А если сработает?
Подростковые самоубийства по всему штату — возможно, по всему Среднему Западу. Сотни, возможно, тысячи. Как вам это понравится, экс-детектив Ходжес? Улучшит ли вам настроение на пенсии, назойливый старый мудак?
Он меняет ноутбук Бэбино на гаджет Z-Мальчика. Он думает о нем как о «нулевом заппите», ибо это первое подобное устройство, которое он увидел, — в тот день, когда Эл Брукс принес его ему в комнату с мыслями, что Брейди должно понравиться. И понравилось. О да, очень понравилось.
К этому не добавлена та программка с рыбками-числами и подсознательными сообщениями, потому что Брейди в этом не нуждался. Это — только для мишеней. Он смотрит, как рыбки плавают туда-сюда, смотрит, чтобы сфокусироваться и сосредоточиться, — потом закрывает глаза. Сначала там темно, но через несколько секунд начинают появляться красные огоньки — теперь более пятидесяти. Они похожи на пятнышки на компьютерной карте, только они не стоят на месте. Они плавают туда-сюда, слева, справа, их пути пересекаются. Он наугад выбирает одну, и его глаза под веками двигаются, следя за ней. Она замедляется, замедляется, замедляется. Останавливается, потом увеличивается. Раскрывается, словно цветок.
Он в спальне. Там девочка неподвижно смотрит на экран своего «Заппита», полученного бесплатно с бэдконцерт.com. Она в постели, потому что сегодня не пошла в школу. Может, сказала, что больна.
— Как тебя зовут? — спрашивает Брейди.
Иногда они просто слышат голос из игрового устройства, но наиболее восприимчивые его видят — словно какого-то аватара в видеоигре. Эта девочка — из вторых, начало благоприятное. Но они всегда лучше реагируют на свои имена, значит, он будет его повторять. Она без удивления смотрит на молодого мужчину, сидящего рядом на кровати. Ее лицо бледное. Глаза затуманены.
— Я Эллен, — говорит она. — Я ищу нужные цифры.
Конечно, думает он и проскальзывает в ее разум. Она в сорока милях к югу от него, но как только демо-экран открылся — уже никакое расстояние значения не имеет. Он мог бы контролировать ее, сделать одним из своих дронов, но хочет этого не больше, чем когда-то мог бы хотеть темной ночью пробраться в дом Оливии Трелони и перерезать ей горло. Убийство — это не контроль: убийство — это только убийство.
Самоубийство — это контроль.
— Ты счастлива, Эллен?
— Когда-то была, — говорит она. — И могу стать счастливой вновь, если найду нужные цифры.
Брейди награждает ее улыбкой — одновременно очаровательной и печальной:
— Да, но цифры — они как жизнь, Эллен. Ничего не складывается. Не так ли?
— Угу.
— Скажи мне кое-что, Эллен, — что тебя беспокоит? — Он мог бы обнаружить это сам, но лучше, если она расскажет ему сама. Он знает: что-то такое есть, ведь всех что-то беспокоит, особенно подростков.
— Прямо сейчас? АОТ.
Аг-га, думает он, тот самый пресловутый «академический оценочный тест», которым зоотехники из министерства образования отделяют овец от козлов.
— У меня так плохо с математикой, — говорит она. — Просто пипец.
— С цифрами плохо, — говорит он, сочувственно кивая.
— Если я не наберу хотя бы шестьсот сорок, то не попаду в хорошую школу.
— А для тебя и четыреста — это уже большая удача, — говорит он. — Не так ли, Эллен?
— Да. — Слезы стоят в ее глазах и начинают катиться по щекам.
— И тогда ты и английский плохо сдашь, — добавляет Брейди. Он раскрывает ее, и это самое приятное. Как запускать руки во внутренности животному, оглушенному, но еще живому, и извлекать из нее кишки. — Ты затормозишь.
— Пожалуй, я заторможу, — говорит Эллен.
Теперь она громко всхлипывает. Брейди проверяет кратковременную память и обнаруживает, что родители девочки ушли на работу, а младший братик в школе. Поэтому плач вполне уместен. Пусть сучка кричит, сколько хочет.
— Не «пожалуй». А точно затормозишь, Эллен. Потому что ты не справишься с напряжением.
Она всхлипывает.
— Скажи это, Эллен.
— Я не справлюсь с напряжением. Я заторможу, и, если я не попаду в хорошую школу, папа будет разочарован, а мама на меня будет злиться.
— А если ты вообще ни в какую школу не попадешь? А если единственная работа, которую ты сможешь получить, — это убирать в домах или складывать одежду в прачечной?
— Мама меня возненавидит!
— Да она уже тебя ненавидит, разве нет, Эллен?
— Я не... Я так не думаю...
— Да ненавидит, действительно ненавидит. Скажи это, Эллен. Скажи: «Мать меня ненавидит».
— Мать меня ненавидит. Боже, мне так страшно, и моя жизнь такое ужасная!
Это великий дар-сочетание гипноза от «Заппита» и собственной способности Брейди вторгаться в чужой разум, когда тот находится в таком открытом и внушаемом состоянии. Обычные страхи, которые для таких детей составляют просто неприятный фон их жизни, могут превращаться в кровожадных чудовищ. Маленькие шарики паранойи можно раздуть до таких размеров, как те, что запускают во время праздничного шествия на День Благодарения.
— Ты можешь положить конец своим страхам, — говорит Брейди. — И сделать так, чтобы маме стало очень, очень жаль.
Эллен улыбается сквозь слезы.
— Ты можешь оставить это позади.
— Я могу. Я могу оставить это все позади.
— Ты можешь найти покой.
— Покой... — вздыхает она.
Как это прекрасно. С матерью Мартины Стоувер, которая постоянно выходила из этого демо, чтобы раскладывать свои проклятые пасьянсы, на это ушло несколько недель. С Барбарой Робинсон — несколько дней. С Рут Скапелли и этой прыщавой плаксой в розовой девчачьей спальне с рюшечками — несколько минут, и все. Но, отмечает Брейди, я всегда быстро учился.
— Есть ли у тебя телефон, Эллен?
— Вот. — Она засовывает руку под декоративную подушку. Телефон тоже розовый.
— Тебе надо разместить посты на Фейсбуке и в Твиттере. Чтобы друзья смогли прочесть.
— А что писать?
— Пиши: «Теперь я обрела покой. Вы тоже можете. Заходите на зизеэнд.com».
Она так и делает, но очень медленно. В таком состоянии человек как будто под водой. Брейди напоминает себе, как легко все удалось, и пытается сдержать нетерпение. Когда она заканчивает и сообщения отправлены — вот еще спички к сухому хворосту, — он предлагает ей подойти к окну.
— Пожалуй, тебе надо подышать воздухом. Чтобы в голове прояснилось.
— Мне нужно подышать воздухом, — говорит девочка, откидывая одеяло и спуская босые ноги с кровати.
— Не забудь свой «Заппит», — говорит он.
Девочка берет его и идет к окну.
— Прежде чем открыть окно, зайди в основное меню, где иконки. Сможешь, Эллен?
— Да... — Длинная пауза. Ух, она, сука, и медленная, двигается, как в патоке. — Да, вижу иконки.
— Прекрасно. Теперь зайди в «Вытри слово». Иконка, где школьная доска и тряпка.
— Вижу.
— Дважды ее коснись, Эллен.
Девочка так и делает, и «Заппит» благодарно моргает. Если кто-то еще возьмет в руки это игровое устройство, оно моргнет синим и прекратит работать.
— Вот теперь можешь открыть окно.
Морозный воздух врывается в комнату, отбрасывает назад волосы Эллен. Она колеблется, кажется, гипноз вот-вот пройдет, и на мгновение Брейди чувствует, что она выскальзывает. Все же на расстоянии контролировать человека трудно, даже под гипнозом, но он уверен, что отшлифует свою технику до идеала. С практикой все приходит.
— Прыгай, — нашептывает ей Брейди. — Прыгай, и тебе не надо будет сдавать тот экзамен. Мать тебя не будет ненавидеть. Ей будет тебя жалко. Прыгай — и все цифры сойдутся. Ты получишь самый лучший приз. Лучший приз — это сон.
— Самый лучший приз — это сон, — соглашается Эллен.
— Сделай это сейчас, — тихо говорит Брейди, сидя с закрытыми глазами за рулем старой машины Эла Брукса.
В сорока милях южнее Эллен прыгает из окна спальни. Падает она недолго, а под домом навалены снежные кучи. Снег старый, с подмерзшей корочкой, но все равно немного смягчает ее падение, и девочка не разбивается, а ломает ключицу и три ребра. Она кричит от боли, и Брейди вылетает из ее головы, словно пилот, который катапультируется из самолета F-111.
— Блядь! — кричит он и бьет по рулю. Артрит Бэбино обжигает ему всю руку и это злит еще сильнее. — Блядь, блядь, блядь!
19
В благополучном зажиточном районе Брэнсон-парк Эллен Мерфи с трудом встает на ноги. Последнее, что она помнит, — это то, что сказала маме, что больна и не пойдет в школу: соврала, чтобы ловить розовых рыбок и попробовать выиграть приз в приятно захватывающей «Рыбалке». Рядом лежит ее «Заппит» с треснутым экраном. Он больше ее не интересует. Она оставляет его и ковыляет босиком к двери. Каждый вдох отзывался резкой болью в боку.
Но я жива, думает она. По крайней мере, жива. О чем я думала? Боже, о чем я только думала?
