Глава четырнадцатая
Огни Больвангара
Фардер Корам и Джон Фаа сильно беспокоились из-за того, что ничего не слышно и не известно о миссис Колтер, но с Лирой они этим не делились. Впрочем, они не знали, что и Лира из-за этого тревожится. Она боялась миссис Колтер и часто о ней думала. И если лорд Азриэл был теперь «отец», миссис Колтер так и не стала «матерью». Виной тому был деймон миссис Колтер, золотая обезьяна, вызывавшая у Пантелеймона неодолимое отвращение и, как догадывалась Лира, шпионившая за ней, как тогда, с алетиометром.
И наверняка они гонятся за ней; глупо ждать от них чего-то другого. Доказательство – хотя бы этот жук.
Но удар последовал совсем с другой стороны. Цыгане собирались устроить привал, дать отдых собакам, починить пару саней и подготовить оружие для атаки на Больвангар. Джон Фаа надеялся, что Ли Скорсби сумеет найти подземный газ, чтобы наполнить свой меньший шар и разведать местность. Однако аэронавт, следивший за погодой не менее пристально, чем любой моряк, сказал, что будет туман, – и в самом деле, едва они остановились, как все затянуло мглой.
Ли Скорсби знал, что с неба ему ничего не разглядеть, и ограничился проверкой снаряжения, хотя оно было в безупречном порядке. И вдруг из темноты на них обрушился град стрел.
Трое рухнули сразу и умерли без звука, так что никто ничего не заметил. Только когда люди стали неуклюже падать на постромки или неожиданно ложиться и затихать, ближайшие к ним сообразили, что происходит. Но было уже поздно: опять посыпались стрелы. Некоторые люди поднимали глаза к небу, озадаченные беспорядочным стуком, производимым стрелами, которые попадали в дерево и в обледенелый брезент.
Первым опомнился Джон Фаа и начал выкрикивать команды, стоя посреди поезда. Застывшие руки и ноги пришли в движение, подчиняясь ему, а с неба все сыпался деревянный дождь, начиненный смертью.
Лира стояла в стороне, и стрелы пролетали над ее головой. Пантелеймон услышал их раньше, стал барсом, сшиб ее, чтобы она была не такой заметной мишенью. Стирая с глаз снег, она повернулась на бок и вглядывалась в полутьму, пытаясь понять, что происходит, почему там такая суматоха и шум. Она услышала могучий рев, лязг и скрежет железа – это Йорек Бирнисон перепрыгнул в броне через сани и ринулся в туман. Оттуда донеслись крики, рычание, треск, хруст, звук чудовищных ударов, вопли ужаса и яростный рев медведя, крушившего врагов.
Но каких врагов? Врагов Лира не видела. Цыгане столпились перед санями с намерением их защищать, но из-за этого (даже Лире было понятно) сделались только более удобной мишенью; а стрелять из винтовок в перчатках и рукавицах было неудобно: она услышала всего четыре или пять выстрелов, между тем как стрелы по-прежнему сыпались не переставая. И с каждой минутой падало все больше людей.
«Что же ты, Джон Фаа! – молча сокрушалась она. – Ты не предвидел этого, и я тебе не помогла!»
Но размышления ее длились не больше секунды: громко зарычал Пантелеймон, и кто-то – другой деймон – налетел на него, повалил на снег, сбив дыхание самой Лире. Потом чьи-то руки потащили ее, подняли, заткнули рот вонючей рукавицей, перебросили ее в чьи-то другие руки, так что нечем стало дышать, и закружилась голова, и заболело все тело. Ей вывернули руки за спину до хруста в плечах, кто-то связал ей запястья и нахлобучил на голову капюшон, чтобы заглушить ее крики – а она кричала, и громко:
– Йорек! Йорек Бирнисон! Помоги!
Но услышал ли он? Понять было нельзя – ее таскали туда и сюда, потом бросили на что-то твердое, и оно стало подскакивать и дергаться, как сани. До нее доносились дикие, неразборчивые звуки. Один раз она как будто расслышала рев Йорека Бирнисона, но очень далекий, а потом от всех ощущений остались только тряска, удушье, боль в вывернутых руках. Она всхлипывала от ярости и страха. Потом послышались незнакомые голоса.
– Пан! – прохрипела она.
– Я здесь, тсс, я помогу тебе дышать. Лежи тихо…
Мышиные лапки подергали капюшон, рот немного освободился, и Лира глотнула морозного воздуха.
– Кто они? – прошептала она.
– Похожи на тартар. Кажется, попали в Джона Фаа.
– Не может быть…
– Я видел, как он упал. Но он должен был ожидать такого нападения. Это же понятно.
– А мы должны были ему помочь! Надо было посмотреть алетиометр!
– Тихо! Притворись, будто ты без сознания.
Хлопал бич, тявкали на бегу собаки. По тому, как дергались и подпрыгивали сани, понятно было, что едут они быстро; Лира пыталась расслышать звуки боя, но донеслось только несколько слабых, далеких выстрелов, а остальное заглушал скрип саней да хруст снега под собачьими лапами.
– Они везут нас к Жрецам, – прошептала она.
В памяти всплыло слово поврежденные. Лирой овладел отвратительный страх, и Пантелеймон прижался к ней теснее.
– Я буду драться, – сказал он.
– И я буду. Я их убью.
– И Йорек, когда узнает. Он их разорвет.
– Далеко мы от Больвангара?
Пантелеймон не знал, и они решили, что дотуда меньше дня пути. Они ехали так долго, что в ногах у нее начались судороги, но наконец бег замедлился и кто-то грубо стянул с нее капюшон.
При свете мерцающей лампы она увидела широкое азиатское лицо под капюшоном из росомахи. В его черных глазах поблескивало довольство, и они еще больше повеселели, когда Пантелеймон-горностай вылез из анорака и, зашипев, оскалил белые зубки. Деймон человека, большая грозная росомаха, зарычал в ответ, но Пантелеймон не дрогнул.
Человек посадил Лиру и прислонил к бортику саней. Она валилась набок, потому что руки у нее все еще были связаны за спиной; тогда он спутал ей ноги, а руки развязал.
Несмотря на густой снег и туман, Лира разглядела, что человек этот очень сильный, и тот, кто сидел впереди и правил собаками, – тоже; они прекрасно удерживали равновесие в кренящихся санях, и было ясно, что, в отличие от цыган, чувствуют себя в этом краю как дома.
Человек заговорил, но она, конечно, ни слова не поняла. Он попробовал на другом языке – с тем же результатом. Тогда он сказал по-английски:
– Как зовут?
Пантелеймон предостерегающе взглянул на нее, ощетинился, и она сразу его поняла. Эти люди не знают, кто она такая! И ее похитили не потому, что она связана с миссис Колтер; так что, может быть, они посланы не Жрецами.
– Лиззи Брукс, – сказала она.
– Лиззи Брукс, – повторил он. – Везем тебя в хорошее место. Хорошие люди.
– Кто вы?
– Самоеды-люди. Охотники.
– Куда вы меня везете?
– Хорошее место. Хорошие люди. У тебя панцербьёрн?
