– Вот вам блокнот и авторучка, – передавая эти предметы Марианне, говорил доктор Кумар. – Вы будете записывать всё, что я вам буду говорить. Особенно прошу вас заносить на бумагу все просьбы и жалобы больных – сёстры не успевают это делать, они записывают назначения врачей, медикаменты, процедуры, диету. А у больных бывают ещё и посторонние просьбы, то есть не касающиеся лечения как такового: позвонить кому-то по телефону, навести какие-либо справки, достать книгу, да мало ли что? Наша обязанность – предоставить больному всё, что в наших силах, в пределах разумного, конечно. Ну-с, – произнёс он, вставая, – желаю удачи! Помните, что нет благородней профессии, чем профессия медика – кем бы он ни был, от нянечки до профессора. Я буду рад, если вы полюбите эту работу, хотя многие её и не выдерживают.
Разговаривая так, доктор и Марианна дошли до лечебного корпуса и ступили в его белые стены. Переступая этот порог, Марианна про себя произнесла несколько слов молитвы, прося Всевышнего быть милостивым к ней и дать силы для этой новой и пугающей работы! Внутри её гулял какой-то неприятный холодок, и Марианна ясно понимала, что это не простое волнение, это страх. Но когда доктор открыл дверь и вошёл в первую палату, Марианна заняла место за его правым плечом и почувствовала, что этот человек не даст её в обиду, не даст ей пропасть.
Сосредоточившись на том, что ей говорил доктор Кумар, Марианна не заметила, как к ним присоединились ещё две женщины – очевидно, медсёстры и высокий, полный индус – лечащий врач. Образовалась группа из пяти человек, где Ауробиндо Кумар был главным. Он и по рангу был главным врачом отделения и то, что это авторитетный и опытный специалист, было видно по всему: по тому, как он разговаривал с больными и как те отвечали ему, и с каким вниманием и даже подобострастием слушал его медперсонал, коллеги.
Марианна была с ним рядом, и это придавало ей уверенности. В её блокноте уже появились первые записи – число, день, час, номера палат, имена больных.
Больные были тяжёлые. День сегодня был прекрасный, не жаркий, и выздоравливающие, те, кто мог передвигаться, прогуливались в саду. В палатах, на специальных огромных кроватях, управляемых педалями, лежали люди, сломленные болезнью. Иссохшие тела, потемневшие лица, ввалившиеся рты, лихорадочно блестевшие глаза, в которых читалась мольба и… надежда, надежда и… мольба. Почти все палаты были рассчитаны на две кровати, и только в некоторых кровать была одна. На них лежали «тяжёлые» и нередко те, перед недугами которых медицина была бессильна.
В одной из таких одиночных палат на кровати под тёплым одеялом лежал пожилой индус с редкими седыми волосами, с глубокими морщинами на измождённом лице. Заглянув через плечо доктора Кумара в историю болезни этого старика, Марианна с несказанным удивлением узнала, что это вовсе не старик, а молодой человек двадцати семи лет! Она содрогнулась при виде того, что может сделать с человеком болезнь. Она не поняла диагноза, который был написан по-латыни, но дальше на хорошо знакомом ей английском языке было написано: «Понижение тонуса тканей. Пониженное артериальное давление вследствие инфекционно-нервно-эндокринных заболеваний. Резкие головные боли, головокружение, невозможность стоять на ногах, самостоятельно передвигаться. Состояние больного постоянно ухудшается». Не надо было быть врачом, чтобы понимать: жизнь в этом теле едва теплится.
Когда доктор Кумар выслушивал и осматривал больного, он лежал неподвижно, безучастно, едва отвечая на вопросы врача. Взгляд его, устремлённый в потолок, вдруг остановился на Марианне. Марианна, поймав этот взгляд, улыбнулась в ответ. Усталое, безразличное выражение исчезло с его лица, больной сделал усилие, пытаясь приподняться. Марианна с доктором помогли ему сесть, Марианна держала его за плечи, а доктор подхватил его руки выше локтей и велел санитарке быстро принести ещё одну подушку, чтобы подложить её под спину. За всё время болезни этот молодой человек ни разу не оказал сопротивления своему недугу, наоборот, он полностью отдавал свои силы болезни, что сводило все усилия врачей к нулю. Если бы он, хоть немного помог врачам, проявил бы, хоть йоту самообладания, желания одолеть недуг, медицина могла бы поставить его на ноги. Но что-то было в судьбе этого человека, из-за чего он не хотел выздоравливать, он хотел, чтобы его оставили в покое. Все советы врача он игнорировал, мог неделями отказываться от еды, выплёвывать лекарства. Это был тяжёлый, капризный больной, и врачам приходилось, и кормить, и лечить его насильно. И вдруг – первое движение, даже не движение, а порыв!…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ну, ну, молодцом, – подбадривал его доктор Кумар, – давай, давай, приподнимайся!
– Доктор, – тихо попросил больной, – пусть она, – он кивнул в сторону Марианны, – побудет со мной. Я, знаете ли, доктор, всё это время её ждал. Вот наконец-то она пришла. Побудь со мной, – сказал он, уже обращаясь к Марианне, – не уходи, красивая, я сегодня ночью видел тебя во сне… – Нет, он не бредил, и сознание его было ясным, он несколько раз упрямо повторил, что видел её во сне. – Да, видел. Сегодня ночью ты приходила ко мне!…
Марианна вопросительно посмотрела на доктора Кумара, и тот всем своим видом показал: «Да, конечно надо остаться, выслушать больного, который вдруг, после долгих недель упадка, состояния предельной истощённости расслабленности, безразличия ко всему, неожиданно проявил интерес к окружающему, к новому лицу, желание что-то сказать – это великое благо для борьбы с недугом!»
– Я принесу вам ужин, – проговорила Марианна, – посижу с вами, и мы поговорим!
– Не обманешь? – спросил больной, и в голосе, и в глазах его появилась та самая надежда и мольба, которая помогает человеку выжить, выздороветь.
– Если этот юноша справится, сам захочет жить, это будет ваша заслуга, Марианна! – взволнованно говорил доктор Кумар, когда они возвращались в ординаторскую. – И вы хорошо сделали, что пообещали принести ему ужин, может быть, он и поест нормально, не станет капризничать и устраивать голодовки.
В это время по коридорам больницы уже катились тележки с горячим рисом, мясными соусами, овощами и другими блюдами знаменитой индийской кухни, а госпиталь Святого Сингха мог гордиться своими поварами.
По совету доктора Кумара Марианна принесла в палату ужин не только для больного, но и для себя. Она придвинула к его кровати маленький круглый стол, помогла молодому человеку сесть, прислонившись к подушкам, поставила перед ним специальный столик-поднос, и они оба принялись за еду.
Но первое, что этот молодой старик выговорил, заставило Марианну поперхнуться.
– Послушай, – сказал он совершенно серьёзно, – если я поправлюсь, буду опять здоров, ты выйдешь за меня замуж?
– Милый, хороший, – засмеялась Марианна, откашливаясь, – вы даже не знаете, как меня зовут! А уже – замуж…
– Это не важно, – прервал он Марианну. – Ты знаешь, как меня зовут? Не знаешь? Меня зовут Аймар Тупи-Гуарани, но ты зови меня просто Аймар. А я буду звать тебя… ну, как мне тебя называть?
– Марианна. Так можете меня называть. И мы вернёмся к этому разговору, когда вы выздоровеете. Хорошо?
– Вы смеётесь надо мной, – вдруг помрачнел Аймар, – а ведь я говорю серьёзно. Я никогда не был женат, и жизнь моя сложилась так глупо, мне всегда не везло, родители мои умерли от какой-то подлой лихорадки, когда я был ещё младенцем. И я всю жизнь выбивался в люди. И я стал лётчиком, летал в США, в Японию, Великобританию, но однажды мне дали не самолёт, а таратайку, он в воздухе стал разваливаться, пришлось катапультироваться – и вот результат: болячки меня одолели.
С грустью и жалостью слушала Марианна сбивчивую речь этого несчастного, безнадёжно больного, для которого вдруг блеснул луч надежды. А бедняга уже тяжело дышал, голова его упала на грудь, и видно было, что та крошечная вспышка энергии, благодаря которой он смог сесть на кровати и съесть несколько кусочков салата и ложку риса, отняла у него весь запас сил. Она сняла с его одеяла столик-поднос с блюдами, которые в основном были нетронуты, вынула из-под спины лишнюю подушку, уложила и погладила его по щеке, как ребёнка. Так когда-то укладывала она спать маленького сына, и малютка требовал, чтобы она обязательно посидела у его кровати, до тех пор, пока он уснёт. Это была такая славная материнская обязанность – сидеть у кровати, мурлыкать песню, поглаживать тихонько по щеке…
