БВ – Сочетание успеха в операции с фунтом стерлингов с вашей доступностью прессе действительно позволили вам построить свой общественный имидж и в результате увеличить ваши возможности и вашу власть.
ДС – Мне трудно понять, что все это значит. Все говорят, что я обладаю значительной властью. Но из чего она состоит? Могу ли я влиять на ход событий на рынках? Вероятно, да, если только я правильно определю направление, в котором стремятся двигаться рынки. Если мои догадки оказываются ложными, моя голова с летите плеч. Могу ли я влиять на правительства? У меня начинает появляться такая возможность, но только благодаря репутации, которую я себе создал.
БВ – Ваши возможности основаны на вашей известности, а не наоборот, но известность приходит благодаря прессе.
ДС – Но я не заигрывал с прессой. Единственное, что я сделал, – это дал телеинтервью в передаче Адама Смита Мир денег (Money World) по поводу кризиса фунта стерлингов. Эта программа, а также британская телепрограмма представили меня как Человека, который разрушил Bank of England. Если бы я был более доступен, я думаю, пресса попыталась бы разрушить мой имидж намного раньше. Именно потому, что я не стремился получить внимание прессы, она интересовалась тем, что я говорил. Однако не я выбирал тему разговора. Журналисты стремились беседовать со мной о финансовых вопросах, но в большинстве случаев я не отвечал. Но я могу сказать вам, что до 1992 г. мне с трудом удавалось получить место для независимой заметки в Wall Street Journal или The New York Times.
БВ – Вы упомянули, что пресса недавно стала отворачиваться от вас.
ДС – Практически я получал отличные отзывы в прессе в большинстве западных стран значительно дольше, чем можно было надеяться. Они начали искать недостатки только после того, как всем наскучило слушать про мои восхитительные добрые дела. Поэтому я не очень огорчаюсь. Но существует нечто иное, что меня действительно беспокоит. Вследствие своих широких возможностей я стал мишенью для современной версии антисемитской теории тайного заговора. Если и существует человек, полностью совпадающий со стереотипом еврея-плутократа-большевика, мирового заговорщика-сиониста, то это я. Именно так фактически меня сегодня изображают в Восточной Европе, а также в некоторых европейских странах, в меньшей степени в Америке. Это прекрасный пример, подтверждающий, что добрые дела не остаются безнаказанными. Моей первоначальной целью при открытии Фонда открытого общества (Open Society Foundation) было создание общества, в котором подобная теория тайного заговора не могла бы распространиться; но в ходе пропаганды открытого общества я накопил своего рода волшебную силу, что на практике вызвало распространение теории тайного заговора. Видите, какая ирония?
БВ – Интересно было бы узнать, не является ли это чем-то большим, чем то, что происходит, когда человек достигает определенного уровня известности? Вначале вы становитесь героем новостей, и пресса стремится писать о вас, поскольку вы добились успеха. Но после того, как все о вас все узнали, единственный интерес состоит в попытке найти причину атаковать вас. Поэтому я думаю, что это просто исходит от определенных стран. Я не думаю, что здесь кроется нечто более глубокое.
ДС – Это потому, что вы – американец и не прислушиваетесь к мифам, которые живут в Европе, особенно в Восточной Европе. Антисемитизм имеет очень глубокие корни. Он намного старше Гитлера. Его корни лежат в погромах прошлого века и даже еще глубже. Он скрывается в глубине умонастроений людей и прорывается в периоды трудностей, изменений и замешательства.
БВ – Повлияло ли ваше еврейское происхождение на развитие ваших идей?
ДС – В огромной степени. Поставьте себя на мое место. Я столкнулся с угрозой уничтожения, когда мне было 14 лет, потому что был евреем. Неужели на вас это не произвело бы впечатления? Именно тогда эта проблема встала передо мной в полный рост, но на втором плане моего сознания она существовала всегда, с момента моего рождения. Прошла большая часть жизни, прежде чем я смог примириться с ней.
БВ – Есть ли связь между вашим еврейским происхождением и вашей приверженностью концепции открытого общества?
ДС – Безусловно здесь есть определенная связь. Если проанализировать то, каким образом евреи отвечают на преследования, то можно заметить, что они стремятся следовать одному из двух основных путей к спасению. Они либо стремятся выйти за рамки своей проблемы, обращаясь к чему-то универсальному, или отождествляют себя со своими угнетателями и пытаются уподобиться им. Я происхожу из ассимилированной семьи, и я выбрал первый путь. Второй путь – это сионизм, создание государства, в котором евреи составляют большинство.
БВ – Вы против сионизма?
ДС – Мне он не кажется привлекательным. Я интересуюсь состоянием человеческого общества в целом. Но я никогда активно не выступал против него. Я чувствовал, что не имею права становиться в оппозицию государству Израиль, даже если я не стал его гражданином. Я убежден в том, что если бы я переехал туда, то почти все время был бы в оппозиции, как очень многие израильтяне. Сложилось так, что я просто не сделал этого. Вероятно, я просто не хотел брать на себя ответственности.
Недавно я посетил Израиль и понял, что полностью поддерживаю примирение, которого пытается достичь правительство Рабина-Переса. Единственная сложность заключается в том, что они имеют дело не с той стороной. Арафат в значительной степени потерял поддержку арабского населения; вот почему он пожелал заключить соглашение. Я подозреваю, что для реального успеха мирного процесса в него необходимо будет привлечь Хамас. Я рассказал Пересу о встрече с Ярузельским, которая произошла перед подписанием перемирия, приведшим Солидарность к власти в Польше. Ярузельский рассказал мне, что готов был заключить соглашение с кем угодно, кроме Солидарности, поскольку члены Солидарности были предателями. Я сказал ему тогда, что он совершает большую ошибку, поскольку лидеры Солидарности были патриотами и желали заключить соглашение, даже если оно подорвет основу их влияния. Их сила основывалась на тяжелой про-мышленности, которая будет разрушена экономическими Реформами. Как я узнал позднее, мой аргумент произвел на Ярузельского впечатление. Я не могу сказать того же о Пересе, но тогда Солидарность была намного более приятной группой, чем Ха-мас.
БВ – Является ли ваше происхождение причиной того, что вы столь подозрительно относитесь к любого рода национальным чувствам?
ДС – Я не возражаю против национальных чувств. Я возражаю лишь против национализма, который утверждает: «Это моя страна, прав я или нет». Иногда это отношение более свойственно людям диаспоры, чем тем, кто живет в этих странах. Диаспора создает значительные проблемы в таких странах, как Ирландия, Греция или Прибалтийские государства, не говоря уже об Израиле. Что касается всего остального, я считаю чувство национальной или этнической принадлежности ценным аспектом открытого общества, благоприятным источником разнообразия.
БВ – Как вы относитесь к тому, что принадлежите к еврейскому народу?
ДС – Я горжусь тем, что я еврей, хотя, я должен признать, что мне потребовалась почти вся жизнь, чтобы прийти к этому заключению. Я страдал от низкой самооценки, это – общая доля ассимилированных евреев. Это была тяжелая ноша, сбросить которую я смог, только когда признал свой успех.
Я вижу сходство в принадлежности к еврейскому народу с принадлежностью к национальному меньшинству. Я полагаю, что такая вещь, как еврейский гений, существует; стоит только взглянуть на достижения евреев в науке, экономической жизни, в искусстве. Все это – результаты стремления евреев выйти за рамки своего статуса национального меньшинства, добиться чего-то универсального. Евреи научились обдумывать каждый вопрос со многих позиций, даже если эти позиции максимально противоречат друг другу. Тот факт, что евреи составляют национальное меньшинство, практически заставляет их прийти к критическому мышлению. Если во мне и есть что-то от того самого еврейского гения, так это лишь способность мыслить критически. В этом смысле еврейство – важный элемент моей личности, и, как я уже сказал, я горжусь этим.
Я также осознаю, что моему мышлению в некоторой степени присущ свойственный евреям утопизм. Я со своими фондами как бы продолжаю традицию. Вот почему меня так восхищает идея Европейского союза. В таком союзе каждая нация попадет в положение меньшинства, и именно это делает подобную концепцию такой привлекательной.
Человеку всегда свойственно строить проекции от личностного к универсальному. Большинство людей приходит к своим убеждениям на основе личного опыта, и я не являюсь исключением. Поэтому я должен утвердительно ответить на ваш первый вопрос о том, связаны ли мои взгляды с моим еврейским происхождением. Но что тут плохого?
