Мышцы напряжены, тверды. Кожа удивительно гладкая. Сначала я исследую его теплую плоть, скользя ладонью вдоль дельтовидной мышцы. Вниз по спине. Вверх по позвоночнику и по плечам.
Поражаюсь силе этих плеч, силе косых мышц живота. Исследую верх ягодиц, желая оттянуть пояс шорт и погрузить руку внутрь.
Он дрожит. По коже бегут мурашки.
― Этот массаж должен щекотать? ― бормочет он.
― Ш-ш-ш, расслабься, ― напеваю я ему в шею. ― Это новая техника бабочек. Этому учат только во французских массажных салонах.
― Ах, ну, хорошо, это имеет смысл, я думаю.
Наклоняюсь.
― Я обещаю, что все закончится хорошо.
Просто не могу остановить свои руки от блуждания; он чувствуется слишком, слишком хорошо под моими ненасытными руками.
Мои пальцы играют с концами его волос, спускаются вниз по его толстому бицепсу, затем по предплечью. Через бедро, через задницу. Обе ладони параллельно движутся вверх по позвоночнику, большие пальцы разминают на подъеме.
Я массирую ему шею, сжимаю плечи, большими пальцами делаю всю работу. Звук его довольного вздоха — это агония.
Настолько, что я больше не могу носить одежду. Отстраняюсь, чтобы снять рубашку. Расстегиваю свой лифчик. Убираю длинные волосы, чтобы между нами не было барьера, когда мои твердые соски касаются его спины.
Боже, прикосновение кожи к коже опьяняет.
Ретт стонет, когда я целую его между лопаток, грудь касается его спины. Нежные поцелуи в шею. Теплые, влажные прикосновения. Мягкие.
Сексуальные.
Я придвигаюсь ближе, чтобы поцеловать его за ухом. Облизываю его мочку. Обхватываю за талию, накрыв ладонью его грудные мышцы. Ласкаю.
Огромная медвежья лапа Ретта нащупывает мое бедро, тянет меня сзади, притягивает ближе, гладит бедро, пока я самым немассажным образом осыпаю поцелуями его тело.
― Черт, Лорел. Отодвинься, дай мне перевернуться.
Я откатываюсь назад. Ретт поворачивается ко мне.
Наши рты сливаются. Эти большие, умелые руки сгребают меня в охапку. Обхватывают мою грудь и массируют.
― Твои руки чувствуются так хорошо, ― я подбадриваю его хриплым стоном, мои пальцы нащупывают завитки у основания шеи. Играют с ними. Целую его до потери сознания.
Ретт отстраняется.
― Мои руки не слишком грубые?
― Нет. Нет, они потрясающие. Положи их обратно.
Правда в том, что я чувствую каждую грубую мозоль на подушечках пальцев, каждый из них ― память о жертвах, которые он приносит, чтобы выиграть. Для его команды. Быть лучшим. Напоминая мне, какой он чертовски стойкий. Какой невероятный, мужественный и сильный.
Эти волшебные руки скользят по моей ключице, по плечам и рукам, словно жидкость. Теряются в водопаде моих волнистых волос. Поигрывают с концами, отодвинув их в сторону.
Моя грудь тяжело вздымается от бьющегося сердца, когда Ретт отстраняется, молча изучая мой бледный торс несколько мучительных секунд, желание ясно написано в его вопросительном взгляде.
Ретт нерешительно протягивает руку и кончиком пальца нащупывает мою темную ареолу. Его карие глаза некоторое время задерживаются на моей груди. Оставаясь там, отслеживая движения своего большого пальца, когда он касается моего сморщенного соска.
Потом другого.
Бушующие гормоны заставляют мою грудь набухнуть. Тяжело. Умоляя об освобождении.
Тем не менее, Ретт медленно изучает мои изгибы, прохладный воздух его спальни укрепляет и без того жесткие вершины. Боже, это так замечательно.
― О чем ты думаешь? ― шепчу я, выгибая спину под его ладонью.
― Я думаю обо всем. ― Палец лениво кружит и кружит вокруг моего соска. Слегка щипает.
Выпрашивая больше внимания.
Ммм. Мои зубы скребут по губам.
― Борьба?
Он облизывает губы.
― Определенно не борьба.
― Что же тогда? ― я выдыхаю слова, почти задыхаясь.
― Я думаю, что это самая красивая грудь, которую когда-либо видел. ― Кончик пальца скользит по нежной плоти моей груди. ― Не могу поверить, что прикасаюсь к ним.
Он может сделать больше, чем просто дотронуться до них — и я хочу, чтобы он прижался ко мне ртом так отчаянно, что мне не хватает воздуха.
В этот момент раздается громкий стук — чей-то кулак наносит два сильных удара в дверь спальни, и пронзительный мужской голос кричит:
― Специальная доставка, ублюдки!
Еще один удар ― и рука Ретта замирает. Другой прижимает палец к губам.
― Тсс.
Потом он кричит:
― ЧТО? Иисус. ― Вытягивает шею в сторону стука. ― Чего ты хочешь?
Краткая пауза.
― Джинджер (прим. Ginger ― в другом переводе Рыжик), ты там? Убедись, что наш чувак упаковывает свое мясо!
Я поднимаю голову на звук царапанья по деревянному полу: длинная золотая полоска презервативов просунута под дверь. В холле слышится смех, а затем отдаленный звук хлопнувшей входной двери.
Две пары напряженных взглядов фокусируются на этих пакетиках из золотой фольги.
Его.
Мой.
Секс, секс, секс, ― вещают пакетики презервативов в комнату. Оргазм, оргазм, оргазм.
Я знаю, что Ретт тоже так думает, и даже не могу сожалеть о том, что нас прервали, потому что и не думала покупать их, и насколько я знаю Ретта, у него их тоже нет. Если бы мы собирались заняться сексом, он бы не планировал этого, ему пришлось бы встать, пройти по коридору и попросить своего соседа.
Вид их, кажется, приводит нас обоих в возбужденный туман, и он устраивается на мне, опираясь на локти, паря. Вращая бедрами. Я чувствую его длинную, твердую эрекцию через спортивные шорты, через джинсы.
Он гладит мои распущенные волосы. Проводит пальцем по подбородку. Вниз по шее, к тому месту за ухом, которое способно свести меня с ума от похоти.
Ретт не торопится, прежде чем целомудренно поцеловать меня в висок. Край глаза. Рот. Подбородок.
― Лорел? ― выдыхает он.
― Да? ― ловлю я
― Ты… ― Когда он делает паузу, я выгибаюсь всем телом, сокращая расстояние между нами, кончики моих грудей касаются его.
Покачиваются.
― Что? ― Обнюхиваю его шею. Лижу. ― Ты можешь спрашивать меня о чем угодно.
Наши рты снова сливаются, прежде чем он отвечает, проглатывая свой вопрос, четыре руки внезапно повсюду. Неистовые. Ретт снова перекатывается, увлекая меня за собой; теперь я сверху, оседлав его бедра.
Глядя вниз, пока он смотрит на меня, я располагаюсь над его эрекцией. Расстегиваю металлическую пуговицу на джинсах, пока он смотрит, приковывая свой взгляд к этому месту. Тяну вниз молнию, пока руки блуждают по моему телу. Ласкают нижнюю часть моей груди.
Играет с поясом моих штанов.
Я наклоняюсь так, чтобы моя грудь касалась его обнаженной кожи.
― Тебе это нравится? ― спрашиваю я, проводя носом по раковине его уха. ― Мне нравится твоя кожа. Ты такой теплый.
Его руки пробегают по моему позвоночнику, зарываются мне в штаны. Я приподнимаюсь, когда он осторожно стягивает джинсы с моих бедер. Большие пальцы цепляются за мое нижнее белье.
― Я отчаянно нуждаюсь в тебе, ― стону я между поцелуями. ― Отчаянно.
Боже, он мне так нравится. Я утопаю в его совершенстве. Его добродушии и чистом сердце. Романтике его второго языка. Милых карих глазах и красивой улыбке.
― Ты?
― Да, Ретт, я.
― Ты хочешь, чтобы я… ― Он с трудом сглатывает, кадык подпрыгивает. Смотрит на мою грудь, потом на дверь. На пол. ― Ты хочешь, чтобы я… поднял их с пола?
Я целую его в челюсть, посасываю нижнюю губу.
― Думаю, мы готовы сделать следующий шаг, не так ли?
Его гигантская лапа обхватывает мою челюсть, глаза изучают меня.
― Я знаю, но не хочу давить на тебя.
― Забавно — я думала о тебе то же самое.
Мы смеемся, нервы посылают мой смех в небольшие припадки. Нижняя половина трясется, тело опустошено, когда он бросает меня на кровать, чтобы оставить, крадется через комнату, хватая презервативы с пола. Бросает их на покрывало, чтобы они были рядом.
Стягивает шорты вниз по мощным бедрам. Стоит в одних трусах и, раскрасневшийся, забирается обратно на середину кровати.
