«Закон сродностей»
Из биографических глав мы уже могли составить себе представление о том, какова была лично для Сковороды практика самопознания: ведь она недвусмысленно обнаруживает себя едва ли не в каждом его жизненном действовали!! слове, жесте. Кажется, трудно и представить себе более наглядную в своей цельности судьбу: вся она состоит из уходов, отказов, бегств. Сковорода то и дело уходит от кого-нибудь или от чего-нибудь. Уходит от неприятных ему ситуаций, положений, условий. Уходит, то извиняясь, благодаря и застенчиво раскланиваясь, то клокоча от возмущения, негодуя: «Не мое, не для меня, не по мне!» — вот едва ли не характернейший его жест. Он постоянно оказывается в ситуации выбора и постоянно — сознательно или неосознанно — избирает одно и то же.
И каждый из таких уходов и отказов делался для не го очередным актом самоопределения, подтверждением правильности предыдущих исходных поступков, тем драгоценным личным опытом, который, как мы помним, оп в несколько шутливой форме изложил, беседуя с харьковским губернатором: «Я сию ролю выбрал, взял а доволен».
Ему навязывались ситуации, которые не отвечали его природе, предлагались одежды, в которых он чувствовал себя скованно. Он желал быть самим собой.
Была в этом его опыте еще одна чрезвычайно существенная сторона, почерпнутая уже не из наблюдений за собственной природой и свойствами окружающих его людей.
Достаточно было ему шагнуть за обочину степной дороги и присмотреться к пестроте разнотравья; или лечь в траву и поглядеть немного на безымянное сборище насекомых; или войти в лес и подетски, будто впервые, удивиться разнообразию деревьев, листвы, мхов; или прислушаться к лесным мелодиям… Иногда и у взрослого человека возникает потребность задавать себе наивные, «детские» вопросы. Зачем и почему, однако, все так разнообразно и непохоже друг на друга в природе, и какой же заключен тут для человека тайный урок, какое начертано назидание? Ведь, кажется, куда бы было проще, если бы природа несколько подсократила число своих составных и вообще несколько подравняла свои формы в сторону наглядной справедливости: так, чтобы все камин сияли, будто алмаз, все звери были сильны, как лев, и все деревья долголетни, как кедр ливанский. При нынешнем же положении вещей звезда весьма разнится от другой звезды в сиянии и известности, а крошечной рыбке воды требуется неизмеримо больше, чем громадному слону.
Но вот ведь, каждое существо рождалось и продолжает рождаться со своим неповторимым букетом качеств и свойств, со своей особой целью. И в этом его правота, его правда.
Гармоническое равновесие природы может зиждиться лишь на согласованном сосуществовании необозримого в своем разнообразии множества несхожих пород, или, как говорили во времена Сковороды, «чинов естества». Из этого-то принципа бытийного равновесия вещей, предметов, существ и исходил мыслитель, свидетельствуя о существовании универсального «закона сродностей». Проявляясь на всех уровнях миротворения и, может быть, нагляднее всего на его низших, простейших уровнях, этот закон распространен и на людскую общность. Своя, говорит Сковорода, «сродность» или своя, как он еще говорит, «стать» есть у каждого человека. Она может заявить о себе уже в детском возрасте, в любимых играх и занятиях ребенка, она громко говорит о себе в поступках в склонностях взрослого человека. «Мать блаженная натура» никого не обидела, никого не обделила сродностию. В ее щедром раздаянии всем и каждому нет и намека на равнодушно механическое распределение «лучших» и «худших» ролей. Присущая человеку сродность, стать есть то поприще, на котором он с наибольшим благом для себя и для всех способен выявить свою жизненную потенцию. Сродное человеку дело есть и самое легкое для него, потому что в нем он наиболее удачлив, ус пошлин, значителен, продуктивен.
Но сродность не просто задана человеку, она ему вручена как необработанный алмаз, который нуждается в отшлифовке; и потому она одновременно и данность и результат — итог умного, творческого человеческого делания. Следовательно, она может остаться в человеке и непроявленной, затемненной. Но и тогда она будет ему давать знать о себе — в чувстве неудовлетворенности, неустроенности.
Заявленная ужо в «Наркиссе» и «Асхани», детально затем обыгранная на «зверином» материале «Басен Харьковских», тема сродности с наибольшей полнотой развернута в диалоге «Алфавит, или букварь мира», который относится к образцовым работам мыслителя и является своего рода сводом, содержащим не только онтологическое, гносеологическое и антропологическое учение Сковороды, по и его практическую философию, социальные воззрения. Одна из глав диалога, названная автором «Приметы некиих сродностей», представляет собой подробную оценку самых разных типов человеческой деятельности — здесь рассматриваются «сродность к хлебопашеству», «сродность к воинству», склонность к ученым занятиям, торговле, ремеслам, искусству.
Человек, познавший свое сердце, свою природную стать, поистине достоин любования. «Что до мене надлежит, куда мне мил всяк человек в сродности своей! Не могу довольно насладиться позором (то есть зрелищем. — 10. Л.), когда он действует, и его действие, как смирна, издает благовоние. И воином кто рожден, дерзай, вооружайся!.. С природою скоро научишься! Защищай земледельство и купечество от внутренних грабителей и внешних неприятелей. Тут твое щастие и увеселение. Береги звание, как око. Что слаже природному воину, как воинское дело? Закалать обиду, защищать страждущую и безоружную невинность, заступать общества основание — правду — сей есть его пресладкий завтрак, обед и ужин».
Развитое Сковородой учение о человеческих сродностях как о наиболее благоприятных для каждой личности формах ее самовыявления в мире не могло не породить в его творчестве и само собой разумеющегося вопроса о человеческом счастье.
Вводя слово «счастье» в философский оборот, Сковорода, надо сказать, весьма далеко отошел от архаического, узкоутилитарного и законнического осмысленияз того слова как необходимой, жестко обусловленной «участи», зависимой от рокового предначертания, фатума, судьбы.
В его «щастьи» есть нечто лучащееся, теплоносное, безмерно разлитое в мир. Здесь в самом звучании как бы присутствует светлая положительная стихия, роднящаяего с целым кругом других «высоких» слов: «свет, радость, веселие, живот, воскресение, путь, обещание, рай, сладость и пр. — все те означают сей блаженный мир».
«Люди в жизни своей трудятся, мятутся, сокровиществуют, а для чего, то многие и сами не знают… изобретаем разные напитки, кушаньи, закуски дли услаждения вкусу; изыскиваем разные музики, сочиняем тьмуконцертов, минуетов, танцов и контратанцев для увеселения слуху; созыдаем хорошие домы, насаждаем сады, делаем златотканные парчи, материи, вышиваем их разными шелками и взору приятными цветами и обвешуемся оными, дабы сим зделать приятство глазам и телу нежность доставить; составляем благовонные спирты, порошки, помады, духи и оными обоняние доволствуем».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
