различных аспектов англо-американской политики. Однако были и яркие примеры, когда политика Моргана начинала жить собственной тайной жизнью, расходясь с официальными директивами.
Новый альянс был взаимовыгодным. Вашингтон хотел использовать новую финансовую мощь для принуждения иностранных правительств к открытию своих рынков для американских товаров или проведению проамериканской политики. Банки, в свою очередь, нуждались в рычагах принуждения к выплате долгов и приветствовали полицейские полномочия правительства в отдаленных странах. Угроза военного вмешательства была отличным средством ускорения выплаты кредитов. Когда компания Kuhn, Loeb рассматривала возможность предоставления кредита Доминиканской Республике под таможенные расписки, Джейкоб Шифф спросил своего лондонского коллегу сэра Эрнеста Касселя: "Если они не заплатят, кто будет собирать эти таможенные пошлины?". Кассель ответил: "Ваши и наши морские пехотинцы".
В первый год своего правления администрация Тафта привлекла Дом Моргана к участию в схеме по созданию финансового протектората над Гондурасом и одновременному спасению британских держателей облигаций. В рамках урегулирования задолженности банк должен был скупить старые гондурасские облигации, которые продавались в Лондоне с большой скидкой. Затем государственный секретарь США Филандер Нокс наложил бы американское ограничение на таможенные расписки Гондураса и продал бы новые гондурасские облигации через синдикат Моргана. Эта схема была бы подкреплена американской военной мощью. Хотя сенатор Уильям Олден Смит, например, был возмущен тем, что Государственный департамент поддержал план Моргана, на самом деле банк был навязан правительством. Обслуживая только крупных правительственных клиентов, Дом Моргана с пренебрежением относился к маленьким, отсталым странам. Как заявил Джек в телеграмме, направленной в лондонский офис, "переговоры ведутся только потому, что правительство США хочет урегулировать вопрос с Гондурасом". Он и Гарри Дэвисон отказались продолжать переговоры без договора, обеспечивающего железные гарантии по облигациям. После того как разъяренные толпы осадили гондурасское собрание, протестуя против угрозы их суверенитету, Сенат США наложил вето на сделку, и операция была сорвана.
Наиболее ярко новая эра проявилась в Китае. Как и в случае с Гондурасом, Дом Морганов не испытывал особого восторга от такой зарубежной операции. Отсталый и разросшийся, не имеющий центральной армии и современного бюджетирования, Китай конца прошлого века оказался не по зубам иностранным банкирам. Его чиновники прекрасно умели настраивать одну группу иностранных кредиторов против другой. (Банкиров обвиняли в том, что они используют ту же стратегию в отношении китайских чиновников). Это не только породило недовольство банкиров, но и способствовало возникновению на Уолл-стрит предвзятого отношения к древнему врагу Китая - Японии.
Французы, немцы и англичане уже прочно обосновались в Китае, контролируя свои сферы влияния. Европейские банкиры появились в Китае в конце XIX века, когда у провинциальных китайских купцов не хватало капитала для строительства железных дорог. В 1899 году государственный секретарь Джон Хэй провозгласил политику "открытых дверей" в отношении Китая, которая должна была гарантировать неограниченный доступ иностранцев. Однако при Тафте "открытые двери" превратились в грубое требование США о включении в состав Китая наравне с европейскими державами.
В 1909 г. Госдепартамент подтолкнул неохотно идущий навстречу Уолл-стрит к участию в китайском бизнесе. Консорциум британских, французских и немецких банков уже почти завершил переговоры о предоставлении кредита в размере 25 млн. долл. на строительство железной дороги Хукуанг, ведущей из Шанхая в Кантон. К большому огорчению европейцев, Госдепартамент потребовал равной доли для американских банкиров. Как писал Герберт Кроли, "большинство этих банкиров вошли в группу не потому, что искали китайские инвестиции, а для того, чтобы обязать администрацию".
Государственный департамент поставил Дом Моргана во главе группы американских банкиров, в которую входили Kuhn, Loeb, National City Bank и First National Bank. Всего за несколько лет до этого эти фирмы злобно ссорились во время "уголка" Northern Pacific. Теперь Вашингтон объединял их в инструмент национальной цели, полагая, что единство банкиров усилит американское влияние за рубежом. Когда Джек сообщил своему отцу в Лондон об этом соглашении, Пирпонт не смог подавить в себе инстинкты соперника. "Мне это нравится, - ответил он, - но, строго конфиденциально и только для твоего собственного использования, важно, чтобы J. P. M. & Co. была ведущей и ее имя упоминалось первым. Полагаю, что этот факт уже известен, но его нельзя упускать из виду".
Заседания Американской группы проходили в доме 23 по Уолл-стрит, где председательствовал Гарри Дэвисон, а за ниточки дергал Госдепартамент. Обычно властный и добродушный, Дэвисон не мог справиться с управлением. Он проинструктировал Тедди Гренфелла в Лондоне: "Думаю, будет очень мудро, если вы вскользь, но твердо укажете всем, с кем вы вступаете в контакт, что это предложение правительства, а не банкиров". Популярная пресса приветствовала последний залп в войне между Морганом и Белым домом, полагая, что теперь охотники за трастами заставили банкиров бежать. Тем временем Дэвисон стонал: "Продолжаем полностью руководствоваться желаниями Государственного департамента". Банкирам, гордившимся своей жесткой независимостью от правительства, было трудно смириться с этой новой смирительной рубашкой.
Тедди Гренфелл, партнер компании J. S. Morgan and Company (вскоре ставшей Morgan Grenfell), представлял американскую группу в ее отношениях с британскими, французскими и немецкими банкирами, входящими в китайский консорциум. И сейчас, и в будущем он будет важным посредником между Уолл-стрит и британским правительством. Скрепленные между собой внутренними болтами, банки Моргана во многих вопросах действовали автономно. Это была непростая ситуация, чреватая конфликтами, поскольку нью-йоркский и лондонский банки всегда чутко реагировали на запросы правительств своих стран. Например, в 1908 г. J. S. Morgan and Company по просьбе Министерства иностранных дел отказал в предоставлении турецкого кредита, а на следующий год, когда бюрократические ветры переменились, продлил его. До тех пор пока интересы Великобритании и США совпадали, эта ситуация не представляла проблемы. Но здесь был зарыт конфликт, который впоследствии разорвет англо-американскую империю Моргана. Как бы он ни маскировался, Дом Моргана был не транснациональным банком, а американским банком, имеющим партнерские отношения за рубежом. Успокоить и США, и Великобританию было невозможно.
С 1909 по 1913 год Американская группа служила проводником всех сделок Моргана с Китаем. Ее представителем в Китае был самый лихой и авантюрный агент в истории Morgan - Уиллард Дикерман Стрейт. Жизнь Штрайта похожа на шпионский триллер. Только что окончив Корнеллский университет, он работал в Императорской морской таможенной службе в Пекине и изучал мандаринский язык. В 1904 г. он отправился в Японию, чтобы сделать репортаж о русско-японской войне для агентств Рейтер и Ассошиэйтед Пресс. Один из его друзей в те годы описал его на сайте как "высокого, стройного, с рыжевато-коричневыми волосами, с необыкновенной откровенностью и обаянием манер". Ведя репортаж из Сеула (Корея), он познакомился на ужине с Эдвардом Гарриманом,
