Если при одностореннем гипертрофировании низшей конкретной воли возникает естественно уклон к параллельному гипертрофированию низшего разума в ущерб низшей воле, то здесь, обратно, при одностороннем гипертрофировании низшей воли естественно возникает уклон к параллельному гипертрофированию низшей мистики в ущерб низшему разуму. Действительно, в первом случае приписывается первенствующее значение множественной среде, а во втором — единству становящегося духа. Здесь как раз феноменологически сказывается попарная сопряженность в первичном кватернере потенциальных категорий прамистики и праволи, образующих бинер первичных категорий, и пранизшей воли и праразума, образующих бинер категорий вторичных. При одностороннем центрировании на низшей конкретной воле исключительный смысл и значение получает достоверность низшего разума, а при одностороннем центрировании на низшей воле такую абсолютность получает достоверность низшей мистики. Итак, односторонний мистицизм и односторонний рационализм параллельны и по существу тождественны, соответственно, одностороннему индетерминизму и одностороннему детерминизму. Два вида одностороннего гипертрофирования: в бинере сознания и в бинере волевом — всегда неразрывно связаны, ибо это предрешается и онтологической природой категорий, и конкретной феноменологией эмпирического процесса.
§ 32. Система феноменальных категорий конкретно-эмпирического процесса актуального сознания: органичность, причинность и пространственность как проекция в эмпирический мир иерархии синтетических категорий
Как общий вывод из изложенного, мы должны сказать, что природа системы кинетических агентов пневматологических категорий определяется, наравне с подчиненностью синтетической категории последовательности, абинерностью их собственного строения, что проистекает из отсутствия их взаимной органической сопряженности и соподчиненное™. В нисходящей иерархии каждая низшая ступень определяется наложением новых связей, подчиненностью новым условиям обнаруживания бытия. Кинетические агенты пневматологических категорий оказываются поэтому искони подчиненными одновременно всем трем синтетическим категориям, где каждая высшая онтологически порождает низшие, и обратно — лишь в актуальной конкретизации низших соответственно актуализируются и высшие. Истинно иерархическое строение системы синтетических категорий раскрывается в феноменологии кинетических агентов, в возрастании их всеобщности. При этом целостная иерархия оказывается как бы спроектированной в свой низший пояс, т. е. реальности различных планов феноменологически становятся рядоположными, параллельно проявляющимися в тех же самых процессах и актах. Сказанное нуждается в более конкретном пояснении. Каждая низшая синтетическая категория, как и вообще всякая низшая ступень иерархии, имеет бытие, смысл и значение только в ее подчиненности высшим, и вне этой подчиненности есть лишь абстрактная фикция. Так, в данном случае — иерархическое протяжение реально только в природе синархии; категория последовательности существует действительно только в приложении к иерархическому протяжению. Посему подчиненные категории последовательности кинетические агенты ео ipso подчинены и высшим категориям — иерархического протяжения и синархичности. Однако в плане бытия агентов эти высшие категории раскрывается не в своем истинном естестве, а преломляясь через эту же категорию последовательности, т. е. как бы в некоторой искаженной проекции18. Итак, в актуально-конкретной феноменологии кинетических агентов пенвматологических категорий вся иерархия синтетических категорий проявляется sub specie синтетической категории последовательности. Действительно, высшая синтетическая категория — синархичность — раскрывается здесь не в своей первичной простоте, а в разложении прежде всего на полюсы раскрывающего ее бинера, т. е. на всеединство и на иерархизм. Этим синархия созерцается уже sub specie категории иерархичности. Простая сущность, остающаяся таковой во всех стадиях космического процесса, определяется здесь только как его энтелехия, и трансцендентная идея актуальной бесконечности замещается идеей бесконечности потенциальной. Первичное единство здесь воспринимается сознанием или как генетическое, или как синтетическое, но постоянство его самотождества в его простоте и его иерархическом раскрытии (одновременно как со всем его целым, так и со всеми единичными его членениями19), уже недоступно имманентному постижению и делается только абстрактной формулой, лишенной живого содержания. Переходя далее, иерархическое протяжение, проектируясь в сознание, подчиненное категории последовательности, не только распадается на ряд его различных конкретных видов, но и каждое частное протяжение начинает определяться как суммарная совокупность своих членений.
Прежде всего при этом происходит разделение общей идеи иерархического протяжения на две основные группы его видов. К первой группе относятся качественные протяжения, т. е. такие, которые включают в себя или целиком иерархическую координату, или только отдельные ее отрезки. Благодаря этому всякое движение по такому протяжению сопряжено с качественным перерождением объекта; специфической категорией этой группы служит причинность. Ко второй группе относятся количественные протяжения, т. е. такие, которые распространяются только в дурную бесконечность и как бы перпендикулярны истинной качественной иерархической координате. Благодаря этому всякое движение по такому протяжению влечет лишь количественное увеличение размеров объекта, не затрагивая его качественного достоинства; специфической категорией этой группы служит пространственность. Понятия об этих двух группах лишь определяют конечные пределы возможных феноменальных протяжений вообще. В эмпирической действительности мы не встречаем этих пределов в их чистом виде, но в каждом отдельном случае может преобладать либо та, либо другая тенденция. Однако гносеологически мы вполне правомерно можем объективировать абстракции категории причинности и категории пространства как основные трансцендентальные формы конкретно-эмпирических процессов актуального сознания. Только, в противоположность Канту и его последователям, эзотеризм понимает идею пространства в более общем виде, вкладывая в нее несравненно более глубокое и сложное содержание. Ввиду важности этой проблемы как для собственного изложения пневматологической доктрины, так и для выяснения ее отличия от современных европейских учений, мы остановимся на ней несколько подробнее, хотя это и входит в иную дисциплину — эзотерическую гносеологию. Пространство, как это мы знаем со времен Канта, есть неотъемлемая трансцендентальная категория нашего сознания. Она всецело относится к его восприятиям извне и предопределяет предикат пространственное™, неизменно присущий в процессе нашего восприятия всем материальным объектам, т. е. необходимость наличия у них положения и формы в пространстве. Напротив, трансцендентальная категория времени всецело относится к внутренней деятельности сознания и предопределяет последовательность чередования восприятий и процессов сознания. «Вне себя мы не можем наглядно представить время, точно так же, как пространство нельзя представить находящимся внутри нас»20. При этом как пространство, так и время в своей трансцендентальной природе одинаково являются вполне определенными, простыми, неизменными, не допускающими никаких изменений и модификаций, т. е. природа части, какова бы она ни была, всегда остается качественно тождественной природе целого, и все различие частей состоит исключительно в различии их количественных размеров. «Можно представить себе только одно-единственное пространство, и если говорят о многих пространствах, то под ними разумеют лишь части одного и того же единого пространства». «Пространство существенно едино: многообразное в нем, а следовательно, также общее понятие о пространствах вообще, основывается исключительно на ограничениях»21. «Различные времена суть лишь части одного и того же времени»22. Отсюда вытекает, что трансцендентальные чистые умозрения пространства и времени находятся для нашего сознания в состоянии как бы полного параллелизма между собой. Каждое из них относится к особому миру, вернее, основополагает его; эти два мира хотя и объединяются в сложное целое в содержании и процессах сознания, но вместе с тем остаются каждый в себе вполне самостоятельным, только сопутствующим и параллельным другому, ни при каких условиях не прев-ратимым в него a priori.
Если трансцендентальность чистых умозрений пространства и времени есть аподиктическая достоверность и установление ее Кантом является великим достижением его гения, то другие постулаты его «трансцендентальной эстетики» представляют собой лишь так называемые «очевидные истины». — Нет в мире ничего более ложного и зловредного по своим влияниям и последствиям, чем эти «очевидные истины»! Достаточно указать хотя бы на такие всем и каждому «очевидные истины»: солнце вращается вокруг земли, невозможно ни при каких условиях определить химический состав небесных тел, голос человека не может быть слышен за сотни верст, а его глаз не может видеть сквозь светонепроницаемые предметы, — а между тем все эти очевидности ошибочны. Открытие Коперника, спектральный анализ, телефон и ультрафиолетовые лучи Рентгена дают такие достоверности, которые хотя и прямо противоположны перечисленным очевидностям, но в то же время вполне согласны с законамы природы. И здесь вполне уместно поставить вопрос: в чем именно заключается ошибочность этих злополучных «очевидных истин»?
