и все запылает.
— Все воюют со всеми?
— Именно! — Хойт кивнул и с досадой посмотрел в сторону выхода. — Даже угроза гибели мира не остановит распрей разумных. Именно поэтому я и сказал о правильных ответных ходах. Ведь твои враги, сами того не желая, могут выступить в роли союзников и помочь тебе выполнить то, что завещано.
— Знать бы еще, что конкретно, — я тяжело вздохнул и попросил: — Слушай, а ты можешь рассказать мне о мире? О вражде внутри Хаоса? О той войне, с которой все началось, об Элементах и о Едином?
— Да могу, — Хойт кивнул. — Но только то, что не касается текущих событий.
— Конечно, — я уселся поудобнее и приготовился слушать.
Рассказ длился до позднего вечера. Словами не передать, что я чувствовал все это время. Двадцать три года без матери и ее обучающих уроков… Нет, Конрад, конечно, подбирал самых лучших учителей для своего приемного сына, но что они могли рассказать из того, что мне было действительно нужно?
Мама тоже не могла говорить со мной ни о чем серьезном, и Равновесие тут совсем ни при чем. Мальчишке просто многого не понять, ведь каждому знанию необходимы определенные возраст и жизненный опыт. Я и чувствовал себя тем самым мальчишкой, которому мама рассказывала истории о древних героях и их борьбе. Сидя у стены, в мрачном зале с алтарем и двенадцатью старыми фресками, с которых на меня смотрела сама Тьма…
Нет, в практическом смысле я ничего особо ценного из этих рассказов не вынес. К примеру, раньше мне было неизвестно, что бесы — это потомки четырех древних рас ушедших на Калиану из общего мира. Я не знал об их непримиримой вражде с детьми Иблида, но полученная информация никак не изменила мое отношение ни к тем, ни к другим. Мне ведь глубоко плевать, как они там друг к другу относятся. Главное, что и те и другие — враги.
Да, бесовка или, если говорить правильно, дочь нави не возглавит отряд обезьян, но эта тварь спокойно постояла бы в стороне и понаблюдала бы, как меня убивают. Ещё бы привела этих уродов к святилищу, да… Впрочем лишних знаний не бывает, а полезны они или нет — покажет время. Сразу ведь не понятно, что действительно может тебе пригодиться.
Когда уже совсем стемнело, Хойт закончил свой рассказ и предложил мне поспать, заверив, что просидит в святилище до утра. Спорить я, понятно, не стал. Поблагодарил подвижника и уснул. Там, где и сидел — возле стены, положив под голову походный мешок.
Сны не снились мне с самого детства, но этот раз был исключением. Не знаю уж, что послужило тому причиной, да и увиденное вызывало много вопросов, но, как бы то ни было, я ощутил себя сидящим возле той же стены в святилище Шамы. Знал, что сплю, но не мог ни двигаться, ни говорить. Ни ребят, ни Хойта в зале не было, только я и валькирии. Темная и Светлая… Никогда не видел вживую ни Аделлу, ни Алату, но точно знал, что это они. Одна в роскошном ниспадающем платье, вторая — в полном доспехе, с открытым крылатым шлемом. Прекрасные и холодные… Такими их изображали художники…
Валькирии стояли в трех шагах напротив и смотрели на меня сверху вниз. Во взгляде Алаты ничего кроме отстраненного интереса я не заметил, а вот Аделла… В глазах Светлой валькирии плескалась обреченная грусть. Так смотрят люди, принявшие необходимое, но очень непростое решение. Когда все мосты уже сожжены, но достижение цели ничем хорошим не обернется.
Не знаю… Возможно, это всего лишь сон, но при взгляде на меня эта лживая сука всегда будет помнить Агир. Обманутого и оболганного Конрада и то, к чему привела ее ложь! По словам Хойта в графстве скоро начнется восстание, да и сам я, если выживу, вернусь и спрошу имперцев за все. И эта тварь никак помешать мне не сможет. Равновесие ей не позволит! Я же буду в своем праве, и плевать мне на этот Баланс!
Они не произнесли ни единого слова. Переглянулись так, словно увидели то, что хотели, и, обернувшись, направились к выходу. Хотелось вскочить на ноги, догнать и узнать, зачем они приходили, но я не мог даже пошевелиться.
— Лер! Вставай! — голос Канса разорвал пелену сна.
Мгновенно проснувшись, я сел и посмотрел на стоящих неподалеку ребят.
— Вот видишь, почему к нему во сне лучше не подходить, — белобрысый довольно оскалился и кивнул Грону на мою руку, которая лежала на рукояти меча. — Убьет, а потом будет жалеть.
— А чего ж он сразу не проснулся? — усмехнувшись, пробасил Грон. — Тут же шумно было как в церкви…
— Так мы к нему же не обращались, — Канс посмотрел на меня и восхищенно вздохнул. — Сколько в тебя сна помещается, лер… Аж завидно…
Эти двое выглядели так, словно всю ночь бесплатно гуляли по столичным борделям. Такими довольными я их ни разу не видел. Ведь если даже вечно угрюмый Грон усмехается, то с этим миром определенно что-то не так.
— А чего сразу не разбудили? — я хмыкнул и, поднявшись на ноги, с сомнением оглядел зал. — И кстати, вы никого здесь не видели?
— Ты имеешь в виду того серьезного дядьку? — с уважением в голосе серьезно произнес Канс. — Нас ломало, когда очнулись. Он вылечил, приказал тебя не будить и ушел себе в город.
— Это был Хойт-лекарь, — пояснил я, разминая затекшие плечи. — Тот, который подвижник Светлого бога.
— Я почему-то не удивлен, — Канс усмехнулся и с опаской посмотрел в сторону выхода. — Интересные у тебя знакомые, лер…
— Сам первый раз его видел, — я поправил ножны и с сомнением оглядел своих спутников. — А вы чего такие довольные?
— Да как сказать, — белобрысый пожал плечами. — Я всю жизнь траву горькую жрал и в святилище Хуга ходил. Надеясь увеличить Силу Печати, а тут за одну ночь два отличных заклинания плюсом и эфир почти что в трое от прежнего. У брата плюсом одно заклинание и эфир в той же пропорции. При этом откаты у обоих уменьшились настолько, что мы теперь готовы жить в этой Погани, если оно, конечно, продолжится.
— И что за заклинания? — уточнил я. — Что-то полезное?
— Очень полезное, –
