целыми днями занимались переводами и штудировали учебники истории… Да, Витя, бывшим генералам в жизни намного сложнее приходится, – признался Наум Исаакович, посмотрев на меня. – А еще мы написали письмо «на самый верх», где содержались оперативные предложения по противодействию американским частям «зеленых беретов». Наше письмо получило одобрительную оценку секретаря ЦК КПСС Шелепина, курировавшего вопросы государственной безопасности. Потом к нам в тюрьму прислали майора Васильева из Первого главка для обсуждения организационных деталей. Ну и еще он привез целых два килограмма сахара… Меня-то уже выпустили, а вот Павел Анатольевич до сих пор сидит, – продолжил свой невеселый рассказ Наум Исаакович. – В позапрошлом году, когда праздновали двадцатую годовщину Победы в Великой Отечественной войне, наши ветераны подали заявление главе государства с просьбой о пересмотре наших уголовных дел. Среди двадцати четырех ветеранов разведки НКВД было пять Героев Советского Союза и такой известный человек, как Рудольф Иванович Абель [103].
Кстати, нынешний Генеральный секретарь вполне нормальный мужик. В годы войны был настоящим боевым офицером, воевал под Новороссийском на маленьком плацдарме в тылу немецких и румынских войск. При высадке морского десанта сейнер, на котором в числе десантников находился полковник Брежнев, наскочил на якорную мину и погиб. Леониду Ильичу повезло, он в момент взрыва находился не в кубрике, а на верхней палубе. Раненного и контуженного взрывом его выбросило в море. Поэтому именно из-за этой контузии у Леонида Ильича бывают серьезные нарушения речи… Над этим кое-кто из сопляков, видевших войну только в кино, посмеивается. Но вот в его окружении остались многие из хрущевской команды. Они-то, как говорится, и напевают ему в уши… А без нормальных людей в правительстве, один, он ничего при всем желании не сделает.
При этих словах Эйтингона Пинкевич приложил палец к губам, указав рукой на журнальный столик, на котором стоял телефон.
– Пускай слушают, – усмехнулся генерал. – Я никакой тайны из этого не делаю. И когда девятого мая встречался с ветеранами нашего управления, я это же, не скрываясь, говорил. Я говорил еще в тюрьме и сейчас говорю, что на Украине после хрущевской амнистии бывшие бандеровцы уже пролезли в органы местного самоуправления. А их дети уже занимают посты в партийных и комсомольских органах. О чем тут говорить, если Василь Кук – последний командующий УПА, сейчас живет в Киеве и работает в Академии наук Украинской ССР. А это убежденный мотивированный нацист. Каким он был, таким он и после выхода из тюрьмы остался. Между прочим, нынешний первый секретарь Шелест в русских областях Украинской ССР проводит очередную «украинизацию». Во Львове или Тернополе, если ты в магазине и кафе обратишься по-русски, то с тобой даже разговаривать не будут. Нацистская идеология потихоньку и на восток Украины приходит… И Брежнев не может этого не знать, – чуть помедлив, добавил Эйтингон.
– Знаете, Наум Исаакович, как мне в лагере один бандеровец сказал, когда его по амнистии выпускали? – спросил я у Эйтингона. – «Мы воспитаем своих детей и внуков, и они сделают то, что не удалось нам. Полностью очистим неньку-Украину от жидов и москалей, когда придем к власти».
Пинкевич, сделав страшное лицо, опять указал рукой на телефон.
– Да брось ты, Саня. Это же не я говорил, а бывший ротенфюрер из эсэсовской дивизии «Галичина». А у них на Западной Украине это ведь национальные герои, сам знаешь. Еще год отсидки остается нашему Павлу Анатольевичу, – вздохнув, проговорил Эйтингон.
Потом он замолчал, но по перекатывающимся на лице желвакам было видно, что он тяжело вспоминает свое недавнее прошлое. Первым нарушил установившееся молчание Пинкевич:
– Ладно, спасибо вам большое, Наум Исаакович. А мы с Витей пойдем. Нам еще на Казанский вокзал надо, на послезавтра взять ему билет до Оренбурга.
– Ну что ж, удачи вам, ребята. – В прихожей генерал, прощаясь, крепко обнял меня. – Если будешь еще когда в Москве, то заглядывай или позвони. Адрес и телефон у товарища полковника возьмешь… Ну, и ты, Александр Иванович, не забывай свое бывшее начальство, – крепко пожал Эйтингон руку Пинкевичу.
«И как еще оно там, в будущем, сложится?» – мелькнула у меня мысль, когда мы спускались по подъездной лестнице. Но, как оказалось, мои сомнения были очень даже напрасны. Машина, запущенная целым начальником отдела управления военной контрразведки КГБ, завертелась подобно хорошо смазанному механизму. Уезжая из Москвы, я уже имел на руках документы для предоставления в военкомат по месту жительства. Это было отношение, полученное Пинкевичем в штабе бригады специального назначения Московского военного округа. С максимально возможной быстротой закрутилась спецпроверка, проводящаяся по двум линиям – госбезопасности и МВД. После окончания проверки я прошел в военкомате медкомиссию. Да, тюрьма и все прочее здоровья мне не прибавила. Оказалось, что у меня теперь плохо видит правый глаз – последствия травмы, полученной на шахте, когда я еще отбывал свой срок под Ленинабадом. Здесь неожиданно мне помог наш участковый, ставший после непродолжительной беседы с полковником КГБ почти что ангелом-хранителем для нашей семьи последние три месяца жизни в поселке. В общем, я был признан всеми врачами годным для службы в воздушно-десантных войсках. А старшина, в общем-то, оказался нормальным мужиком, не растерявшим совесть. А когда он узнал мою биографию, то проникся уважением, ведь он сам был из фронтовиков. Прощались мы с ним почти друзьями, и с его хорошим знакомым врачом-окулистом, помогшим мне пройти медкомиссию.
После переезда в поселок Чучково Рязанской области Айжан устроилась учительницей в местную школу, а сын, учась в восьмом классе, стал готовиться к поступлению в мореходку. Собственно, куда поступать, он еще не решил. То ли в гражданское мореходное училище, то ли в нахимовское…
* * *
– Становись! Равняйсь! Смирно! – Я оглядел строй солдат и офицеров роты специального вооружения, а затем скомандовал: – Вольно, товарищи! Тема нашего сегодняшнего занятия – это ближний огневой и рукопашный бой. Я расскажу и объясню, что это такое и какое холодное оружие традиционно используется в русской армии веками. Поймите и запомните главное – спортивные единоборства ничего общего с ведением рукопашной схватки не имеют. Более того, в бою, идущем на уничтожение, эти навыки чрезвычайно вредны. Я говорю сейчас о боксе, борьбе и практикуемом в наших воздушно-десантных войсках модном ныне карате, – пояснил я, поймав при этом брошенный искоса взгляд командира роты. Я знал, что он полгода назад перевелся в нашу бригаду из ВДВ, где служил командиром минометной батареи. И сейчас я явно бросаю камень в его огород.
– В спортивных единоборствах достижение победы – это игра по правилам, где для этого расходуются все силы. Ну и противник у вас, естественно, может быть только
