князей, но по сохранившимся источникам эти цифры не проверяются. Напротив, Владимирский великокняжеский летописец перечислил всех выживших после нашествия членов княжеской фамилии: «
…гониша по них погании, и не обретоша а; Бог избави а от руку иноплеменник, благочестиваго и правовернаго князя Ярослава, с правоверными его сынами, бе бо у него сыновъ 6 Александр, Андрей, Костянтин, Афанасеи, Данило, Михаило, Святослав с сыном Дмитрием, и Иван Всеволодичи, и Василеи, Володимер Костянтинович и Васильковича два, и се все сохранени быша молитвами святыа Богородица»[282].
Наибольшее количество выживших относилось к зарождающейся династии Ярославичей. Старший сын Ярослава Всеволодовича Федор умер еще в 1233 г., а другого сына, неизвестного нам по имени, монголы убили в Твери в феврале 1238 г. Однако и после этого новый великий князь располагал шестью помощниками, еще не вступившими в полосу зрелости (Александр, Андрей, Константин, Ярослав (Афанасий), Даниил, Михаил). Сразу трое из них позднее также получат титул великого князя Владимирского. Восемнадцатилетний Александр к этому времени уже несколько раз оставался для самостоятельного правления в Новгороде: сначала с братом Федором (до 1233 г.), а затем ему «на руки» поручали Андрея. Другие братья были еще моложе, и круг их деятельности был ограничен. В 1241 г. родился еще и самый младший – Василий Ярославич[283].
Недвусмысленное указание летописи на то, что монголы гнались и искали перечисленных князей, может относиться к тем, кто участвовал в битве на Сити (Святослав с сыном и Владимир Константинович). Для других это не должно служить чем-то большим, чем намеком на близость к маршрутам прохождения монгольских войск. Иван Всеволодович Стародубский, как известно, на Сить не успел, как и его брат Ярослав. Сын Всеволода Константиновича (род. 1210 г.) Василий, возможно, был еще молод и не принимал участия в военных действиях – ему, скорее всего, было не более 10–12 лет. То же следует сказать о Борисе (род. 1231 г.) и Глебе (род. 1236 г.) Васильковичах, – совсем еще детях, – будущих ростовском и белозерском князьях.
Всего летопись отмечает 14 выживших князей, из которых, однако, реальными администраторами могли считаться только 24-летний Владимир Константинович и трое переступивших за 40-летний рубеж Всеволодовичей: Ярослав, Святослав, Иван. На них и легло руководство восстановительными работами. Лидером, естественно, стал старейший – Ярослав, который покинул ради этого Киев и Новгород: «Ярослав, сын Всеволода великаго, седе на столе в Володимери; [и обнови землю Суздалскую, и церкви очисти отъ трупия мертвых, и кости их сохранив, и пришелци утеши, и люди многы собрах]; И бысть радость велика хрестьяном, ихже избави Бог рукою своею крепкою от безбожных Татар, и поча ряды рядити, якоже пророк глаголет: “Боже, суд Твои церкви дажь и правъду твою сынови цесареви судити людем твоим в правду и нищимъ твоим в суд”, и потом утвердися в своем честнем княжении»[284].
Как писал Н. М. Карамзин, «Ярослав приехал господствовать над развалинами и трупами»[285]. Летописец, который работал при великокняжеском дворе, неизбежно должен был нарисовать образ князя с верноподданническим почтением и любовью. Однако если иметь представление об ущербе, нанесенном монголами, и смотреть на позднейшую достаточно динамичную реанимацию Владимиро-Суздальской Руси, то стоит признать, что новый властелин действительно проявил себя энергичным и рачительным.
Первые меры носили санитарный характер. Ярослав лично руководил захоронением погибших. Так как смерть унесла население целых городов, то у многих погибших могло не остаться живых родственников, и их погребение ложилось на плечи других.
Очистка местности от последствий войны должна была показать жителям, что князь на месте и заботится о них. Возвращение населения в города было задачей нелегкой. Страх, как известно, всегда рождается раньше, а погибает позже. Меры по привлечению населения в покинутые места были важной заслугой новых руководителей.
Кроме того, требовалось упорядочить отношения между общинами («поча ряды рядити»), на которые тяготы войны легли непропорционально. Выше было отмечено неожиданное размежевание, наступившее между Суздалем и Ростовом. Судя по всему, Ярослав не стал насильно восстанавливать единство. В это время на севере Владимиро-Суздальского княжества образовалась целая группа наследственных владений Константиновичей (Ростов, Кострома, Галич, Ярославль, Углич, Белоозеро). Возможно, горожанам Суздаля казалась более перспективной близость со столичным Владимиром, чем со все более отдалявшимся от большой политики Ростовом. Ярослав также расценил, что разоренный город сейчас удобнее всего отторгнуть от ростовского клана, да и правильнее было передать его более подготовленному правителю. Суздаль перешел ко второму Всеволодовичу – Святославу, владевшему ранее Юрьевом-Польским, а Ростов за собой сохранили наследники Василька Константиновича, Борис и Глеб.
Другого серьезного перераспределения держаний в княжестве не было. Иван Всеволодович закрепил за собой Стародуб, а остальные уделы, вымороченные после смерти Юрия Всеволодовича и его детей, разошлись между подрастающими Ярославичами.
В военно-политическом отношении земля была предельно ослаблена. Армия разгромлена, хозяйство разрушено, люди перебиты, разбежались или уведены в плен. Однако значение Владимира вовсе не упало. Он неизменно оставался гораздо более привлекательным местом пребывания для Ярослава Всеволодовича, чем своевольный Новгород, наделенный излишними институтами самоуправления, или дряхлый Киев, далекий и непонятный. Вероятно, со стороны клубок проблем вокруг северо-востока казался несоизмеримо меньшим. Фактически имелся один враг – монгольский хан Батый. В Новгороде же приходилось противостоять сразу группе оппонентов: Тевтонскому ордену, Тартускому и Рижскому епископствам, Дании, Швеции, Литве и непокорным племенам Финляндии. На юге Руси князь всегда оказывался в центре конфликта между группами, где с одной стороны действовала коалиция Романовичей и Ростиславичей, а с другой – Ольговичей и Венгрии. Головоломные комбинации политической жизни в южнорусских землях и колониальные конфликты в северных областях могли мешать целям укрепления власти рода Юрьевичей, чьей базой оставались мирные до последнего времени северо-восточные волости.
* * *
Княжение Ярослава Всеволодовича в Киеве было непродолжительным. Прибыв в город весной 1237 г., он уже в конце того года покинул юг и бросился в Новгород собирать подмогу для брата Юрия, вступившего в смертельное противостояние с Батыем. Помочь Северо-Восточной Руси Ярослав не успел. Возможно, новгородцы решили не давать воинов, а собственной дружины было явно недостаточно. Вступив во Владимир вскоре после ухода монголов (около марта 1238 г.), Ярослав оказался, можно сказать, у разбитого корыта. Здесь не было того, к чему он, возможно, стремился: здесь не было славы, величия и могущества, но были разруха, нищета, позор и укор. Ярослав решительно с привычной энергией окунулся в эти сложности, забыв на некоторое время о южных делах.
А Киев тогда захлестнула новая волна княжеской чехарды. Торопливо покидая древнерусскую столицу, Ярослав не оставил там преемника. Видимо, управление областью было передано союзному Владимиру Рюриковичу, находившемуся где-то поблизости. Однако вскоре власть захватил Михаил Всеволодович Черниговский.
В источниках нет указания на то, что Ярослав завещал кому-то стол. Летописец Даниила Галицкого следующим образом описывает смену власти в Киеве: «…и
