Или замуж, правда, выйти, что ли? У Павла Брауна долг. Но это бы еще ничего, если он машину продаст и отдаст долг за квартиру. В активе будет квартира, которую можно сдать. Дополнительный доход. А такая машина в семье все равно не нужна. А если Серый действительно возьмет его на работу, то будет уже две зарплаты. Две зарплаты, плюс за квартиру, минус неизбежные расходы на мужика в доме… Интересно, ему на зиму покупать ничего не нужно? Ну, все равно получается, что Павел Браун не такой уж незавидный жених. Тогда можно будет и «Фортуну» бросить. Или хотя бы сократить до двух… нет, трех вечеров в неделю.
Зоя вдруг с удивлением обнаружила, что сидит рядом со своим сундуком с сокровищами и что-то пишет на обратной стороне счета за телефон. Уже всю обратную сторону исписала. Подсчитывала заработки своего будущего мужа Павла Брауна и расходы на его содержание. Вот так, Павел Браун, будете знать, как делать необдуманные предложения малознакомым девушкам, свихнувшимся на почве стяжательства…
Нет, Павел Браун, ничего вы знать не будете. Такие вещи нельзя знать чужим людям. Да и своим людям знать не обязательно.
Зоя закрыла коробку, спрятала ее за белье на той полке, куда никто никогда не лазил, и поискала ночнушку… А, да, ее же Федор на кухонные тряпки порвал. Хорошие получились тряпки, Федор очень хвалил. Бессовестный. Придется новую надевать. Хотя можно и не надевать — вон жара какая. Нечего вещь зря изнашивать.
Она разделась, потушила свет, влезла под простыню и с удовольствием вдохнула аромат сушеной ромашки. Все-таки молодец Елена Васильевна, научила хорошие травки в подушке зашивать. Надо ей завтра тоже купить что-нибудь интересненькое… тряпочку какую-нибудь забавную… ниточки хорошие… бусы какие-нибудь, и лучше — россыпью… Колечко ей надо подарить, вот что. С во-о-от таким рубином. Обрадуется!.. Смешно.
Нет, «Фортуну» пока бросить не получится.
Глава 11
Третий день Павел прямо после работы ехал в свою квартиру и сразу втыкался в ремонт. Ничего капитального тут не надо было затевать, электропроводка, трубы, сантехника — это все в полном порядке, но возни все равно получалось много. Главным образом потому, что одной пары рук для любого ремонта все-таки недостаточно. Особенно если время поджимает. С чего бы вдруг его стало поджимать время, — этого он даже сам себе объяснить не смог бы. Макаров его не гнал. То есть до такой степени не гнал, что вечерами встречал его криком: «Ну что ты так долго опять?! Обещал не бросать, а сам вон чего, честное пионерское…» Макаров радовался, что они опять живут рядом, что можно поговорить о чем-нибудь, похвастаться своими достижениями, похвалить Павла за что-нибудь, обругать ни за что… Павлу страшно нравилась болтовня Макарова, он с ним душой отдыхал. Ну, и не только душой — Макаров играючи освободил его абсолютно от всех бытовых проблем, чего уж там. Даже сунулся с предложением помочь в ремонте или рабочих найти, но тут Павел категорически отказался. Макаров обидчиво буркнул: «Попросишь еще…» — но настаивать не стал. Ну и хорошо. В работе-то Макаров, конечно, не помешал бы… А вот после работы — нет, ну его. Береженого бог бережет. Павел совсем не хотел, чтобы Володька поперся за ним в «Фортуну». Потому что каждый вечер после одиннадцати Павел сворачивал свою трудовую деятельность, переодевался в чистое и не спеша, пешочком, вроде бы для моциону, топал в эту самую «Фортуну», чтоб она провалилась.
В понедельник он явился туда уже около двенадцати, постоял минутку у входа, машинально ответил на приветствие швейцара — с прошлого раза запомнил, что ли? Или слух о его горячей дружбе с крутым Серым и сюда уже докатился? — и направился в бар, с недоверием, с беспомощной самоиронией и даже с некоторым испугом прислушиваясь к радостному нетерпению, которое затрепыхалось где-то внутри. «Где-то внутри — такого органа нет», — на всякий случай напомнил себе Павел как профессионал. «Ладно-ладно, — ответило ему радостное нетерпение. — Грамотные все стали. Иди уж давай». Ну, он и пошел.
За стойкой бара стоял хмурый мужик примерно под сорок, важно и молча разливал из шейкера зеленую пену по четырем стаканам — на высоких табуретах у стойки сидели как раз четыре посетителя, тоже слегка хмурые.
— А где Зоя? — удивился Павел. — Уже в ресторан пошла? Вроде бы рано еще, она же с двенадцати танцует.
— Не танцует сегодня, — обиженным тоном сказал хмурый бармен. — Ресторан фирма какая-то арендовала, у Зои выходной… А я без перерыва остался… — Подумал, повздыхал и добавил уже не так недовольно: — Вообще-то она не обязана нас подменять, просто привыкли все уже. Когда приходит пораньше — тут же и за стойку встает. Хоть какой-то передых. Поесть-попить можно, покурить, домой позвонить. А сегодня я без перерыва остался.
— Сочувствую, — искренне откликнулся Павел. — Без перерыва тяжело… А завтра Зоя будет?
— Будет, — еще больше обиделся бармен. — А толку-то? Завтра не я, завтра Люська работает.
В понедельник Павел приехал к Макарову в двенадцать, и тот очень переживал по поводу самоубийственного трудового энтузиазма лучшего друга.
Во вторник ближе к ночи посыпался мелкий нудный дождь, совсем не холодный, но исключительно надоедливый, поэтому Павел доехал почти до самой «Фортуны» на троллейбусе и был там уже в половине двенадцатого. Опять немножко потоптался у входа, ведя внутреннюю дискуссию со своим радостным нетерпением. Радостное нетерпение явно побеждало в этой дискуссии, и Павел почти уже шагнул к входу… Но тут из этого самого входа — чтоб он провалился — вышла Зоя в сопровождении карликового бегемота. Ну, может, и не из тех, кто на балконе над зеркальным залом топтался, но породы той же. Зоя опять была в новом обличье — в белых узеньких брючках чуть ниже колен, в ажурной желтой хламиде, надетой на черный топик и завязанной узлом на груди, и в белых высоких ботинках на шнуровке. Ботинки были на плоской подошве, и Зоя, конечно, даже близко не была той оглоблей в красных шортах, но карликовый бегемот в лучшем случае доставал ей до бровей. Карликовый бегемот свернул направо от входа, потопал в темный угол веранды, недовольно бурча:
— Иди сюда, здесь никого… Лезут и лезут, поговорить спокойно негде.
Зоя пошла за ним, вертя на пальце какой-то лохматый ком на веревочке. Вся ее пластика выражала крайнее недовольство. У карликового бегемота вообще никакой пластики не было. Павел отступил за веранду влево, притаился в тени и насторожил свое правое ухо.
— Ну, Зой, ты же меня тоже должна понять! — доверительно сказал карликовый бегемот.
— А как же! Я понимаю! — У Зои был задушевный, даже ласковый голос. — Егор Семенович, я ведь не капризничаю. Это работа, тут уж ничего не поделаешь. На любой работе бывают производственные травмы.
