ладошкой, выскакивает из ванны. Словом, это комната поисковой группы “Эврика”.
Идет семинар. За столами Шардецкий, Штерн, Якубович, Сердюк, Валернер, Ашот Карапетян и другие исследователи. У поворачивающейся доски — Самойлов (он сегодня чисто выбрит, при галстуке) заканчивает доклад. Докладывать он не умеет и не любит — и высказывается с некоторым отвращением.
Самойлов. Вот так мы поняли, что в пространстве блуждают нейтринные флюктуации. Ну, скажем: отчего небо синее? От флюктуации, от колебаний плотности воздуха — так, значит! — они и рассеивают синие лучи. Ну, и в пространстве есть колебания плотности нейтрино — так, значит? От них и происходит распад ядер. Когда флюктуация оказывается у ядра, оно выпячивается… ну, как пузырь, у которого часть пленки тоньше — и может лопнуть, распасться… так, значит? Ну, и больше у нас вопросов к насекомым не было — дальше сами смекнули. Раз все дело в колебаниях плотности нейтрино — этим можно управлять. Элементарная статистика: когда плотность нейтрино в пространстве велика — флюктуации малы, так, значит? И ничего они сделать не смогут. И обратно… возьмем паровоз. И поставим его вверх колесами…
Оживление в публике.
Шардецкий. Петр Иванович, не резвитесь!
Самойлов. Проверка внимания, Иван Иванович. Продолжаю… да, собственно, чего там продолжать? Все это одна умственность. Ну, она выражается такими формулами… (Легким ударом переворачивает доску. Осыпаются меловые символы.) Желающие могут вызубрить… Давайте я вам лучше покажу это дело в натуре. Будет доходчивее. Ашотик, заведи!
Ашот Карапетян — маленький, усатый и серьезный — идет к установке. Щелкает тумблерами на приборном щите. Загораются сигнальные лампочки. В кварцевой трубке вспыхивает разряд.
Сейчас в ограниченном пространстве — ну, в области вон того куска урана-235 (показывает) — будем повышать плотность нейтрино. Ашот, счетчик!
Ашот укрепляет около образца трубку газоразрядного счетчика. Слышен мерный треск.
Распадается, как обычно, — так, значит? Ашот, реактор.
Ашот работает рукоятками.
Генератор нейтрино… Есть!
Треск стихает. Урановый образец начинает светиться с сине-зелеными переливами. Возгласы: “Ух, черт!”, “Вот это да!” Все бросаются к установке.
Усекли? Уран перестал распадаться — так, значит? А избыток энергии стал выходить из него фотонами — малюсенькими такими порциями. Как, скажем, у больного хворь потом выходит… А все почему? Не стало крупных флюктуации, от которых лопаются ядра, — так, значит? Переключай, Ашот.
Ашот нажимает кнопки. Свечение пропадает. Счетчик начинает трещать, как прежде. Ашот манипуляторами убирает урановый образец в контейнер. Ставит на его место колбу с водой, опускает в нее трубку счетчика.
Якубович. А это зачем?
Самойлов. А теперь перевернем паровоз вверх колесами. В колбе — вода. Из местного водопровода. Счетчик, как вы можете заметить, в ней безмолвствует: радиации нет. Сейчас уменьшим концентрацию нейтрино… вернее, повысим концентрацию антинейтрино — так, значит? Попрошу всех отойти от установки на два метра! Антинейтрино излучаются пучком, но… не ровен час кого-нибудь заденет. Мне ни к чему выплачивать пострадавшему больничные.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
