— Никак не пойму, Сергий Аникитович, как же этот парат будет работать?
— Не парат, Кузьма, аппарат эта штука называется, пора уж запомнить.
Я взял у него со стола свинцовый карандаш и несколькими штрихами набросал кость и аппарат установленный на ней.
— Ну и что? — последовал вопрос, — я уже давно понял, что дрелью ты ногу просверлишь и спицы вставишь, а как же нога будет расти?
— Кости голени я распилю, а аппаратом этим буду верхние и нижние спицы в стороны разводить, каждый день по миллиметру.
— Ну дак между отломками дырка шире будет и все, — недоумевал мой мастер.
— А вот и нет, — сообщил я, — кости будут расти друг другу навстречу и удлиняться.
Кузьма долго чесал затылок, — однако, как ты Сергий Аникитович разъяснил, так вроде и простое дело оказалось.
— Ох, Кузьма — это только по моему рассказу так легко кажется, на деле очень много тут всяческих каверз подстерегает. Тебе этого особливо и знать не надо, твоя забота детали все тщательно сделать, чтобы, не дай бог, поломок не было, когда аппарат на ноге будет.
Как всегда у нас в последнее время бывало, разговор вновь перешел на линзы, подзорные трубы и микроскопы. К сожалению, помочь своему мастеру я почти ничем не мог. Он сам искал рецепты полирующих паст, для стекла, сам уже высчитывал фокусные расстояния линз, и делал призмы, про которые два года назад еще не подозревал. Но его познания в математике были ограничены моими, также весьма бедными, если сравнивать их со знаниями выдающихся европейских ученых. Поэтому я надеялся, что Браге, все же выполнит свое обещание и Иоганн Кеплер появится в Москве.
Пока же Браге сам почти подружился с Кузьмой, эти два человека были настолько увлечены своими открытиями, что в своих беседах забывали об огромных сословных различиях. Я очевидцем таких бесед почти не бывал, но Кошкаров рассказывал, что оба естествоиспытателя, несмотря на полное незнание языка, вполне могли объясниться друг с другом.
Я уже махнул рукой на пребывание Браге в мастерских, тем более что его толковые замечания всегда приходились к месту. А у меня было немало надежд, что его советы помогут улучшить еще и качество нашей бумаги.
Но сейчас Кузьма начал расспрашивать меня, почему солнечный свет собранный в фокус линзы жжется и с ее помощью можно даже поджечь трут. Это свойство линз было открыто кем-то из работников совсем недавно и все деревянные поверхности в мастерской, куда падали солнечные лучи в течении дня, были покрыты выжженными «росписями».
Торопиться мне сегодня было некуда, я уселся поудобней, чтобы не так болел бок и начал выкладывать любознательному мастеру сведения о солнечном свете. Но вскоре понял, что, похоже, перестарался, мой рукастый и головастый мастер, через несколько минут смотрел на меня, как баран на новые ворота.
— Ну, вот опять глупость сотворил, — подумал я, — чего полез в дебри! Тем более, что сам то не больно толкую о чем говорю, еще бы о фотонах начал рассказывать. Если бы с Браге об этом толковать, а Кузьма пока по части отвлеченных понятий не очень, ему конкретные задачи надо ставить. Нарисовал ему солнечный луч, как стрелу, вот он эту стрелу в линзах и призмах поворачивает, все ясно и конкретно, а тут начал ультрафиолет, инфракрасное излучение, проще надо быть доктор.
Но тут Кузма меня удивил, он опустился на колени и стукнулся лбом в пол и сказал:
— Бью тебе челом Сергий Аникитович, не вели казнить за дерзость мою, слыхал я, что хочешь устроить ты школу новую — ниверситет, говорила тут охрана меж собой намедни, что там, на механикусов будут учить. Вот ты сейчас говорил мне слова неведомые, а я смысла в них не понимал. Когда попал я к тебе в работники, даже не думал, что столько нового узнаю, но вот что странно, чем больше я сейчас учу, тем больше понимаю невежество свое, Сергий Аникитович, сделай милость, возьми меня в ниверситет этот. Отработаю я всю учебу, клятву в том даю.
Я смотрел, на стоявшего на коленях молодого симпатичного парня, совсем еще недавно женившегося но, тем не менее, мечтавшего не о большом богатстве, а о знаниях, и думал, что мне очень сильно везет на нужных людей.
— Встань Кузьма, негоже моему главному розмыслу со мной на коленях говорить, могу тебе в ответ на просьбу твою сказать, что действительно в следующем году будет университет образован Московский, и будут в нем учиться те, кто сможет испытания пройти. Ты же знаешь, что в школе моей, которая в Сретенском монастыре сейчас, школяров учат грамоте и цифири. Но в университете, подобного не будет, некогда там этим заниматься, так, что испытания при поступлении, скорее всего по этим предметам будут, более этого, пока требовать не будем. Для простого люда в испытаниях, также отказа нет. Но сам должен понимать, чтобы поступить на учебу простолюдину, ему надо будет все знать не в пример сыну боярскому, или боярину. Так, что этот год оставшийся учиться тебе придется очень много. Потом есть еще много вопросов, которые нам надо будет обсудить, и один из основных, кто будет на твоем месте, после того, как ты начнешь учебу? Сейчас ты у меня главный розмысл, все на тебе держится, уйдешь, а кто вместо тебя встанет? Так, что за это время должен будешь приготовить себе замену из числа мастеров и подмастерьев. Мы конечно еще не раз это все обсудим, и безопасность твою тоже. Если меня при такой охране смогли достать, то тебя зарезать при случае пара пустяков. И кроме всего прочего, знаешь ты очень много всего, что чужим людям знать не нужно.
Кузьма стоял передо мной и внимательно внимал моим речам, несколько раз он порывался что-то сказать, но видимо не решался.
И только, когда я закончил кашлять после окончания своего монолога, он открыл рот.
— Сергий Аникитович, отец родной, да я за тебя хоть куда пойду, хоть что сделаю. Я же в долгу неоплатном, как в шелку, ты меня к себе взял, когда никто из ювелиров брать не хотел по хозяйскому навету, и кабальную запись делать не стал. Аннушка каждый божий день за тебя молится, ведь не бывать ей моей женой никогда, кабы не твоя забота. Ты же знаешь, что я за эти годы слова лишнего о наших делах на сторону не сказал. И далее так же будет. Крест в том целовать готов!
— Ох, Кузьма, ты смотрю, за эти годы забыл, где живешь. Поймают тебя люди лихие, в подвал пыточный сведут и расскажешь все, что знал, и все, что не знал. Нет таких людей, что пытку могут выдержать, а если, и есть, то я про них не слыхивал. Так, что будем думать, как все обустроить. Но время у нас еще есть, надеюсь, успеем все решить, как надо.
Пока шел разговор, голову немного начало кружить, по телу разлилась липкая слабость, я пошатнулся, встревоженный мастер помог встать и повел к выходу, где меня уже без разговоров два дюжих молодца из охраны подхватили под руки и доставили домой. Увидев нашу процессию, Ира укоризненно глянула на нас, но ничего не сказала, только покачала головой и приказала отвести меня в спальню.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
