Что называется, «масла в огонь» подлил организатор дискуссии — председатель Реввоенсовета Л. Троцкий. В ноябре 1920 г. он разослал по войскам Красной армии и Флота письмо, где указывал на отрыв комсостава и комиссаров от красноармейцев и краснофлотцев[556].
Исходя из полученных в ходе работы сведений, В. Фельдман подготовил свои предложения по недопущению развития предкризисной ситуации. Они сводились к следующему: 1. Сблизить комиссаров с матросскими и солдатскими массами, внимательно рассматривать и разрешать жалобы и заявления последних; 2. Усилить политико-идеологическую обработку личного состава; 3. Как можно быстрее разрешить вопрос оптации для моряков эстонской и латышской национальности; 4. Немедленно изъять из экипажей кораблей и воинских частей контрреволюционные элементы, на которые собран агентурный материал; 5. Не допускать прибытия в Кронштадт воинского контингента, не профильтрованного особыми отделами; 6. Передислоцировать из Кронштадта штрафную роту, куда попали дезертиры, уголовники и анархиствующие матросы и солдаты[557].
Будь реализованы эти меры, возможно, удалось бы не допустить мятежа или не дать ему развиться и перейти в фазу, когда стало применяться оружие.
Однако исполнить намеченное в полном объеме не удалось. И здесь следует винить в том числе Особый отдел и руководство ВЧК.
Доклад В. Фельдмана отложился в фонде Ф. Дзержинского в РГАСПИ. Следовательно, как минимум, в аппарате председателя ВЧК он был получен. А ответной реакции на него нам обнаружить не удалось, хотя Ф. Дзержинский в конце декабря 1920 — январе 1921 гг. находился в Москве. В этот период он участвовал в VIII Всероссийском съезде Советов, инициировал создание и возглавил (по поручению ВЦИК) комиссию по улучшению жизни детей[558].
За несколько дней до возвращения В. Фельдмана из Петрограда и Кронштадта руководитель ВЧК даст задание подготовить циркуляр о смягчении карательной политики органов госбезопасности[559].
В основе циркуляра, по мысли Ф. Дзержинского, должен быть тезис о лояльном отношении к рабочим и крестьянам (а следовательно, красноармейцам и краснофлотцам) с одновременным упором при осуществлении карательных мер на буржуазные элементы[560].
Соответствующий приказ был подписан председателем ВЧК 8 января 1921 г. Развивая идею Ф. Дзержинского, писавший данный приказ отметил: «При фронтовой обстановке даже мелкая спекуляция на базаре или переход через фронт могли бы представлять опасность для Красной армии, но сейчас же подобные дела нужно ликвидировать… Лозунг органов Чека должен быть: „Тюрьма для буржуазии, товарищеское воздействие для рабочих и крестьян“»[561].
Кстати говоря, в приказе вообще ничего не говорилось о состоянии Красной армии и Флота. Особым отделам, также как и всем органам ВЧК, предписывалось принять указания к неуклонному исполнению данной директивы[562].
Следует отметить и такую особенность: в приказе чекистским аппаратам предлагалось обратить особое внимание на главного врага внутри страны — на партию правых эсеров, которая в тот период вела активную подпольную работу, и сосредоточить на выявлении и пресечении ее деятельности все оперативные возможности.
Именно на эсеров и пытались еще до окончания расследования, да и впоследствии, свалить всю вину за Кронштадтский мятеж. Практически единственным, кто реально оценил причины возникновения, ход мятежа и его движущие силы, был особоуполномоченный ВЧК Я. Агранов. В докладе об итогах тщательного изучения произошедшего он писал: «Задачей моего расследования было выявление роли отдельных партий и групп… и связи организаторов и вдохновителей восстания с контрреволюционными партиями… действующими на территории Советской России и за рубежом. Но установить такие связи не удалось»[563].
Короче говоря, Ф. Дзержинский своевременно не оценил «алармистскую» суть доклада начальника следственной части Особого отдела В. Фельдмана.
Не проявила инициативы ВЧК и в навязывании военному руководству Республики такого, казалось бы, необходимого шага, как рассмотрение положения в Кронштадте на заседании РВСР для принятия необходимых предупредительных мер[564].
ВЧК (в лице Ф. Дзержинского и его заместителя И. Ксенофонтова) не ставила вопроса об отстранении Ф. Раскольникова от должности командующего Балтийским флотом либо не смогла добиться его решения, хотя это, несомненно, снизило бы напряженность в матросской среде. А ведь ранее, в 1919 г., чекисты не побоялись арестовать главкома И. Вацетиса, неоднократно и решительно выступали за отставки командующих армиями в годы Гражданской войны.
Объяснением бездействия чекистов по отношению к Ф. Раскольникову может, на наш взгляд, служить активная протроцкистская позиция командующего БФ в ходе внутрипартийной дискуссии о профсоюзах и личная близость к Л. Троцкому. Вероятно, Ф. Дзержинский не хотел, чтобы меры в отношении Ф. Раскольникова были расценены как вмешательство ВЧК в партийные дела[565]. Кроме того, нельзя забывать о близости взглядов председателя ВЧК и председателя РВСР, т. е. Л. Троцкого, по ряду вопросов партийной политики того периода[566].
Ничего не предпринималось для активизации партийно-политической и пропагандистской работы в Кронштадтском гарнизоне. В то же время В. Фельдман указывал на такой серьезный симптом, как массовый выход моряков и красноармейцев из большевистской партии.
«Разложение же Кронштадтской коммунистической организации, — писал в своем отчете особоуполномоченный ВЧК Я. Агранов, — благодаря пребыванию в ней необузданных матросских элементов и низшего политического уровня ее членов еще до восстания шло гигантскими шагами вперед и чрезвычайно ускорилось ожесточенными спорами в рядах партии по основным вопросам момента»[567].
Партийным вождям в Петрограде и отчасти в Москве было не до партийной массы. Они впали в «дискуссионный транс» о роли профсоюзов. Кроме того, внимание Г. Зиновьева (возглавлявшего питерских большевиков) и Л. Троцкого было сосредоточено на событиях в Германии, где готовилось коммунистическое восстание. Небезынтересно отметить, что наиболее известный и достаточно объективный биограф Л. Троцкого — польский коммунист И. Дойгер — в своей книге «Троцкий. Безоружный пророк» вообще обошел события конца 1920 — первых месяцев 1921 гг., не сообщив читателям о деятельности своего кумира в период вызревания и хода Кронштадтского мятежа[568].
В то же время известно о пребывании председателя РВСР и Наркомвоенмора Л. Троцкого в середине января 1921 г. в Петрограде и о его контактах с моряками. В частности, 19 января он выступал на собрании коммунистов — моряков Балтийского флота. Тогда Л. Троцкий защищал вместе с Ф. Раскольниковым (командующим БФ) свою платформу по вопросу внутрипартийной дискуссии. Однако из 3500 участников собрания только 10 % поддержали главу военного ведомства и своего командующего[569].
В общем, следует, на наш взгляд, согласиться с выводом известного историка Н. Васецкого, который в своем труде о Л. Троцком писал следующее: «Не исключено, что из-за субъективных и в общем-то привходящих обстоятельств партийные руководители высшего звена сперва „проглядели“ Кронштадт, а затем, как бы спохватившись, дали весьма превратную оценку самому мятежу и приняли чрезвычайные меры по его подавлению»[570].
К названным здесь руководителям высшего звена определенно можно отнести Л. Троцкого, Ф. Дзержинского, начальника Политического управления Реввоенсовета И. Смилгу и сменившего его С. Гусева. Первые двое являлись членами, а остальные — кандидатами в члены ЦК РКП(б)[571].
Все центральные газеты Советской России опубликовали 3 марта 1921 г. правительственное сообщение о начавшемся Кронштадтском мятеже. В тексте утверждалось, что произошедшее является следствием подрывной деятельности эсеров, бывших офицеров и генералов, поддерживаемых французской разведкой и белоэмигрантскими центрами[572].
Под сообщением Совета труда и обороны стояли подписи В. Ульянова (Ленина) и председателя РВСР Л. Троцкого. Фактически же текст подготовил последний[573].
Внимательным читателям, среди которых, несомненно, были и руководители Особого отдела, а также всей ВЧК, было совершенно ясно, на кого Л. Троцкий указывал как на проглядевших серьезнейшую угрозу. Двух мнений быть не могло: виноваты сотрудники Особого отдела. Заметим при этом, что совсем недавно (20 декабря 1920 г.) был образован Иностранный отдел, сформировавшийся на базе иностранного отделения Особого отдела ВЧК. Но даже получив самостоятельный организационно-штатный статус, он остался в подчинении начальника Особого отдела В. Менжинского[574].
