Впереди шел Нарайан Сингх. Он знал дорогу. Он был дома.
Устрашающие очертания храма возникли перед нами – я не видела, я просто чувствовала это. Нарайан заторопился. Разбрасывая мокрые листья, его сандалии издавали звук, похожий на шепот. Я все время внимательно прислушивалась, но не слышала ничего нового, пока Лозан Лебедь не начал бормотать себе под нос, жалуясь на судьбу. Будь он поумнее, сидел бы сейчас дома у камина и слушал, как плачут не чужие дети, а его собственные внуки. Вместо этого ему приходится терпеть все эти муки и заниматься какими-то таинственными поисками. А чем все кончится? В лучшем случае, он проживет чуть дольше, чем те, кто втянул его во все это.
– Дрема, тебе не приходит в голову, что, может быть, имеет смысл не мешать этому засранцу? Где-то прокричала сова.
– Кого ты имеешь в виду? И почему?
– Нарайана. Пусть себе наступает Година Черепов. Тогда все мы могли бы сесть сложа руки, расслабиться и не таскаться больше под дождем по уши в дерьме.
– Нет.
Сова прокричала снова. Казалось, она чем-то недовольна.
В ответ, точно насмехаясь, закаркала ворона,
– Но разве не это было первоначальной целью Отряда? Сделать так, чтобы наступил конец света?
– Главари, по-видимому, стремились именно к этому. Но не те парни, чьими руками они собирались выполнить эту работу. Солдаты, скорее всего, вообще никакого понятия обо всем этом не имели. Они вступили в Отряд, потому что так было лучше, чем оставаться дома.
– Это мне очень даже понятно. Наверно, есть веши, справедливые во все времена. Осторожно. Здесь ужасно скользко – наверно, из-за совиного дерьма.
Он тоже слышал, как перекликаются птицы. Несмотря на дождь, козы и ослы отказывались приближаться к святыне Обманников. По крайней мере, до тех пор, пока внутри не вспыхнул слабый свет. Его отбрасывала единственная плохонькая масляная лампа, но по сравнению с тьмой вокруг он казался почти ослепительным.
– Нарайан ничего там не натворит? – спросил Лебедь.
– Я наблюдаю за ним. Каждую минуту. – С него действительно следовало не спускать глаз.
По правде говоря, я рассчитывала на дядюшку Доя. Он, как старый хитрец, скорее заметит какой-нибудь трюк. Как хитрец высокого класса, напомнила я себе, за которым тоже нужен глаз да глаз.
Когда я подошла к двери храма, что-то пролетело над головой. Сова или ворона, не знаю. Я обернулась недостаточно быстро, чтобы разглядеть. Я сказала Ранмасту и Икбалу:
– Охраняйте нас, пока я тут все как следует не проверю. Дой, Лебедь, пошли со мной. Вы знаете об этом месте больше, чем кто-либо другой.
Речник и Гота грязно ругались, прикладывая титанические усилия, чтобы справиться с козами. Сыновья Икбала уже спали прямо там, где стояли, не обращая внимания на продолжающийся дождь.
Я попыталась войти в храм, но Нарайан остановил меня.
– Нет, пока я не совершу обряд освящения. Иначе вы оскверните это святое место.
Для меня это было вовсе не святое место. Меня не беспокоило, оскверню я его или нет. Получалось, что он должен выдать нам что-то вроде разрешения на вход. Ничего, пусть поразвлекается, когда-нибудь это место и впрямь будет снесено с лица земли и тогда уже никто не сможет его восстановить. Но пока я должна ладить с ним.
– Дой, не спуская с него глаз. Ранмаст, и ты тоже. – Он мог испепелить этого живого святого с помощью своего бамбука, если Обманник попытается ловчить.
– Мы же договорились, – напомнил мне Нарайан. Он казался обеспокоенным. И не из-за меня. Оглядывался по сторонам, точно искал что-то, что должно было находиться здесь, но чего не было.
– Ты, главное, сам не забывай об этом, недомерок. Я вышла наружу, на мелкий дождик, который стал еще неприятнее из-за того, что теперь вокруг сгущался туман.
– Дрема, – прошептал Икбал, стоя внизу у начала лестницы. – Смотри, что я нашел.
Я едва расслышала, что он сказал. Малышка по-прежнему капризничала. Измученная Суривайя укачивала ее, мурлыча колыбельную. Она и сама-то была почти девочка, но очень смышленая и красивая. Трудно представить себе, как можно быть счастливой, живя такой жизнью, какая выпала на ее долю. Но Суривайе, казалось, важно было одно – находиться рядом с Икбалом, куда бы ни занесла его судьба.
Легкий ветерок шевелил ветки Перелеска.
– Что?
Мне, конечно, было ничего не видно сверху. Я спустилась по ступенькам храма во влажную, зябкую тьму.
– Вот, – он сунул что-то мне в руки. Куски ткани. Очень хорошей ткани, вроде шелка, шесть или семь кусков, каждый весом в один корнер.
Я улыбнулась в лицо ночи. И рассмеялась. Моя вера в Бога получила новое подтверждение. Эта дьяволица, Кина, снова предала своих детей. Слинк добрался до Перелеска вовремя. Слинк оказался изворотливей Обманников. Слинк сделал свое дело. Сейчас он находился где-то неподалеку, прикрывая нас и готовя Нарайану еще один ужасный сюрприз. Я чувствовал себя гораздо увереннее, когда вошла внутрь и крикнула Нарайану:
– Давай пошевеливайся, Сингх. У нас женщины и дети мерзнут снаружи.
Не везло живому святому. Что бы он ни искал – под предлогом неосквернения своего храма присутствием неверующих, – этого там не было.
Я испытывала сильное искушение швырнуть ему прямо в лицо румели, которые нашел Икбал. Но удержалась. Это лишь разозлило бы его, искушая отказаться от соглашения с нами. Вместо этого я сказала:
– По-моему, у тебя было достаточно времени, чтобы освятить не только храм, но и весь этот проклятущий лес, защитив его от присутствия неверующих. Забыл, как плохо снаружи?
– Тебе следует поучиться терпению, Летописец. Очень полезное качество и для вашей, и для нашей деятельности.
Я снова удержалась и не стала напоминать о том, что мы проявили по отношению к нему просто ангельское терпение. На мгновение его раздражение прорвалось наружу, и Нарайан сбросил что-то на пол. Нельзя сказать, чтобы он совсем не управлял собой. Однако мне впервые приходилось видеть его в состоянии, когда он не чувствовал уверенности, что владеет ситуацией. Сделав мне знак рукой что можно войти, он зашептал что-то. Наверно, тщетно взывал к своей богине.
Эту новую версию храма вряд ли можно назвать хотя бы тенью того, что видели когда-то Ворчун и Госпожа. Теперь идол был деревянный, не более пяти футов высотой и неотшлифованный. Лежащие перед ним жертвоприношения выглядели жалкими и засохшими. В целом храм, похоже, утратил зловещую, мрачную атмосферу места, где было принесено в жертву множество жизней. Да, не слишком славные времена настали для Обманников.
Нарайан упорно продолжал что-то искать. У меня не хватило духа разбить ему сердце, сообщив, что друзья, которых он рассчитывал тут встретить, столкнулись с друзьями, которых надеялась встретить я. Любые взаимоотношения складываются лучше, если остается некоторый элемент недоговоренности.
– Объясни, где ты хочешь, чтобы мы расположились, а где нет, и я постараюсь как можно лучше учесть твои пожелания. – Нарайан посмотрел на меня так, точно я внезапно отрастила лишнюю голову. – Я вот о чем думала в последнее время. Мы ведь какое-то время собираемся действовать сообща. Для всех будет легче, если мы постараемся уважать обычаи и философию друг друга, Нарайан сдался. Он начал объяснять, где можно развести огонь и где разместиться людям. Храм внутри не потрясал размерами и свободного места в нем было немного.
И все же я не сомневалась – Сингх не рискнет повернуться ко мне спиной.
– Ловко ты его надула, – сказал мне Речник. – Он так и просидит всю ночь, прислонившись к стене и стараясь не заснуть.
– Надеюсь, мой храп поможет ему, Икбал, перестань.
Этот глупец вздумал помогать матушке Готе, которая начала готовить еду. К нашей старушенции было опасно приближаться, когда она проявляла свое кулинарное искусство. Об этом в Отряде знали все. Она могла предложить вам попробовать кипяток, чтобы вы не вертелись у нее под ногами.
Икбал усмехнулся, обнажив зубы, состояние которых свидетельствовало о том, что ему нужно срочно проконсультироваться по этому поводу с Одноглазым.
– Ничего, как-нибудь уцелею.
– Ну, смотри.
Неплохо. Совсем неплохо.
Закончив помогать Икбалу, старуха принялась доить коз. Я понимала, какие чувства испытывал Нарайан. Может быть, мне тоже нужно просидеть всю ночь, прислонившись к стене.
Удивительно, но Гота даже не жаловалась.
А дядюшка Дой остался снаружи. По-видимому, чтобы насладиться прохладой и свежестью леса.
52
В этом нечистом храме было сухо, но отнюдь не тепло. Не верилось, что слабенький костерок из ветвей способен разогнать холод, насквозь пропитавший эти стены и разъедающий наши кости и души, точно отвратительный духовный ревматизм. Даже Нарайан Сингх чувствовал это. Он сгорбился у огня, время от времени вздрагивая, как будто в любую минуту ожидал удара сзади. И пробормотал что-то о том, что его вера и без того выдержала множество испытаний.
