— Парслоу! — сказал он. — Я его знаю лет с двадцати. Опасный тип. Когда его ждали в гости, сильные мужчины трепетали и прятали все ценное. Таким он был и навряд ли изменился. Смотри за ней, Кларенс, а то этот враг рода человеческого подложит бомбу ей в корыто.
Слова эти проникли глубоко и внушили лорду Эмсворту примерно те же самые чувства, какие испытывал Шерлок Холмс к профессору Мориарти. Вот он и думал о сэре Грегори и не очнулся бы от дум, если бы Бидж не кашлянул.
— Э? — сказал лорд Эмсворт, выходя из транса.
— Вы что-нибудь прикажете, милорд?
— Прикажу? А, понятно! Прикажу. Нет, Бидж, мне ничего не надо.
— Спасибо, милорд.
Бидж величаво удалился, напоминая при этом слона, проходящего сквозь джунгли; его хозяин снова стал читать. Дворецкий прервал его посередине той замечательной главы, в которой рассказывается, что свинья должна съедать в день не меньше 57 800 калорий, содержатся они в картофеле и обезжиренном молоке.
Однако ему не везло. Не успел он прочитать и фразы, как дверь открылась и впустила на сей раз прекрасную, надменную даму, в которой, немного поморгав, он узнал свою сестру.
2
Горький опыт научил графа, что визиты леди Констанс — не к добру, а потому он, как обычно, решил отрицать все, в чем бы она его ни обвинила. Отрицал он мастерски и в способ этот верил.
На сей раз, однако, она вела себя мирно, даже приветливо.
— О, Кларенс! — сказала она. — Ты не видел Пенелопу?
— Э?
— Пенелопу Доналдсон.
— Кто такая, — осведомился лорд Эмсворт, — Пенелопа Доналдсон?
Леди Констанс вздохнула. Не будь она дочерью восьми графов, она бы гавкнула. Отерев лоб рукой, на которой сверкали кольца, она подняла глаза к потолку.
— Пенелопа Доналдсон, — отвечала она с той мягкостью, с какой говорит терпеливая женщина, когда перед ней один из самых отсталых представителей выродившейся семьи, — это младшая дочь мистера Доналдсона из Соединенных Штатов Америки, чья старшая дочь вышла замуж за твоего сына. Напомню, что сына у тебя два — твой наследник, Бошем, и младший сын, Фредерик. Фредерик женился на старшей мисс Доналдсон. Младшая мисс Доналдсон — ее зовут Пенелопа — гостит в Бландингском замке, это здесь. Тебя я спрашиваю, не видел ли ты ее. Кроме того, я прошу, чтобы ты не разевал рот. Ты похож на золотую рыбку.
Мы уже говорили, что иногда лорд Эмсворт понимал все с ходу.
— А! — воскликнул он. — Ты хочешь сказать, Пенелопу Доналдсон. Видел, видел. Они там с Галахадом. Я выглянул из окна, а они идут. Гуляют, — пояснил лорд Эмсворт.
Леди Констанс издала такой звук, словно ткнула мокрым пальцем в раскаленную плиту.
— Галахад ее не отпускает, — сказала она. — Где его ум? Ему прекрасно известно, что она здесь из-за Орло Воспера.
— Кто?…
— О, Кларенс!
— В чем дело?
— Если ты спросишь: «Кто такой Орло Воспер?» — я тебя чем-нибудь ударю. Ты это нарочно, назло! Сам знаешь, кто он такой.
Лорд Эмсворт вдумчиво кивнул.
— Знаю, — сказал он. — Вроде актера. Он живет у нас.
— Я догадываюсь. А Пенелопа его избегает.
— Какая умная девушка! Он очень скучный.
— Ничего подобного. Очень занятный.
— Кого он занимает, меня?
— Наверное, нет. Ведь он не говорит день и ночь о свиньях.
— Куда там! Когда я повел его к Императрице, он зевнул.
— Ему очень нравится Пенелопа.
— Закрылся рукой, но я увидел. Стоит и зевает.
— Для нее это прекрасная партия.
— Что?
— Это.
— Партия?
— О, Кларенс!
— Как же я тебя пойму, если ты крутишь и… да… вертишь? Говори просто. Говори прямо. Какая такая партия?
Леди Констанс снова ткнула пальцем в печку.
— Я говорю тебе, — устало ответила она, — что Орло Восперу нравится Пенелопа, а мистер Доналдсон будет очень доволен таким браком. Одно из самых старых семейств, и денег куча. Но что может выйти, если она все время с Галахадом? Одна надежда — завтра мы с ней едем в Лондон, везет нас Орло. Слушай ты, Господи!
— Я и слушаю. Пенелопа едет в Лондон с мистером Доналдсоном.
— О, Кларенс!
— Или с твоим Воспером. Зачем куда-то ехать в такую жару? Очень глупо.
— У нее примерка. Платье для здешнего бала. А Орло должен повидать своего поверенного, насчет налогов.
— Налогов! — вскричал лорд Эмсворт, уподобляясь коню при звуке боевой трубы. Свиньи и налоги действительно трогали его. — Вот, я тебе скажу…
— Мне пора, — оборвала его леди Констанс, выбегая из комнаты. Беседы с главой семьи всегда этим кончались, разве что, когда они проходили на воздухе, она просто убегала.
Оставшись один, лорд Эмсворт некоторое время наслаждался тем покоем, который приходит к неприхотливым людям, когда женские члены их семьи уйдут куда-нибудь. Тут взгляд его упал на письма, он стал их просматривать. Просмотрев и отложив с полдюжины самых скучных писем, какие только бывают, он наткнулся на что-то иное и вскрикнул:
— Ой, Боже мой!
То была открытка, одна из тех пестрых открыток, которых мы, интеллигенты, не выносим, хотя прочим людям они даруют чистую радость. Изображала она обнаженную красотку, по-видимому — Венеру, которая выходит из пенистых волн, произнося при этом (если верить пузырю, вылетающему изо рта): «Ах, как прекрасна жизнь!» Внизу, в волнах, можно было прочитать: «Ку-ку! Ну как, дорогой? Поздравляю и целую! Твоя Моди».
Открытка озадачила лорда Эмсворта, как озадачила бы любого мыслителя. Он не знал никаких Моди, тем более — столь нежных. В отличие от своего брата, который в свое время просто утопал в барменшах и балеринах, девятый граф всячески избегал Моди мира сего.
Поправив слетевшее было пенсне, он сунул открытку в карман и взял книгу, но поздно! Все эти Биджи и Конни, Пенелопы и Моди совсем расстроили его, он ничего не понимал.
Оставалось одно. Утвердив пенсне, он пошел к своей Императрице.
3
Императрица жила в игрушечном домике, недалеко от огорода. Когда лорд Эмсворт приблизился к ее будуару, она, как почти всегда, набивала утробу теми 57 800 калориями, о которых печется Уиффл. Моника Симмонс снабдила ее картофелем, ячменной болтанкой, маисовой мукой и сепарированным молоком, а она их ела с приятной жадностью, которой восхитился бы любой ее друг и почитатель.
Когда лорд Эмсворт приблизился, у перилец стояла эта самая Моника, массивная девица в брюках, очень похожая на дочь многодетного викария, играющую, как и сестры, в летний хоккей (собственно говоря, ею она и была). Девятый граф не очень ее любил, подозревая в том, что она фамильярна с Императрицей; и получил особенно мерзкое подтверждение этого порока.
— Привет, лорд Эмсворт, — сказала она. — Жара какая! Пришли к нашей свинке-спинке? Ну, я пойду попью. Жутко пить хочется. Пока.
И удалилась, попирая большими ногами траву и сено, а лорд Эмсворт, дрожа как осиновый лист, ухватился за перильца, печально вспоминая прежних хранителей Свиньи — Джорджа Сирила, перешедшего к врагу; Перси Пербрайта, вести о котором доносились из Канады; Эдвина Потта, который ушел в частную жизнь, выиграв в лотерею. Ни один из них не назвал бы ее «свинкой-спинкой». Эдвин Потт, говоря строго, и не мог бы, поскольку у него не было нёба.
«Хуже некуда», — думал лорд Эмсворт, и его беспокойство не могла утешить даже сладчайшая из песен — хрюканье Императрицы, когда рядом с ним у перилец оказался невысокий, изящный джентльмен лет пятидесяти восьми, которому он и сказал:
— А, Галахад!
— Пип-пип! — радушно откликнулся новоприбывший.
Галахад Трипвуд был единственным членом семьи, к которому мы применили бы слово «выдающийся». Мир, как известно, не знает самых великих, но тесный мирок клубов, ресторанов, баров, бегов знал Галахада хотя бы понаслышке. Позор и беда своих сестер (Констанс, Джулии, Доры и т. п.), он пользовался уважением в менее суровых сферах, ибо сердце у него было золотое, душа — просто изливала млеко незлобивости.
Сейчас, когда он глядел на свинью Императрицу, его отвлекло то ли рыдание, то ли стон и, обернувшись к брату, он увидел, что любимые черты искажены горем, словно глава семьи съел что-то кислое.
— Здравствуй, Кларенс! — продолжал Галахад. — Что-то ты грустишь! В чем дело? Думаешь об этом прискорбном инциденте в «Гербе Эмсвортов»?
— Э? — удивился граф. — Об инциденте? А что такое случилось?
— Неужели не слышал? Мне говорил Бидж, ему — судомойка, а уже ей — шофер. Насколько я понял, дворецкий сэра Грегори, Бинстед, ставил вчера на его свинью один к пяти.
Лорд Эмсворт был поражен.
— На Красу Матчингема? Он спятил? Что она перед Императрицей?
— Вот и я удивляюсь. Скорее всего Бинстед напился и порол бог весть что. Хорошо, ты не слышал. Почему же ты так похож на глисту в отчаянии?
