– Ваша светлость? Что с вами? Что?…
Я отмахнулся от него и закрыл лицо руками. Он продолжал суетиться вокруг меня, дрожа от страха и задавая вопросы, на которые я был не в состоянии отвечать. Я не мог ни говорить, ни думать. Моя голова в буквальном смысле кружилась от потрясения.
Улрич кинулся к дверям и позвал девушку. Без сомнения, он перепугался, что я свалюсь замертво в его гостиной. Они вернулись вдвоем и девушка приложила к моему лбу тряпку, смоченную в холодной воде. – Вот и все, сэр, просто не шевелитесь одну минутку, – проворковала она.
Я смотрел ей в глаза и мое сердце билось так быстро и так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
– Татьяна? – прошептал я.
Она никак не прореагировала.
– Хотите еще воды, сэр?
Моя рука дотронулась до ее пальцев. Это было не приведение, посланное, чтобы мучить меня, она была живой. Она была настоящей.
– Татьяна?
– Меня зовут Марина, сэр. – Но в ее голосе проскользнула нотка сомнения.
– Зови его «ваша светлость», девочка, – вставил Улрич.
– Ваша светлость, – послушно повторила она.
Тот же голос, то же лицо, та же грация движений – Татьяна обрела новую жизнь. Он изумления я перестал соображать. Улрич так разволновался из-за моего самочувствия, что ринулся вон, бормоча что-то про подмогу. Я и не подумал его остановить. У меня хватало сил только на то, чтобы смотреть на милую, красивую девушку передо мной.
Она носила мешковатое крестьянское платье, застиранное и полинявшее от долгой носки. Ее шикарные темно-рыжие волосы были заплетены в косу, как у незамужних девиц. Но несмотря на это и на то, что она абсолютно не узнавала меня, ко мне вернулась моя Татьяна, которую я полюбил полвека назад. Другой такой быть не могло.
По моему телу, покалывая позвоночник, пробежал морозец, не имеющий ничего общего с холодом в комнате.
Была ли она творением богов… или черных демонов?
Неважно. Важно, что она опять со мной, а все остальное – чепуха.
– Ваша светлость?
– Все в порядке… Марина. Твое имя действительно Марина?
Сомнение, которое проскочило раньше в ее голосе, стало еще более заметным.
– О, сэр… ваша светлость… вы меня знаете?
Ее искренний вопрос, переполненный таким сильным желанием, чуть не разбил мое сердце, как будто я тоже мог чувствовать ее ужасную боль. Я хотел успокоить ее, утешить, приласкать.
Она вся дрожала.
– Пожалуйста, ради Бога, вы знаете, кто я такая?
Ее боль возродила во мне сумасшедшую надежду.
– Ты…
– Пожалуйста, скажите мне. Я не помню своего прошлого.
– Совсем?
– Меня нашли около реки прошлым летом и отвели к брату Григору. Я ничего не помнила, даже своего имени, и он дал мне новое. Потом папа Лазло удочерил меня.
– Как мило с его стороны, – отважился произнести я.
Она передернула плечами и выражение ее глаз сказало мне больше, чем любые слова.
– Он плохо обращается с тобой? – спросил я, стараясь говорить ровным спокойным голосом.
– Он обращается со мной не так уж плохо, сэр… ваша светлость. Но, пожалуйста, вы знаете меня…
– Да, да. Твое имя – Татьяна. Твой дом далеко отсюда, в большом замке. И ты любима. Любима так, как ни одна женщина на земле.
Она не могла воспринять все сразу и вопросы один за одним посыпались из нее, но скоро у нее перехватило дыхание и она замолчала. Она потеряла дар речи, она просто не знала, с чего начать.
– Я расскажу тебе все, что захочешь, – пообещал я. – А пока думай о своем настоящем имени. Татьяна…
Она повторила его несколько раз.
– Но я не помню…
– Ты вспомнишь. Я помогу тебе.
Если она каким-то образом возродилась из небытия, это будет новым началом для нас – началом, не запятнанным убийствами и колдовством, свободным от соперников и старых печалей. Очень, очень редко в своей долгой жизни я бывал растроган до слез и никогда не давал им волю. С момента моего превращения много лет назад я думал, что разучился плакать. Но теперь в глазах у меня вдруг защипало и взор мой затуманился. Я спрятал лицо в ладонях и, хотя их имена могли сжечь мой язык, готов был читать тысячи молитв благодарности богам за то, что они послали на землю ее душу еще раз.
Я поднял глаза и улыбнулся ей. Она неуверенно улыбнулась мне в ответ.
Это было началом.
Но я не успел ничего добавить к сказанному мною. Вернулся Улрич. Татьяна – ибо отныне я именно так буду звать ее – опять вздрогнула, выпрямилась и отшатнулась от него, как ребенок, застуканный рядом с банкой с вареньем. Он заметил это, но не стал делать ей замечания. Он отодвинулся в сторону и вошел второй человек. Меня коротко представили брату Григору.
Его небесного цвета одеяние показалось мне знакомым, но в те времена, когда леди Илона управляла делами, этому субъекту не позволили бы даже чистить горшки на кухне. Он был молодой и энергичный, но очень грязный, с длинной нечесаной бородой и спутанными сальными волосами. Его одежда давно превратилась в лохмотья, покрытые жирными пятнами; на ногах вместо более уместной в такую холодную погоду пары сапог болтались сандалии. Это указывало на то, что он принадлежал к одной из самых фанатичных религиозных ветвей церкви Илоны. Их много развелось за последний десятилетия со дня закрытия границ, и они потеснили своих более скромных духовных братьев, играя на людских страхах. Мало кто из них обладал сильной верой, а значит – силой, в основном они верили в себя. Трудно было понять, какая из этих двух крайностей опаснее. Из уважения к памяти об Илоне я чувствовал нечто, похожее на жалость к тем, кто пустился в ту или иную религию ради совершенствования своей души.
И только из уважения к ней я приподнялся и поклонился этому священнику.
– Вам следует сидеть и отдыхать, лорд Василий, – сказал он. – Вы очень бледны.
Это я знал и без него и не собирался заострять их внимание на цвете моего лица.
– Благодарю, брат, но мне уже лучше. У меня случались подобные… припадки и раньше. Мой лекарь считает их довольно неприятными, но абсолютно неопасными для других. Кружка воды – все, в чем я нуждался, и Марина была так добра, что напоила меня.
Я кивнул ей и она поняла, что ей не следует рассказывать о том, что в действительности произошло между нами.
– Вы должны заглянуть в госпиталь при нашей церкви, чтобы пройти обследование, – продолжал он, чтобы хоть как-то оправдать свое ненужное присутствие.
Представив набитую мухами и такую же грязную, как и он сам, больницу, я вовсе не загорелся желанием воспользоваться его приглашением. Но не успел я ответить отказом, а он уже начал беглый осмотр.
Его рука легла на незащищенную кожу моего лба и обожгла меня.
Она была такой горячей. Огненной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
