— Какие, например?
— Ну, поддатый мог на работу заявиться. С виду так особенно и не заметно. Все же пить он умел и не валялся, даже если ведро спирта выпьет, но вот перегаром от него потягивало. Я, конечно же, меры принимал, внушения делал, беседы проводил. Все как полагается. Городок-то у нас небольшой был, как говорится, все люди на виду. Заключенный какой-нибудь откинется — так с бутылкой к нему на хату заявляется, прямо как к благодетелю какому-то. А мне потом глаза колют, дескать, смотри, каких офицеров воспитываешь. Я к нему с претензиями, он обещает, что не повторится, а потом опять все по-новому.
— Я слышал, что он был переведен в другую колонию.
— А-а, было дело, перевели, — протянул полковник. — Да и поделом!
Наша-то в образцовых числилась. Производственный план мы всегда выполняли, а он своими гусарскими замашками нас вниз тянул. То морду кому набьет, то напьется.
Майор Усольцев сделал вид, что заинтересовался витражом из цветного стекла, но смотрел на панно во всю стену, выполненное из тончайшей цветной мозаики. На нем была изображена мадонна с младенцем на руках, а над ней крест, с перекладины свисает цепь. И здесь тюремная тематика. Хотя, если вдуматься, ничего особенного, все-таки не к учителю пения пришел, а к бывшему хозяину колонии.
— Итальянское стекло, — не без гордости заметил Виталий Николаевич, — больших денег стоит. Но мне досталось, можно сказать, задаром. Один архитектор у меня в колонии сидел. Кажется, какая-то бытовуха. Я ему помог с условно-досрочным освобождением, характеристику подписал, хлопотал… В общем, он вышел. И я с ним больше не общался. У нас ведь не попечительский совет, и со своими подопечными мы не всегда общаемся. А он, оказывается, в Италию эмигрировал. Занимается оформлением. И кто бы мог подумать — выслал мне витраж!
Отблагодарил, значит. А такими стеклышками они у себя в Италии купола соборов выкладывают. Стоят не дешевле золота.
— Интересное панно, — показал взглядом Усольцев на мадонну. — Кто же это вам такую красоту выложил? Здесь ведь настоящий талант нужен, — не поскупился на похвалу Усольцев. — Я смотрю, из цветных минералов. Каждый камешек идеально пригнан.
— И вы обратили внимание? — Сейчас Киселев напоминал пятилетнего ребенка, только что получившего долгожданный леденец. — Работа действительно знатная. Признаюсь откровенно, сделал мне ее один художник… бывший зэк. Сел по пьяни, как это часто с мужиками бывает. С дружком выпил, да потом его в сердцах и пристукнул. У нас он агитационные плакаты писал да строевой плац разлиновывал. Сами понимаете, тюрьма не художественная мастерская. А как вышел, решил мне что-нибудь приятное сделать. Я ему деньги давал, так он не взял.
Душа-человек! Ну да ладно, вы что-то хотели спросить? — убрал Киселев улыбку.
— Я слышал, что Федосеев был переведен в другую тюрьму не без вашего участия, — поинтересовался Усольцев, стараясь не сводить взгляда с глаз Киселева.
Лицевой нерв у того дрогнул, на щеках обозначились две глубокие продольные морщины. А вы, господин полковник, из самых обыкновенных людей и вовсе даже не супермен, вон как испарина на лбу выступила.
— Вам и об этом известно, — кисло протянул Виталий Николаевич. — Вижу, что умеете работать. Эта информация была конфиденциальная. Неужели кто-то проговорился? — разочарованно произнес он.
— Не хочу вас расстраивать, но ваш подробный рапорт был обнаружен мной среди прочих бумаг.
— А ведь обещали уничтожить… Да, я посодействовал, чтобы его убрали.
У меня бабка татарка была, так она частенько употребляла такую пословицу: «Две бараньи головы в одном котле не сваришь». Так это как раз про нас с Федосеевым.
Он тогда набирал вес… Еще у него имелся какой-то нешуточный прихват в управлении. В общем, мне не хотелось иметь рядом с собой такого человека.
— Я вас понимаю, — мягко посочувствовал ему Виктор. — А вот скажите мне, мог, скажем, Федосеев пойти на крупное преступление?
Киселев посмотрел на панно, с которого мадонна взирала на окружающих холодно и чуть печально. Казалось, он просил у нее совета, но она хранила молчание.
— Вы думаете, в колониях да тюрьмах одни ангелы, что ли, работают? Как говорится, с кем поведешься — оттого и наберешься. Всякое приходится делать. И закон иной раз преступать, но это все по-мелкому… Даже говорить об этом не хочу, — махнул он рукой. — А то, о чем вы спрашиваете… — Киселев неожиданно задумался всерьез, — не думаю.
Майор Усольцев поднялся:
— Больше у меня к вам нет вопросов. Извините, что отнял у вас столько драгоценного времени.
— Ну что ж, всегда рад помочь следствию, — приятно заулыбался Киселев.
Роль радушного хозяина нужно было доиграть до конца.
И поспешнее, чем следовало бы, поднялся из-за стола.
Несильное рукопожатие. Ладонь у полковника оказалась мягкая и рыхлая.
Такое впечатление, что пальцы увязли в пуху.
Усольцев не оглянулся ни разу, хотя чувствовал спиной, что за ним наблюдает пара недоверчивых глаз. Расслабился он лишь после того, как вошел в тихий двор. Здесь стояла оперативная «девятка». Майор включил приемник и стал ждать.
Бывший полковник даже не подозревал, что уже три дня его телефон стоял на прослушивании, а милая сорокапятилетняя дамочка, что убирается у него в коттедже, вовсе не Елена Карповна, а капитан милиции товарищ Барсукова. И вмонтировать «жучок» в телефонную трубку для нее такое же обыкновенное занятие, как почистить стенки унитаза «ежиком».
Минут пять в комнате было тихо, если не считать собачьего поскуливания где-то в дальней комнате первого этажа. Затем послышался шорох поднятой трубки, а следом пиликанье набираемых цифр, которое сменилось на длинные продолжительные гудки. После чего раздался щелчок, и низкий мужской голос неприветливо протянул:
— Ал-ле!
— Степаныч, это ты?
— Кто это? — раздался все тот же голос, только теперь в его интонацию применились настораживающие нотки.
— Киселев Виталий Николаевич, не забыл еще такого? На полминуты в трубке установилась гнетущая тишина. Усольцев даже начал вертеть ручку прибора, подумав о том, что неожиданно оборвалась связь, но уже в следующую секунду ровный голос Федосеева грубовато поинтересовался:
— Чего хотел?
— Ко мне приходили… из милиции…
— Кажется, ты недавно женился? — на половине фразы оборвал полковника Федосеев.
— Да, — чуть смущенно произнес Киселев, — но откуда тебе это известно, я ведь никому особенно не распространялся? Так, посидели немножко, выпили, как говорится, вот и все.
— Я знаю, что она на тридцать лет моложе тебя. Даже по телефону было слышно, насколько смущен был отставной полковник. Его голос прозвучал почти просяще:
— Да, на тридцать лет. Молодая… Но мы любим друг друга.
— Тебе повезло. Молодая жена нуждается в обхождении. В прошлом году ты с ней побывал на Кипре? И как, ей очень понравилось?
Теперь полковник решил ничему не удивляться:
— Да, очень. Природа. Фрукты. Вино. Триста пятьдесят солнечных дней в году!
— В этом году ты с ней успел побывать на Майами.
— Да, тут у меня деньжата кое-какие появились, решил побаловать немного девчонку. Думаю, пускай отдохнет, соберется с силами. Ребеночком решили обзавестись.
— Богоугодное дело, — миролюбиво согласился Федосеев. — Знаю, что ты свой особнячок обставляешь. Один только спальный гарнитур на пятнадцать тысяч баксов потянул. Только на таком и строгать детишек.
— Ты и об этом знаешь. — В голосе Виталия Николаевича прозвучала некоторая растерянность. — Сам понимаешь, жена молодая, хочется как-то угодить.
— Ну что ж, Виталий Николаевич, у тебя и без того масса всяких достоинств, — попытался Иван Степанович успокоить сослуживца. — Так вот что я тебе хочу сказать, гаденыш, если ты хотя бы слово лишнее вякнешь, то можешь не только своего особнячка лишиться, но еще кое-чего подороже. Ты меня хорошо понял?
— Послушай, Вань, ну как же ты мог такое подумать, — извиняющимся тоном заговорил Киселев. — Ты Же знаешь, что нас немало связывает…
— Послушай меня внимательно, шушера, и запоминай, — вновь грубо оборвал Федосеев прежнего начальника. — Я человек простой и к политесам не привык. Но если ты начнешь говорить… что-нибудь не то, я тебя убью. Но прежде я тебе такой петушатник организую, что не приведи господи! Надеюсь, я понятно выразился, товарищ полковник?
— Да, — произнес подавленно Киселев. Похоже, что он не сомневался в серьезных намерениях своего коллеги.
— Ну вот и отлично. В трубке раздались короткие гудки. Интересная получается ситуация — так кто же из них за старшего?
Глава 28.
ПРЫТКИЙ МУЖИЧОНКА ОКАЗАЛСЯ
Геннадий Васильевич был не в настроении. Достаточно было всего лишь одного взгляда, чтобы убедиться в этом. Он угрюмо посматривал на примолкших офицеров, которые старательно делали вид, что рассматривают паркетный узор.
