— Ты никогда не думал сделать другой финал, чтобы мы смогли победить марсиан? — застенчиво спросил Сервисс, выведя его из задумчивости.
— Каким образом, Гарретт? — возмутился Уэллс. — Что у нас на Земле есть такого, что могло бы одолеть описанную мною марсианскую технику?
Сервисс пожал плечами, не зная, что возразить.
— Но в любом случае я должен был предложить какую-то альтернативу, чтобы им засиял хотя бы лучик надежды… — пробормотал он, с грустной улыбкой разглядывая посетителей, заполнивших заведение. — И мне, и всем им хотелось бы думать, что, если когда-нибудь мы подвергнемся нашествию инопланетян, у нас будет возможность выжить.
— Наверно, такая возможность будет, — смягчился Уэллс, которому все больше нравился этот тип, провозгласивший себя поборником человеческой надежды. — Но мое недоверие к человеку слишком глубоко, Гарретт. Если и существует какой-то способ победить марсиан, это будет не наша заслуга, я в этом уверен. Возможно, разгадка лежит там, где мы менее всего ожидаем. Кстати, почему это тебя так беспокоит, ты что, действительно веришь в нашествие наших соседей с Марса?
— Ну разумеется, верю, Джордж, — со всей серьезностью подтвердил Сервисс. — Но полагаю, что это случится после двухтысячного года. Прежде мы должны заняться автоматами.
— Автоматами? Ах да, конечно…
— Но я совершенно убежден в том, что рано или поздно марсиане вторгнутся на Землю, — настаивал Сервисс. — Разве ты не согласен, что каналы на Марсе построены разумными существами, как утверждает в своей книге Лоуэлл?
Уэллс читал книгу о Марсе Персиваля Лоуэлла, защищавшего эту точку зрения, и даже использовал ее для обоснования сюжета своего романа, но до веры в существование жизни на Марсе ему было еще далеко.
— Полагаю, что миллиарды планет в нашей Вселенной выполняют не одну лишь декоративную функцию, — ответил Уэллс, считавший споры о существовании жизни в других мирах бесплодным занятием. — И вполне разумно предположить, что на сотнях таких планет существуют необходимые для жизни условия. Но если мы ограничимся исключительно Марсом…
— И даже совершенно необязательно, чтобы там были кислород или вода, — взволнованно заметил Сервисс. — Да на нашей собственной планете живут существа, например анаэробные бактерии, не нуждающиеся в кислороде. Таким образом, число планет, пригодных для жизни, удваивается. Я бы сказал, что на более чем ста тысячах из них может существовать цивилизация, более развитая, чем наша, Джордж. И я уверен, что грядущие поколения обнаружат изобильную и необычайную жизнь на таких планетах и в конце концов смиренно признают — правда, мы уже этого не застанем, — что они не единственные и наверняка не самые древние носители разума в космосе.
— Согласен, — отозвался Уэллс, — но тоже уверен, что эта «жизнь» не будет иметь ничего общего с нашим представлением о жизни. Нам будет так же трудно постичь ее, как собаке — устройство паровоза. Быть может, их мировоззрение, к примеру, даже не предполагает желания исследовать Вселенную, в то время как мы, земляне, не перестаем смотреть на небо и спрашивать себя, одиноки мы или нет во Вселенной. Сам Галилей задавался этим вопросом.
— Да, но только он не формулировал его слишком громко, чтобы не раздражать церковь, — пошутил Сервисс.
Слабая, как бабочка, улыбка затрепетала на губах Уэллса, почувствовавшего, что алкоголь смягчил черты его лица в достаточной степени, чтобы не прогонять ее, вновь изображая неприязнь, как в начале разговора. К собственному удивлению, ему этого и не хотелось. Такую улыбку Сервисс у него честно заработал, и с ней нельзя было расставаться. Согнать ее — все равно что зашивать рану во время дуэли на рапирах.
— Разумеется, мы не можем отрицать, что человек издавна стремился наладить контакт с предполагаемыми обитателями Вселенной, — сказал Сервисс, и Уэллс тотчас увидел, как на столе, словно по волшебству, появились две новые кружки, полные до краев. — Помнишь немецкого математика, который пытался направить отраженный солнечный луч в сторону планет с помощью изобретенного им инструмента под названием гелиотроп? Как его звали? Не Гроув?
— Кажется, Грей. Или Гаусс, — засомневался Уэллс.
— Да-да, Гаусс. Его звали Карл Гаусс.
— Он еще предложил посадить посреди русской степи сосны в виде гигантского прямоугольного треугольника, чтобы наблюдатели из других миров поняли, что на Земле живут существа, способные понять теорему Пифагора.
— Да, помню, — улыбнулся Сервисс. — Он говорил, что никакая геометрическая фигура не может быть истолкована как умышленная конструкция.
— А астроном, которому пришло в голову залить керосин в круговой канал, прорытый в пустыне Сахара, и поджечь его ночью, чтобы обозначить наше присутствие? — вдруг припомнил Уэллс.
— Да, превосходный сигнал!
Уэллс неожиданно для себя рассмеялся. Сервисс отметил это, осушив одним духом свою кружку и предложив собеседнику последовать его примеру. Уэллс не смог отказаться.
— Последнее, что я слышал, — это то, что собираются установить рефлекторы на Эйфелевой башне, чтобы послать солнечный луч на Марс, — сообщил он, пока Сервисс заказывал еще пива.
— Боже правый, какое упорство! — воскликнул американец и придвинул к собеседнику очередную кружку.
— Верно, — подтвердил Уэллс, с удивлением замечая, что слова даются ему с трудом и язык начинает заплетаться. — Похоже, земляне думают, будто обитатели Вселенной способны увидеть все то, что нам приходит в голову.
— Видимо, все свои денежки они тратят на телескопы, — пошутил Сервисс.
Уэллс долго сдерживался, но в конце концов не выдержал и рассмеялся. Его смех заразил Сервисса, который вдобавок начал стучать кулаками по столу, вызвав небольшое смятение в зале и осуждающие взгляды официанта и сидевших поблизости посетителей. Такое внимание публики, однако, не смутило американца, и он с вызывающим видом стал стучать еще сильнее. Уэллс радостно смотрел на него, словно отец, который гордится забавными выходками своего отпрыска.
— Ну ладно… Так ты полагаешь, что никто не станет завоевывать нашу крошечную планету, затерявшуюся в безбрежном космосе? — подытожил Сервисс, когда немного успокоился.
— Именно. Заметь, что ничто не происходит так, как ты предполагаешь. Это почти математический закон. А потому нам, например, никогда не придется пережить такое марсианское нашествие, каким я его изобразил в своей книге.
— Неужели?
— Никогда! — решительно заявил Уэллс. — Посмотри, сколько появилось книг, посвященных контактам с другими мирами, Гарретт. Кажется, любой может написать такую. Но если бы встречи с инопланетными существами происходили в будущем именно так, как описываем их мы, писатели, то тогда мы могли бы говорить о таком явлении, как литературное предсказание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
