— Это надо было Мишкена предупреждать, перед тем как он полез в болота потрахаться. — Ну, вот не мог Краниос оставить брака в покое. Поэтому и прокричал своё замечание так громко, что даже перекрыл все звуки, издаваемые прущей на них лавиной обезумевших от ярости и жажды крови всевозможных обитателей болот.
— Да не успел я ни с кем потрахаться! — Было непонятно, оправдывался брак, или высказал огорчение. Да и вряд ли, кто-то его расслышал.
На дальнейшие разговоры уже ни у кого не было времени. Сотни, если не тысячи охваченных диким безумием тварей (из-за скрывавшей их молочно-белесой туманной завесы, точного или, хотя бы, приблизительного количества невозможно было определить), преследуя одну единственную цель — разорвать, растоптать, сожрать, набросились на оказавшиеся, на их пути объединённые союзные отряды.
То, что отряд чистокровных оборотней и отряд младшего волшебника со вчерашнего дня были союзниками, означало пока лишь только то, что они больше не сражались друг с другом. Про слаженные же, хорошо организованные, совместные действия, на данный момент не шло никакой речи.
Так что оба отряда действовали и сражались, кто как привык, как были обучены и натренированы. Одним словом — кому, как было удобно и сподручно.
Главное, что хоть друг другу не мешали. Да и не лезли под руку. А верней, под оружие союзников.
Норун с Ноуной, несмотря на разное оружие, и радиус поражения этим оружием, действовали настолько слаженно и синхронно, что меньше чем за десять секунд, перед ними уже возвышался почти полтора метровой высоты и шести метровой ширины завал из изрубленных, искромсанных и исколотых тел, прущих на них безумных тварей.
Со свистом проносясь по воздуху, по широкой дуге, причём проносясь с такой скоростью, что обычный глаз даже не успевал заметить движения, устрашающее в своих размерах лезвие алебарды Норуна, не встречая ни малейшего сопротивления, проходило сначала по верхнему ярусу. На обратном движении по среднему. И на очередном возвратном движении, по нижнему ярусу.
Ужасающий в своей эффективности, знаменитый на континенте, впрочем, как и на всей Атлантиде, стиль Боевого Косаря. Тот самый стиль, благодаря которому, всего лишь одна шеренга сильных, выносливых и опытных воинов, могла надолго остановить продвижение любой армии. Если, конечно в этой армии не было тяжёлой панцирной пехоты облачённой в доспехи подгорного королевства. Но, как правило, такую роскошь, учитывая баснословную стоимость доспехов из металла подгорного королевства, мало кто мог себе позволить.
После прохождения лезвия алебарды чистокровного оборотня по верхнему ярусу, твари повыше лишались голов. А те, кто оказался недостаточно высок, лишались половины своих ужасающих или просто неприятного вида, рычащих, воющих, щёлкающих зубами, клыками и ключами, голов. Что, как в первом, так и во втором случаи, вело к смерти.
Пройдясь по среднему ярусу, оружие мастеров подгорного королевства, каждое из оказавшихся на его пути тел, разделяло на две половинки. А тех, кому посчастливилось ещё остаться в живых (и не факт при этом, что со всеми конечностями на месте), после того, как алебарда пронеслась по верхнему и среднему ярусу, ждало прохождение лезвия алебарды по нижнему ярусу.
Были и те счастливчики, кому повезло, каким-то чудом, не успеть оказаться на пути удара лезвия алебарды Норуна. И вот этих счастливчиков, уже настигали удары сабли Ноуны. С невероятной грацией и проворством, она носилась среди ударов брата. То, подныривая, когда лезвие алебарды проносилось верхним ярусом. То изящно прогибалась, или наклонялась, чуть ли не до самой земли, пропуская над собой удар на уровне среднего яруса. А когда длинное и широкое лезвие косило всё на нижнем уровне, чистокровный оборотень, рискуя лишиться ног, казалось бы, буквально в последний момент, успевала легко и стремительно подпрыгивать вверх. Каждый раз при этом, поражая кого-то из обезумивших тварей ударом своей сабли.
Создав буквально меньше чем за полминуты перед собой завал из изрубленных, заколотых и искромсанных тел, Норун был вынужден теперь наносить удары своей алебардой только по верхнему ярусу. Каждым ударом всё больше и больше увеличивая высотусоздаваемой им баррикады из тел.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Отдав грубым гортанным, лающим языком, сражавшимся слева от него и сестры Лохматым Егерям команду, он быстро поменялся со своими подчинёнными местами. Уже через секунду став, используя всё тот же стиль Боевого Косаря, создавать новый завал из тел атакующих.
Переместившаяся сразу же вслед за братом Ноуна, уже вовсю прикрывала того от полетевших в них костяных копий и каменных топоров, которыми были вооружены охваченные безумием воины из племени Болотников.
Но можно было сильно и не беспокоиться о том, что Норуна ранит или убьёт одно из брошенных в него примитивных, но при этом, всё же, смертоносных оружий. Ведь как только в него полетело первое костяное копьё, средний сын барона Жоргана из седьмого выводка активировал свой Волчий Доспех. За считанные секунды покрывший, непробиваемой бронёй всё тело чистокровного оборотня. Чистокровного оборотня, остававшегося пока в человеческом обличье. А ведь в этом, человеческом обличье, чистокровные оборотни были намного слабее чем, когда принимали форму зверя.
Но, похоже, что Норун пока не видел настолько большой опасности, чтобы трансформироваться в свою звериную форму. Пока он просто наслаждался боем. А верней бойней, которую устроил прущей на них безумной орде.
И если бы все не были стопроцентно уверены, что Норун не был заражён прошедшим через Туманные болота бешенством, то увидев, восторженно-маниакальный, хищный оскал на лице среднего сына барона Жоргана из седьмого выводка, то непременно решили бы, что бешенство всё-таки до него достало.
Но реальность была такова, что Норун находился сейчас в своём собственном безумном состоянии. В том состоянии восторженности и наслаждения происходящим, когда казалось, больше ничего во всём мире не может подарить таких невероятных ощущений.
Впрочем, это же можно было сказать и о его сестре. Как и брат, оставаясь в человеческом обличье, Ноуна активировала свой Волчий Доспех, покрывший её прекрасное тело облегающей, ещё больше подчёркивающий девичьи, невероятно соблазнительные и возбуждающие формы.
Не отставая от чистокровных оборотней по количеству уничтожаемых теми тварей, Краниос без устали и остановки наносил широкие и размашистые удары своим боевым молотом. От каждого такого удара, в разные стороны разлеталось не меньше десятка поломанных и буквально разорванных, словно от взрыва тел. Ещё столько же валились мёртвыми на землю, прямо там же, где и настигал их удар гиганта.
Действуя более изящно, но не менее эффективно от Краниоса, Гапериан рубил и колол обезумевших тварей, как только те оказывались в досягаемости хотя бы для кончика далеко вытянутого вперёд меча.
Помня об опасности заражения бешенством, командир корпуса «Дракон» старался уничтожать противника на расстоянии, когда даже случайно брызнувшая из тела убитой им твари кровь, не могла бы достать до него.
То и дело, отбивая щитом или мечом летевшее в него в ударе или броске вражеское оружие, Гапериан не забывал так же защищаться щитом, или просто уклоняться и уворачиваться, от ударов когтистых лап и рук. Это в обычном бою он бы не обращал на эти удары никакого внимания, полностью положившись, на защищавшие его тело доспехи из металла подгорного королевства.
Сейчас же, когда небольшая царапина, оставленная когтем, заражённой бешенством твари могла превратить тебя в такую же безумную тварь, следовало быть очень и очень осторожным.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но наблюдая за Гаперианом со стороны, за тем, как тот, ловко маневрируя между атакующих тварей, каждым свои ударом дарит вечный покой одной, или сразу нескольким безумным душам, сложно было подумать, что командир корпуса «Дракон» осторожничает.
Да он скорее был похож, на такого же, буквально опьянённого происходящим, жаждущим крови маньяка, как и только что одновременно, восторженно завывшие чистокровные оборотни, чем на обдумывавшего каждый свой шаг и каждое своё действие, аккуратного стратега. Хотя плавность и завораживающая грация в движениях, среди которых не было ни одного лишнего и не нужного шага, поворота, отхода, блока, удара и даже взгляда, указывали на невероятно точную, буквально ювелирную работу мастера.
