с интересом разглядывая в момент повзрослевшего парня. 
Да, все-таки у Горина с Арским намного больше общего, чем мне раньше казалось. Оба — самцы-доминанты, разящие наповал харизмой и мощной энергетикой одновременно.
 — Но… я… Вы… ой! — сдувается блондинка и вот теперь ее странно бегающий взгляд мне тоже не нравится. — Прошу прощения… но Виктор Алексеевич, правда, занят.
 — Ничего, мы не помешаем, — Денис приобнимает меня за талию и подталкивает вперед.
 Делать нечего.
 Да и деваться некуда. Особенно когда перед самым носом, лишь для проформы стукнув один раз о косяк, распахивают дверь и…
 — Сюрприз!
 Пи@дец!
 Произносим мы с Гориным вместе.
 Он вслух. Я молча.
 А все потому, что над сидящим в начальственном кресле Арским нависает Оленька. Хорошо нависает, чуть ли ему ни под самый нос свои прелести, вываливающиеся из низкого декольте платья в облипку, подсовывая. Правда, к чести мужа, тот это безобразие не видит — сдвинув брови, внимательно читает какой-то документ.
 Но на приветствие реагирует моментально. Вскидывает взгляд и…
 Как там говорят: тону в его глазах?
 Ой, тону! Да еще как тону, но молча, не подавая признаком потопления.
 А после на Марковой фокусируюсь. Брюнетка резко оборачивается, замечает меня, хищно улыбается и на пару сантиметров прижимается к моему мужу ближе.
 Ссучка крашеная!
 По телу пробегает горячая дрожь отвращения. Качаюсь вперед-назад. Пальцы сводит судорогой.
 Хочется…
 Нет, не убежать.
 Проредить идеальную шевелюру принцесски-мерзавки, чтобы держалась подальше от занятого мужчины.
 Моего мужчины.
 Сжимаю кулаки, в момент забывая, что я — девочка хрупкая и нежная, прищуриваюсь, но…
 — Привет, родная, я по тебе пи@дец как скучал, — не отрывая от меня взгляда, Виктор сдвигает Маркову в сторону и целенаправленно начинает надвигаться.
 И всё.
 Тоннель.
 Я на одном конце, он на другом. И больше никого вокруг. А расстояние сокращается рывкам.
 Шаг — рывок.
 Шаг — рывок.
 Шаг.
 Вместе.
 — Привет, — успеваю пискнуть, прежде чем мой рот затыкают поцелуем. Требовательно-наглым и бессовестно-напористым.
 Сладким. М-м-мм.
 Вот он рай.
 — Ты поэтому посреди планерки встал и, не сказав ни слова, сбежал? — оторвавшись от моих губ, хмыкает Виктор, обращаясь к Денису.
 В отличие от моего сбитого дыхания, он чувствует себя просто прекрасно. И не скрывает этого, сияя широкой улыбкой. Но меня больше радую руки мужа, которые не позволяют отстраниться и лишь теснее прижимают к горячему телу. Еще и узоры замысловатые на пояснице выводят.
 — Решили устроить сюрприз, партизаны? — макушку опаляет горячее дыхание.
 — Ну ты же рад? — ухмыляется Горин и мне подмигивает.
 Вот же заговорщик фигов.
 Хотя с таким точно можно ходить в разведку. Он своих не сдает.
 — Я рад? — Витя приподнимает бровь. — Да нет, я счастлив. Это лучший сюрприз, какой мне могла сделать жена.
 Лучший?
 Морщу нос и улыбаюсь, вспоминая, с какими горящими предвкушением глазами запихивала все четыре полосатых теста в рюкзак. Ага, они у меня тут, рядышком.
 Так что скоро проверим правдивость его слов.
 — Василий Иванович, прошу меня извинить, но на сегодня встреча закончена. Семья превыше всего, думаю, Вы понимаете, — не разжимая рук, Арский поворачивается в сторону дивана у дальней стены, куда я до этой минуты не смотрела.
 Ого, оказывается тут и Марков собственной персоной присутствует. И теперь сидит, и изучает меня внимательным взглядом.
 Только как бы он не пыжился, его милой дочурке ничего здесь не обломится. Вскидываю подбородок и также прямо рассматриваю мужчину в ответ.
 Кажется, он меня понимает без слов, потому что кивает и поднимается на ноги.
 — Конечно, Виктор Алексеевич.
 — И еще момент, — голос супруга звучит ровно, но жесткие нотки в нем улавливаются без труда, как и сталь в мимолетном взгляде, который он бросает в сторону Ольги, — пожалуйста, на переговоры не приводите с собой посторонних. Это лишь снизит вероятность успеха в наших совместных делах.
 Еще один согласный кивок, рукопожатие, и гости вместе с Денисом отправляются на выход.
 А я…
 Я еле сдерживаю порыв, чтобы не придать Оленьке ускорение пинком под зад.
 И нет, я не бешеная истеричка. Это гормоны шалят. Ага.
 — Я целую секунду думал, что ты развернешься и сбежишь, — поправив свалившийся мне на глаза локон, Витя, сканирует меня внимательным взглядом.
 Мы сидим в его кресле. Точнее, Виктор в кресле, а я у него на коленях. И словно насыщаемся близостью, восполняя пробелы тех дней, когда были вдали друг от друга.
 — Вот еще, — фыркаю, никуда я не денусь. У нас же с тобой сделка. Забыл?
 — Не забыл, — улыбается, подушечками пальцев скользя по бровям, скуле, губам. — А если бы не она?
 Морщу нос.
 — У меня есть твоё кольцо со словами.
 — И ты в них веришь?
 — Я тебе верю.
 — И то, что я тебя люблю, знаешь?
 — Чувствую, — киваю. — Что тебя волнует, Вить?
 Заглядываю в темно-серые глаза, где переливается гремучая смесь эмоций. Не спокойный он совсем. Ох, какой неспокойный.
 — Не хочу, чтобы между нами оставались тайны.
 — И? — хмурю брови.
 Неужели снова что-то случилось?
 Придерживая меня одной рукой за спину, второй Арский тянется к верхнему ящику стола и достает знакомый договор.
 — Читай.
 Читаю.
 И чем дальше скользит по строчкам мой взгляд, тем шире становится улыбка.
 — Ви-тя, это не тот текст онли-сделки, который ты мне озвучивал, пытаясь запугать, — прищуриваюсь спустя пятнадцать минут.
 — Ну да… немного не тот, — кивает супруг с серьезным видом.
 — Совсем не тот, — упорствую. — Это обычная доверенность на возможность представлять мои интересы во всех инстанциях, пока идут суды над Игнатовыми.
 — Угу.
 — В чём подвох? — смотрю на натянутого струной мужа.
 — Ни в чем, — звучно выдыхает и заключает мои щеки в «чашу» из своих ладоней. — Я просто хочу, чтобы ты знала, что ничего мне не должна. Абсолютно ничего. Понимаешь?
 — Понимаю.
 Вновь тону в его глазах.
 И обожаемом сочетании аромата мандарина и корицы.
 — И я не обираюсь ничего от тебя требовать. Ясно?
 — Ясно, — вытягиваю губы трубочкой, чтобы так сильно не улыбаться. — Значит, буду просто тебе доверять, просто любить и… — вытаскиваю из рюкзака четыре разных теста на беременность и выкладываю их поверх «договора», — просто рожать наших детей.
 Оказывается, иногда и у мужчин пропадает дар речи.
 Зато в этот момент очень громко говорят их глаза, которые смотрят на тебя, как на сокровище.
 Громко говорят их губы, которые дарят самую светлую и счастливую улыбку на свете.
 Громко говорят их руки, которые, чуть подрагивая, накрывают совершенно плоский еще живот.
 Громко говорит их сердце, которое сбивается, а после начинает биться с твоим в унисон.
 Счастье любит тишину.
 Я точно знаю…