class="p1">До и после описанных событий фигура сотворила еще немало чудес, в том числе и довольно масштабных. В частности, она даровала испанским христианам победу над маврами. Здесь нужно отметить, что решительно все праведники, включая сторонников Даана, принимали на веру каждое предание о священном изваянии и даже приходили поклоняться ему. Так почему тогда те же люди отказывались верить в чудесное прозрение Жанейро, случившееся совсем рядом? Тем более что сам португалец выдумать подобную историю бы не смог. Дело в том, что богослов не умел ни читать, ни писать, а также не представлял себе принципов построения таких сюжетов, не понимал, что в них важно, а что нет. Во всей той последовательности событий, которые составляли его житие или деяния, он был, очевидно, ведомым.
Житие Даана тоже имело таинственную страницу, которую будущий столп церкви всеми силами скрывал. Дело в том, что в возрасте четырнадцати лет ему показалось, будто уготованная отцом судьба вовсе не для него. Самого родителя уже не было в живых, и когда юноша, со свойственной возрасту решимостью, сообщил такую новость во время семейного ужина, младшие братья и сестры рассмеялись, а вот старшим было не до смеха. Что при этом подумала мать, никто так и не узнал, поскольку она лишь, улыбнувшись, опустила глаза и принялась тихонько молиться.
После ужина рассерженные братья слегка побили Даана, заперли его в комнате, оставив только несколько священных книг и наказав заучить их наизусть. Люди не очень большого ума, они искренне полагали, что действуют как благодарные сыновья, тем самым исполняя волю покойного отца. Им было невдомек, чего именно тот желал для своего любимого Даана. Также они не понимали характер младшего брата, и того, что их действия скорее оттолкнут его от служения. Наконец, уж точно они и представить не могли, что все оставленные тексты он давно уже знал назубок.
Через несколько дней мятежник сбежал из заточения, отправившись скитаться по стране. Домой он более не возвращался никогда. Даану довелось увидеть много горя, страданий, болезней, стариков и покойников, но не это подтолкнуло его обратно к предначертанной стезе. До поры юноша связывал свое будущее с тем, чтобы работать помощником мельника или сыровара – остановиться на одной из этих двух профессий он никак не мог. Вообще проблема выбора, исключение всех путей ради одного, всегда была краеугольной и трудноразрешимой для Даана. До конца своих дней он будет завидовать способности Жанейро на категоричные, безапелляционные суждения, превращавшие его слово в орудие веры, и никогда так и не узнает, что португалец искренне восхищался его рассудительностью и вдумчивостью, которые не давали скептикам возможности усомниться в истинности слов голландца.
Но все это будет потом. Пока же юный Даан лишь изредка впадал в недоумение, задаваясь вопросом: почему же отец был столь настойчив, направляя его к служению? Это не давало скитальцу покоя до тех пор, пока однажды вечером, в час отдыха после тяжелой работы на мельнице, из ниоткуда перед ним не возник старик. Никогда прежде, равно как и никогда впоследствии, Даан не видел этого человека. Тем не менее тот обратился к голландцу по имени и объяснил, почему юноше, пока не поздно, надлежит вернуться в лоно церкви и никогда более его не покидать. Закончив, таинственный гость исчез прямо на глазах пораженного проповедника.
Это было настоящее чудо! Без сомнений! Даан знал, что оно случилось на самом деле, и тем удивительнее тот факт, что голландец никогда и никому о нем не говорил. Вероятно, он считал, что, будучи пересказанной, описанной устно, его сокровенная благодать станет неотличимой от лживых бредней португальца и других шарлатанов, которые во множестве бродили тогда по Европе. Это важно для понимания того, каким человеком был Даан: тот случай, о котором иные бы трубили на каждом углу, стал самой оберегаемой его тайной. Странно… Но после встречи со стариком голландец незамедлительно вступил в орден и со временем начал проповедовать.
Через несколько десятилетий эти двое владели умами большей части европейцев. Были и другие широко известные богословы, но Жанейро и Даан входили в число самых почитаемых – тех, к кому прислушивались. От всех прочих их отличало, однако, еще и то обстоятельство, что они, никогда не видевшие друг друга, оказались непримиримыми врагами.
Нельзя сказать, что все остальные проповедники пребывали в идиллическом согласии. Воззрения каждого в чем-то да не совпадали с мнениями других. Иногда это доходило до споров и даже до публичных оскорблений. В то же время вражда «святого брабантца» и «спасителя из пещеры» выделялась уже хотя бы масштабом. Почти сразу – еще тогда, когда они не знали имен друг друга, – она приняла форму открытой войны, наполненной непостижимой злобой и бескомпромиссной ненавистью.
Несмотря на то что оба принадлежали к одной вере, они не сходились в великом множестве вопросов, за исключением разве что самых фундаментальных догм. Конечно, поначалу они друг за другом не следили. Даан стал известен гораздо раньше уже потому, что пошел тропой «официальной» церкви. Внимание всего франкоговорящего мира было приковано к простому помощнику сыровара, который начал заново открывать Августина. Когда впоследствии выяснилось, что он происходит из достаточно зажиточной семьи, это оттолкнуло несколько сотен человек из его паствы, но привлекло тысячи.
Путь Жанейро был куда более тернистым. Начнем с того, что он никогда не собирался проповедовать, не шел к этому, не прикладывал усилий. Важнейшие события его жизни, как правило, случались внезапно, неожиданно для него самого. И вот однажды не прочитавший ни одной книги человек обнаружил в себе знания догматов веры. Откуда? Как? Через пару дней к растущему знанию прибавилось еще и собственное мнение, а к концу недели невесть откуда возникла и способность красноречиво рассуждать о нем. Это тоже стало своего рода прозрением.
В первую очередь Жанейро поделился отдельными соображениями с попутчиками, побиравшимися вместе с ним на дорогах. Потом он начал рассказывать что-то тем, кто подавал. Португалец сразу заметил, что стоило добавить к жалкому виду и протянутой руке проповедь, как ему начали значительно чаще и охотнее предлагать вдобавок к монетам ночлег и ужин.
Сначала скитальца пускали к себе бедные крестьяне, потом – зажиточные землевладельцы, позже – горожане, а там дело дошло и до вельмож, которые, нужно сказать, уже слышали о пещерном спасителе, ведь молва распространялась куда стремительнее, чем он успевал переставлять свои тонкие истертые ноги. Вскоре Жанейро ходил по стране не в компании таких же нищих, но вместе с последователями. Знатные особы принялись хлопотать за него, многие давали приличные деньги, позволявшие долго
