обвинения, с того дня, как они встретились – это было более одиннадцати лет назад, – они всегда по-настоящему уважали друг друга.
Вскоре было заключено непубличное соглашение, положившее конец старым обидам. Текст ясно говорил о начале чего-то нового: «С учетом наших сегодняшних устных соглашений окончательно и полностью добровольно принято и согласовано решение о том, что все мои обязательства перед акционерным обществом «Скудерия Феррари», а равно и обязательства «Скудерии Феррари» передо мной, считаются утратившими силу, все предыдущие отношения между нами прекращены и урегулированы с взаимным отказом от любых действий, связанных с прошлым». Подписали втроем: Нуволари, Феррари и Яно.
Через полтора года разлуки Энцо Феррари и Тацио Нуволари вновь объединили свои усилия. Они сделали это во имя итальянского спорта и своей старой дружбы, с «Альфа-Ромео» в роли гаранта и при благословении итальянских болельщиков. Но прежде всего они это сделали потому, что пришли к выводу: каждый из них мог бы стоять на своих ногах – особенно Нуволари, конечно, – но оба могли быть по-настоящему полноценными на гоночной трассе только в том случае, если бы работали вместе.
Как и ожидалось, подписание соглашения вызвало одобрение итальянской общественности. Пресса тут же окрестила соглашение «Пьячентинским договором» и расхваливала Феррари и Нуволари за то, что они «дружески уладили свои личные разногласия». Несколько дней спустя после заключения соглашения Феррари получил личное письмо от Яно, в котором тот благодарил его за примирение с Нуволари. Феррари, радостный и гордый от возвращения Нуволари, выплеснул свои чувства в редакционной статье ближайшего номера еженедельника его команды, позволив перу своих сотрудников свободно бежать по бумаге, вплоть до легкого выхода за рамки темы, с обращением к поэзии Данте: «И тень твоя, ушедшая, вернулась».
На этом этапе Энцо Феррари – который попутно, и не особенно о том сожалея, закрыл мотоциклетное подразделение своей команды, – времени не терял. В следующую среду он отправил телеграмму Нуволари, приглашая его на первую сессию тренировок. В четверг, 7 февраля 1935 года, Тацио Нуволари пунктуально приехал в Монцу. Не обращая внимания на дождь, будучи защищенным обтекателем, прикрепленным к его шлему и в каком-то смысле предвосхищавшим будущее, мантуанец долго тестировал болид – старый, предыдущего сезона, но с новой независимой подвеской. Феррари, разумеется, наблюдал. Рядом с ним был и Яно, только на этот раз присутствие туринского инженера было вызвано лишь спортивными причинами.
Модифицированная «P3», которую тестировал Нуволари в Монце, была одним из двух экземпляров, отправленных в По для первой гонки сезона-1935. Вторую «P3» водил Рене Дрейфус, двадцатидевятилетний французский талант, которого Феррари переманил из «Бугатти». Помимо них, в составе пилотов «Скудерии Феррари» были только Широн, Тросси, Бривио и Комотти, соглашения с которыми длились с предыдущего сезона. В команде больше не было gentleman-driver, игравших очень важную роль в начале деятельности «Скудерии Феррари». Несмотря на провозглашенную и культивируемую Феррари независимость, его команда становилась все больше похожей на гоночное подразделение (внешнее, если угодно) компании «Альфа-Ромео». Именно этого Феррари и хотел с самого начала.
Нуволари и Дрейфус завершили гонку в По на первом и втором местах. Их «P3», несмотря на возраст, были самыми мощными машинами и с легкостью добивались успеха в первых гонках. К полноценному началу сезона, когда на трассу снова выйдут немецкие машины, вероятно, положение изменится. Но как бы то ни было, для Феррари и Нуволари было правильным вместе начинать заново именно победой.
Следующую гонку, «Милле Милья», назначенную на 14 апреля, от Гран-при По отделяли долгие семь недель. В этот важный период в мастерской «Скудерии Феррари» работали над созданием автомобиля, на который Энцо и его сотрудники возлагали все надежды в противодействии техническому превосходству немецких машин 1935 года – «Бимоторе».
Идея построить монопост с двумя двигателями родилась во время встречи, которую Феррари провел со своими ближайшими сотрудниками 16 декабря прошлого года. В то воскресенье Феррари хотел обсудить новое положение в технической сфере, которое сложилось после побед немецких машин в недавних гонках. Все присутствующие понимали, что главной – или, по крайней мере, самой очевидной – причиной успеха немцев были огромные объемы двигателей, используемых «Мерседесом» и «Ауто Унион».
Проблема была серьезной, потому что пока Яно разрабатывал в Портелло новые машины, в Модене команде пришлось бы еще долго пользоваться старыми. И тут слово взял кавальере Бацци, который оживил свою старую идею – установить на «P3» два двигателя вместо одного. Это была смелая идея, с итальянской фантазией, и она компенсировала недостаток средств. Однако она действительно могла сработать. Феррари, который начал становиться мобилизатором людей и идей (и этот день стал тому подтверждением), согласился.
Получив разрешение от «Альфа-Ромео» через Яно, Бацци немедленно приступил к работе. Для проектирования он привлек Арнальдо Розелли. Почти все материалы были запчастями «Альфа-Ромео». Испытателем стал Аттилио Маринони. В мастерской на улице Тренто Триесте работа кипела недели напролет. Под руководством инженера цеха Стефано Меаццы пятьдесят механиков Скудерии работали по две смены в течение трех месяцев: ночи, воскресенья, праздничные дни – без перерыва.
4 апреля 1935 года «Бимоторе» была готова к первым дорожным испытаниям. Машину на грузовике увезли на 15 километров от Модены, в открытое поле. За рулем двухмоторного чудища Маринони неоднократно отмотал расстояние между Формиджине и Маранелло. На прямой, ограниченной деревьями и канавами, испытатель, которому Бацци доверил машину, не выводил ее на предел возможностей, но все же развил 288 километров в час – весьма впечатляющую скорость.
Феррари был доволен. «Бимоторе» была готова к первому настоящему испытанию. Через шесть дней она вышла в свет.
Это была среда, 10 апреля – прекрасный весенний день. На автостраде Брешия – Бергамо, на пункте въезда в Брешию, под неусыпным контролем Бацци и Меаццы Маринони завел «Бимоторе» и рванул по прямой в сторону Бергамо. На 78-м километре он остановился и вышел из машины. Тацио Нуволари, севший за руль, проехал тот же участок дороги в обратную сторону. Мантуанский чемпион несколько раз проехал этот участок туда и обратно. Максимальная скорость составила 338 километров в час – на пятьдесят больше, чем при первом тесте на шоссе Абетоне. Нуволари был в восторге и прогнозировал, что с более длинными передачами «Бимоторе» могла бы легко достичь 360 километров в час.
Позже в тот день Феррари перевез «Бимоторе» на автодром Монцы. Поскольку машина все еще находилась в стадии разработки, Нуволари во избежание ненужных рисков не пытался улучшить результат, достигнутый утром, и ограничился настройкой механики. День клонился к закату, все были в восторге. Феррари наслаждался результатом: на первом настоящем тесте «Бимоторе» «превзошла все
